Ломачинский Андрей Анатольевич

   Тематически сгруппировано по заявкам читателей
  
   КУРЬЕЗЫ ВОЕННОЙ МЕДИЦИНЫ И ЭКСПЕРТИЗЫ
  
  
   САМОЕ ГЛУПОЕ САМОУБИЙСТВО
  
   На мой крестьянский взгляд умных самоубийств вообще не бывает. Ну разве когда бойца моджахеды окружили, а патронов нет. Дёргает боец колечко на последней гранате и уходит в мир иной, заодно подсадив по пути парочку алахакбаровцев до их любимого аллаха. По сути это не самоубийство, а перевод собственной смерти из разряда мучительных в геройские. В остальных случаях самовольный уход из кино, под названием жизнь, есть бааальшая глупость. Хотя одни глупости глупее других. А этот случай о самой глупой из них.
  
   В начале 1970-х ПИЯФ был ЛИЯФ. Ленинградский Институт Ядерной Физики. Работало там много разного народу - в основном люди солидные. Но были и несолидные. Рыжик был из несолидных, хотя сам себя он считал вторым по значимости в науке, сразу после Эйнштейна. Было ему полных 24 года, и работал он лаборантом. Как его в действительности звали, я забыл. Кличку свою он получил за редкую веснушчатость и лисий цвет волос. Наш гений любил покритиковать Общую Теорию Относительности (правда без особой логики и какой-либо алгебры на бумаге), зато утверждал, что располагает доказательствами существования эфира, как некой абсолютной системы отчета, но все, кому он показывал свои работы, над ним смеялись. Однако дома он находил своим изысканиям безоговорочную поддержку в лице мамы и некоторых друзей детства. Такие авторитеты укрепляли его в мысли, что его просто не могут понять вследствие 'их скудоумия' и зазнайства. Так или иначе, но через год наш самородок не считал никого достойными, чтобы показывать им свои гениальные работы. А еще он был известен тем, что каждый год поступал то в Физтех, то в ЛГУ, где неизменно получал на вступительных экзаменах двойку или по физике, или по математике, в зависимости от того, какой экзамен был первым. Не помогала даже "профильная" характеристика с места работы. Похоже, что у Рыжика были весьма большие проблемы с зашкаливающей самооценкой, в пух и прах разбивавшей принцип здравой социальной адаптации и оценки реальности. Знаете, бывает - мама внушает бездарю, что он нечто особенное в этом мире. Бездарь верит. Хочет стать Ломоносовым-2, а становится невротиком. Хотел бы стать автослесарем, может жил бы счастливо.
  
   После армии вернулся Рыжик в свой институт. Отслужил парень, а ума не набрался, хоть вроде должен был распрощаться с юношеской сопливостью. Тяжелый случай. А тут ещё угораздило Рыжика влюбиться. В МНСа, точнее в молодую младшую научную сотрудницу. Ох тётка была! Красоты неописуемой и при этом умная - редкое сочетание. Ну на мой взгляд, после Кюри-Складовской молодым женщинам в экспериментальной ядерной физике не место. Говорю так не из-за махрового сексизма-мачизма, а с точки зрения элементарной биологии. Мамками им быть. У мужика в этом плане получше устроено - половые клеточки каждые три месяца меняются, а вот у девок - как с момента созревания наделались, так и сидят до самого климакса, излучение ловят. Ну наша красавица на такую сторону личной гигиены плевала и работала с жутко радиоактивными солями радия.
  
   Давай Рыжик за этой красавицей ухаживать. Ну у девки диссертация в голове, да и взгляд на жизнь был посолиднее ювенильного максимализма. Надоел ей Рыжик своими приставаниями. И вот в очередной раз Рыжик улучил момент и давай этой даме в любви до гроба клясться, да руку и сердце предлагать. А дама решила его дурь в конструктивное русло перевести. Ну и говорит ему, что мол выйду за тебя замуж, как только ты физиком станешь. Поступай в универ, отучись, а там подходи, если желание сохраниться. Ну тому бы за книжки сесть, да к экзаменам подготовиться. А зачем? Невротика труд тяготит. Поперся Рыжик в университет, как всегда уверенный, что и без книжек умный. Сочинение сдал, а на математике схватил банан. Вот и вернулся на работу после второго экзамена. Давай опять к своей "невесте" клеиться. Тётке это уже порядком надоело, и она ему в глаза прямо высказала все то, что о нем думает. Типа - ты тупой лодырь с воспаленным самомнением, плюс маменькин сынок, а не мужик. Таким и давать противно, не то что замуж идти.
  
   Резанули Рыжика эти слова. Первый раз за всю жизнь он осознал, что его мирок с реальным миром не совпадает. Что о его "значимости" люди диаметрально противоположное мнение имеют. И навалилась на Рыжика фрустрация, или в обиходе полное крушение надежд. Опять же, Рыжик был сынок маменькин, а поэтому никаких реальных методов борьбы с фрустрацией он не знал. Всю жизнь за него мама боролась со словами, подобными "не верь, мой сыночек, все они врут от зависти к тебе, такому умному и значительному." В данной ситуации эти слова не сработали. Ну какая зависть у пославшей его дамы сердца? Ну мужички самостоятельные выход из подобных проблем быстро находят. Вариантов много, от "куплю бутылку и забуду", через "уйду к другой", до "учиться-учиться-учиться" или "работать-искать, найти и не сдаваться". Короче обидный эпизод, но не конец жизни. У Рыжика же наступил конец жизни, потому как сама жизнь смысл потеряла. Смысл его жизни был насквозь невротический, выдуманный. Вот он рухнул, и оказалась калечная Рыжикова душонка, как улитка без раковины под палящим солнцем. Невыносимое состояние. Мамочка это видела. Ей бы сунулю-переростка к психиатру сводить, так нет. Она с "маменькиной мудростью" посыпала ему соль на рану - если ты, мое сыновье великолепие, об этой дуре не забудешь, я тебя любить перестану!
  
   Самый сильный спусковой крючок на глупости. Психологически у любого взрослого мужика любовь к женщине - это прокрутка второй раз своей детской любви к матери. А тут из-за дешёвой материнской ревности такой болезненный удар в одно и тоже место. Решил Рыжик всех наказать. Возлюбленную свою и мамочку в первую очередь, ну и себя тоже. Да и вообще весь мир, за то что он такое говно и Рыжика не оценил. Решил Рыжик показушно сдохнуть, и чтоб все вокруг него бегали да жалели. Абсолютно детское желание "несправедливо" наказанного мальчика - желание сделать истерику и скандал вокруг "обиды". Помните, как дети орут в магазине, когда их мамка на выход за руку тянет? Рёв их, последнее средство мамочку наказать - пусть все окружающие видят, какая мамка у меня плохая. Рыжиково инфантильное подсознание включило тот же самый механизм.
  
   Так как нашему "ребеночку" шел 25-й годик, то орать благим матом было не солидно. Окружающие бы не поняли. Поэтому Рыжик взял из маминой домашней аптечки шприц и тихонько пробрался в лабораторию к своей отринутой любви. В специальном сейфе его любовь хранила радиоактивные материалы. Материалы были строго учётными, и всякое их использование регистрировалось в специальном журнале. Расход-наличие и записи сверялись ежедневно. Ну а учёные в чём-то народ простецкий и комбинацию от сейфа записали на корочке той самой тетрадки. Так вот Рыжик стащил ампулу с солями радия и сделал соответствующую запись в учетном журнале. Странички в журнальчике пронумерованы, прошиты, а прошива опечатана - не вырвешь. Будут начальство и следователи читать. Запись была довольно пространной, страницы на две. Там Рыжик подробно описал, какое все дерьмо, а любовь его в первую очередь. А кончался сей опус фразой о том, что жить с подобным к нему отношением, ну совершенно невозможно, и поэтому Рыжик добровольно умирает, пустив себе радий по вене. Ну а кого винить в этой смерти - смотри вышенаписанное. Написав сию обидку, Рыжик и вправду открыл ампулу и сделал себе внутривенный укол её содержимым. Положив шприц в контейнер с радиоактивными отходами, поехал страдалец домой. Одного этот дурак не знал - сколько Кюри он хапнул, и что его ждёт. Кюри - это не та женщина, с которой ядерная физика начиналась, а тех Кюри, точнее Милликюри, в которых радиоактивность в честь той женщины меряют. А хапнул он немного. Совсем недостаточно, чтоб быстро, но мученически, сдохнуть. Но всё же достаточно, чтобы в конце-концов сдохнуть. Хоть бы в этом вопросе книжки почитал.
  
   На утро пришла зазноба на работу. Открыла журнальчик и обомлела. Побежала к начальству. Начальство разозлилось, но подумало, что это всего лишь запись, так сказать безобидная месть Кота Леопольда. Но на всякий случай сообщило куда надо о факте пропажи радиоактивных материалов послало на дом к Рыжику в помощь КГБ дозиметриста. Приехали ГБ-шники обыск делать. Да обыскивать нечего - фонит от самого Рыжика и от унитаза, куда тот писял. Ну и чуть от кроватки, где тот бессонной ночью потел, ожидаючи смерти. Правду, значит, написал. Дезактивировали унитаз, засунули в спецконтейнер постель, а самого Ромео загрузили в ментовский "бобик", заперли в заднем отделении в одиночестве и наказали сидеть на противоположной от водителя стороне. Чтоб не облучал хороших людей почем зря. Сами в другую машину сели и поехали всей гурьбой на ВПТ (в Клинику Военно-Полевой Терапии, что в Военно-Медицинской Академии). Там Рыжика сдали в надежные руки офицеров медицинской службы.
  
   Военно-полевые терапевты такому подарку очень обрадовались. Это же какая удача - получить столь чистый эксперимент по инкорпорированной (внедренной в тело) радиации без сопутствующего внешнего облучения. Что там крысы-собаки, редкая возможность представилась на самом человечьем организме эффект посмотреть! Позвонили в ЛИЯФ, уточнили "дозняк". Очень удачно всё складывается - и химически, и по активности, и по времени всё известно. Удачно для врача-экспериментатора, не для Рыжика. Для Рыжика как раз плохо. Хроническая лучевая болезнь. Сразу не сдохнешь, а будешь долго-долго мучаться.
  
   На первый день всё было в норме. Сразу после беседы с пришедшим из соседней Клиники Психиатрии дежурным специалистом, Рыжик под предлогом "я всё понял, больше не повториться" стал просится домой. К тому же маму на отделение не пустили. Рыжика обнадежили, что всё ещё впереди. Не обманули. Мучения начались со второго дня. Дело в том, что радиация убивает самые быстроделящиеся клетки. Ну например костный мозг и выстилку кишечника. Последняя у нас полностью обновляется за 24 часа. Старый эпителий мы съедаем-перевариваем, а новый за один день наращиваем. Так вот этот процесс у Рыжика притормозился, и пошли язвы, где только можно. Ну Рыжику сразу сделали полный кровеобмен. Сменили его собственную грязную кровь на чистую донорскую. Потом стали колоть лекарства, тяжелые соли связывающие, давай делать разные ферезы да диализы - специальными аппаратами кровь от поступающего из тканей радия чистить. Только поздно уже. Много радиации вывели, но много и осталось. В основном в костях. А в костях у нас кровь делается.
  
   Не заставила эта костная радиация себя долго ждать - стало Рыжиково кроветворение угасать. Потихоньку. При острой лучевой болезни дело совсем по-другому обстоит. Бахнул ядерный взрыв, облучил человека за секунды. Ну костного мозга много передохло. Передохло - кроветворение стало. Но не надолго - после паузы кроветворение медленно восстанавливается. Если успеет восстановиться - выживет человек, здоровым станет. Поэтому и зовут такую болезнь острой. Один раз стукнуло, а остальное отходняк. При радиоактивном заражении тела ситуация прямо-противоположная. Сначала почти никакой реакции нет. А вот дальше - чем больше времени проходит, тем тяжелее ситуация. Идет не восстановление, а постепенное угнетение. В конце-концов или костный мозг совсем перестаёт кровь делать, и тогда каюк. Или же начинает делать вместо нормальных кровяных клеток гемобластозные. Тогда каюк чуть позже, уже от рака крови. То что Рыжику каюк, полевые терапевты не сомневались. Интересен был вопрос "каким образом"?
  
   И действительно пришел каюк самым необычным образом и не сразу. Полтора года шло прогрессирующее угнетение кроветворения. Ну переливали кровь, делали трансплантации - пересаживали донорский костный мозг. Чем больше времени проходило, тем хуже работал трансплантант. Наконец в крови появились бластозные клетки - белокровие. Кроветворению капут и счёт пошёл на месяцы. Ситуация получается дважды дурацкая - рак крови надо давить препаратами, угнетающими деление костномосзговых клеток. А деление костномозговых клеток уже угнетено до крайности лучевой болезнью. Кольнёшь лекарства - обостриться "лучёвка". Отменишь лекарство - обостриться рак крови. Замкнутый круг. Для контроля за рыжиковым кроветворением приходилось делать частые пункции грудины - высасывать капельку костного мозга. Эту капельку размазывали по секлу, сушили-красили и смотрели под микроскопом. Ни у кого сомнений не было, откуда придет смерть.
  
   А она пришла не оттуда. От рака, точнее раков и не крови. В обычной жизни так не бывает. Бывает рак, но единственный и последний. У Рыжика в дополнение к белокровию по непонятной причине молниеносно развилось ещё четыре разных рака. Точнее, два рака и два предраковых состояния. Они бы тоже 100%-но в настоящие раки перешли, да Рыжик, гад, не дал - помер. После ВПТ "пятираковый" труп долго был героем сезона уже на Кафедре Патанатомии.
  
   Первый рак имел чудное название интраэпидермальная карцинома. Развился он на левом локтевом сгибе, как раз в том месте, куда Рыжик радий вколол. Метастазики обнаружились в лёгких, лимфоузлах и печени. Второй рак назывался остеосаркома. Злючий был рачок - больше всех метастазов накидал. Развился он на грудине, как раз в том месте, где Рыжику постоянно костномозговые пункции делали. За какие-то пару месяцев на грудине выросло нечто, напоминающее по форме хомут или громадную подкову от коня-тяжеловоза. Потом от этой опухоли-подковки росточки пошли по всем костям и органам, где "успешно" боролись за место с метастазами вышеупомянутой карциномы. Похоже, о подобном повороте событий никто из паталогоанатомов не догадывался. Борьба раков за существование - Дарвин отдыхает. Плюс малигнизированная тератома - развился у хлюпика самый мужской рак, рак яиц. Ну и злокачественная нефрома - рак почек. Это тоже понятно - на почки много работы свалилось по фильтрации радия. В дополнение пятым раком шло белокровие - лейкоз или рак крови. Это вроде как уже не считается, ибо от него и ожидали смерть.
  
   По-моему самоубийство длинной в два года - самая глупая глупость! ___________
   PS: прошу не возмущаться, что все неоплазии раками называю; мы все с третьего курса помним, что рак, это опухоль эпителиального генеза, а за словосочетание "рак крови" - так вообще безоговорочный банан на экзамене... Просто не только для медиков писалось и хотелось быть попроще - скучные термины по возможности я везде стараюсь заменять бытовыми понятиями.
  
  
  
   МЕДИЦИНСКАЯ ХИМЕРА
   или петропавловский синдром
  
   Ну что такое "химера" в обиходе? Смесь несмешиваемого. Что это такое исторически, тоже понятно. Какой-нибудь орёл с головой льва или лев с крыльями. А вот в военной медицине слово "химера" имеет однозначное толкование, так как является научным термином. И означает этот термин больного с чужим костным мозгом. Для неспециалистов придётся сделать пространное отступление, так как химер в мировой практике весьма мало, и одно толкование термина мало чего объясняет.
  
   О трансплантации органов слышали все - пересадками почек и сердец сейчас никого не удивишь. О пересадках костного мозга слышали многие - тоже дело весьма обычное при анемиях (малокровии) или лейкозах (раках крови). Красный костный мозг - это фабрика крови. Там миллиардами штампуются красные эритроциты для переноски кислорода и белые лейкоциты для борьбы со всем, что организму чуждо. Ну с микробами понятно, с раковыми клетками не совсем понятно, но смысл тот же. А вот как быть со здоровыми пересаженными тканями? Костный мозг такие ткани считает "своими" лишь частично - находит он тонкие химические различия и в конце концов их тоже отторгает. Поэтому и колют больным после пересадок всякие лекарства, этот процесс замедляющие. Исключения только для естественных клонов - тканей близнецов, да и то не всех. Такие случаи редки и считаются необыкновенной удачей как для больного, так и для врача-трансплантолога.
  
   Пересадка костного мозга самая лёгкая из всех пересадок. Ничего резать и шить не надо. Донору в таз или в грудину вкручивают шуруп с дыркой, как в игле от шприца. Через этот шуруп из кости отсасывают костный мозг в банку. Затем разводят его "водичкой" - специальным раствором, и переливают больному, как обычную кровь. Ну а собственный костный мозг больного, получив эту "присадочку" какое-то время её терпит и дает инородному косному мозгу наделать крови, а затем всё отторгает как чужое. Убивает пересаженные донорские клетки. Костный мозг - это министерство иммунной обороны, а всякие там лимфоузлы, сама циркулирующая кровь и разные там фолликулы-полипы-гланды - это лишь войска под его командой. Что министр прикажет, то солдат и сделает. Такая биологическая война называется "хозяин против трансплантата". Но бывает случай наоборот - "трансплантат против хозяина", хотя в 1970-е годы о таких казусах ещё мало что знали.
  
   Полковник Павел Васильевич Загуляев формально служил в войсках химзащиты. Формально, потому что никакой химзащитой он в жизни не занимался. С самого начала карьеры мысли его витали исключительно в области нападения и нападения ядерного. Из какой части этот военный, и что конкретно он делал, я не знаю. Это "выше моей крыши" было - я не проходил к такому знанию из-за низкого допуска секретности. От сослуживцев и с записей в истории болезни знаю, что коллеги звали его за глаза "Загулом", был он доктором наук и в своем "ящике" слыл крутым авторитетом по ядерным фугасам. Научным авторитетом, разумеется, а не блатным. Поэтому, когда случилась беда с полковником, то приказ пришел с самого верху - слово "невозможно" исключить, сделать так, чтоб Загуляев жил.
  
   Об инженере Петре Сергеевиче Краснодымском известно куда больше. Никаких особых званий, за исключением "Начальник Цеха Холодной Стерилизации" завода "Медполимер", у него не было. На вверенном ему хозяйстве мне довелось побывать лично и собственными глазами всё увидеть. Инженер Пётр и полковник Павел были людьми примерно одного возраста и схожей комплекции. Оба попали почти одновременно на ВПТ (в клинику Военно-Полевой Терапии, что в Военно-Медицинской Академии) и по одинаковой причине - жёсткое радиационное облучение. Соответственно и диагнозы у них были одинаковые - острая лучевая болезнь тяжёлой формы.
  
   Вообще любила эта клиника подобных пострадавших. Со всего Союза стаскивала всякие случаи, напоминающие боевое поражение. Заснул пьяный ретгенолог на столе под включенным аппаратом (бывало и такое) - сюда его. Лечить будем и науку делать - представим, что лечим облученного от прохождения радиационной зоны после ядерного взрыва. Добавили алкаши дихлофоса в водку - сюда их. Будем лечить, как-будто враг фосфоротравляющее химоружие применил. Ну и многие другие подобные казусы в эту клинику попадали. Но всё же лучевая болезнь на особом почётном месте была, так как крайне редка она в мирное время. До Чернобыля оставалось десять лет, и два случая в одну неделю были экстраординарной удачей. Комбинация Петра и Павла, как этот плодотворный период остался в фольклерной памяти военных медиков Академии. Ну а после кое-какого научного открытия само открытие в шутку стали называть "петропавловским синдромом". Не знаю, жив ли сей термин в военной радиологии, но помню случай, когда какой-то профессор-радиолог из России был на американском семинаре. Так вот он на полном серьезе упоминал петропавловский синдром в русле того самого научного открытия, правда саму историю названия туманно связывал почему-то с городом Петропавловском.
  
   Раз об истинной причине лучевой болезни Павла Всилича остается только догадываться, то рассмотрим причину болезни Петра Сергеича. Для чистоты "эксперимента" и полного учёта поглощенной дозы создали специальную экспертную комиссию, которая и отправилась на завод "Медполимер". Большой это был завод. Делал он одноразовые шприцы, презервативы, медицинские перчатки, пластиковые контейнеры для заготовки крови, дакроновые ловушки воздуха с виниловыми трубками (в народе - капельницы), и много прочей подобной продукции. Продукции медицинской, и соответственно, стерильной.
  
   Походили спецы по цехам, удивились. Врачей, привыкших к стерильности операционных, цеха реального производства их родных чистых вещей разочаровывающе поразили своей нечистотой. Никакой стерильности среди крупных механизмов и конвейерных линий не было и в помине. Были, как на всяком производстве, неизбежные лужи масла, механики в засаленных робах, а белые грязно-пятнистые халаты операторов на линиях казались неуместной бутафорией. И все же продукция выходила безукоризненно стерильной. В СССР за такими вещами контроль был серьёзнейший. Обеспечивал стерильность Цех Холодной Стрелизации. Холодной, потому что пластик, это не медицинская сталь - его не проварить, не прожарить.
  
   Холодная стерилизация достигалась жёстким облучением. Таким жёстким, что за секунды не только все микробы, но и сухие микробные споры погибали. Заходит конвейерная линия с грязной продукцией в АХС (агрегат холодной стерилизации), а выходит с продукцией стерильной. Всякая производственная головная боль по поддержанию стерильности отпадает сама собой - запаивай капельницы нестерильными, в последнем цеху все простерилизуют. В АХС над конвейером стояла радиационная пушка. Штука эта на пушку совсем не похожа. Напоминала она скорее тяжеленное, многотонное яйцо таинственной птицы Рух из сказки о Синдбаде. Но вместо хищного птенчика сидело в этом яичке за двухметровой многослойной скорлупой куда более опасное содержимое - изотопная смесь с убийственным спектром радиоактивного излучения. Стеночки бункера вокруг АХС тоже были основательными - свинцовые плиты перемежались с бариевой штукатуркой и слоями парафина. Лента входила в бокс и сбрасывала продукцию на внутренний конвейер, тот тащил её под луч, а затем сбрасывал на третий, выносящий конвейер. Какого-либо участия человека не требовалось, и стараниями инженерной мысли, малейшая утечка радиации исключалась. Везде висели специальные дозиметры, подключённые к аварийной сигнализации, а внутри помещения дополнительно было понатыкано куча прозрачных трубочек, заполненных радиолюменофором. Радиация цвета не имеет, как не имеет ни вкуса, ни запаха. Ярко-зелёное радиоактивное свечение, столь известное из кино и устной народной молвы, это всего лишь свечение химических детекторов, самих ничего не излучающих.
  
   Работа на АХС считалась блатной. Зарплата по тем временам - обзавидуешься, рабочий день - четыре часа, бесплатное молоко и санатории, два отпуска в год, льготная очередь на машины, а квартиры вообще без очереди. Чудо! Попасть в этот цех можно было исключительно по блату. Начальник цеха был зверем только в вопросах радиационной безопасности. Во всех остальных вопросах он был человеком мягким, уважающим своих подчиненных. А ещё в те времена было такое понятие, как обязательное "перевыполнение плана". Чтоб коммунизм быстрей наступил, от всех требовали наделать разных вещей больше, чем возможно. Этакая официально-идеологическая глупость. Ну и крутились инженеры, всякие ухищрения придумывали для перекрытия проектной мощности. Все цеха "Медплимера" план перевыполнили, за исключением цеха стерилизации. Директор завода в гневе. Вызывает на ковер начальника цеха. Что же ты, гад такое нам устроил? Этап твой заключительный, и если продукция нестерильна, то значит она и не произведена. Все склады ломятся, а затор у тебя. Доводы о соблюдении опасной технологии по боку.
  
   Собрал Пётр Сергиеч инженеров да технологов думу думать. Что-то там они придумали. Остановили цех, дистанционно закрыли макушку на адском "яичке", дождались разрешающих показаний дозиметра и полезли внутрь АХС - посмотреть на месте, как туда лучше их "рацуху" всунуть. Главный механик, технолог и начальник цеха. Трое человек и именно в такой очерёдности. И вдруг внутреннее убранство стерилизационного блока озаряется зелёным светом химдетекторов. Гидравлика забарахлила и настежь открыла источник. Мужики с криками в дверь. Выбежали, дверь задраили. Круглыми глазами друг на друга смотрят. Еще когда лезли, чтоб лишнюю поглощенную дозу остаточной радиации не писать, дозиметры предусмотрительно сняли и оставили перед входом. Они начальство, им можно. А зря оставили. Хапнули вот рентгенов, а сколько не ясно. Давай смотреть на показания, сколько же через открытую дверь "насветило". Технолог пытается пересчитать "поглощенку" исходя из коэффициента экранирования и расстояния. Хреново получается. Хреново, в смысле очень много.
  
   Тут механик заметил, что не может выход из комнаты найти, забыл что и где - наступила так называемая радиационная дезориентация, симптом очень большой дозы. Затем появляется непонятная рябь в глазах, затем рвота. У всех. К чёрту прикладную математику, хватай красный телефон и звони врачу при заводе.
  
   Все трое были доставлены в Академию. Механик умер часа через три. Радиационное поражение центральной нервной системы. Всё остальное у него тоже было поражено, но это вроде как не считается, потому что поражение мозга штука самая серьёзная. Технолог был жив два дня. У него смерть наступила вследствие полного радиационного поражения эпителиальных оболочек. Это то, что нашу требуху изнутри выстилает. Все кишки превратились в одну зияющую рану. Комбинация внутреннего кровотечения и "добро пожаловать, микробы". Инженеру повезло больше. Дистанция от источника максимальная, а время облучения минимальное. Да и луч по нему сквозанул уже ослабленным, пройдя через тела сотрудников.
  
   Только вынесли труп технолога, поступает новый больной - Пал Василич. Закон парных случаев совмещающий две редкости. Или две беды. Так в стерильных боксах клиники Военно-полевой терапии и произошла историческая встреча Петра и Павла. Точнее встреча была весьма заочной и происходила она только в ординаторской специалистов, на пятиминутках, консилиумах и научных совещаниях. О существовании друг друга эти больные не догадывались и содержались в гордом одиночестве и в абсолютно стерильных условиях специальных боксов при строжайшей изоляции от кого-либо. Только очень ограниченный круг лиц имел доступ к ним. Перед каждым входом медперсонал мылся и одевался, как на операцию. Кормили их в основном внутривенно, а то что давалось через рот, как и все остальное вокруг них было стерильно. Попал инженер по стерилизации в стерильные условия. Каламбур получается с набившим оскомину словом "стерильно"...
  
   Расчетная доза у обоих мужиков смертельная. Приказы приказами, от кого бы они не исходили и какими бы грозными не были, а природные законы они отменить не могут. Больные тестируются, к ним подбираются лучшие доноры. Впереди бесчисленные переливания крови и её компонетов. Своя кровь у таких больных не образуется - костный мозг поражен. Приходиться лить тромбомассу - донорские тромбоциты, чтобы не начались спонтанные кровотечения из любого органа. А чтобы до селе безвредные бактерии заживо не сгноили тело, необходимо переливание лейкомассы - донорских лейкоцитов. А вот, с казалось бы очевидной, следующей процедурой - переливанием костного мозга имелись проблемы.
  
   Невозможно было восстановить нормальное кроветвтворение у таких больных. По сложным биологическим механизмам, после короткого улучшения такие реципиенты (те кто получал чужой костный мозг) необратимо гибли. Остатки собственного костного мозга бесились. Вместо того, чтобы усиленно восстанавливать утраченное кроветворение, все силы собственного костного мозга бросались на борьбу с донорским трансплантатом. Трансплантант тоже не оставался в долгу и начинал ответные иммунные действия против костного мозга хозяина. Борьба эта очень напоминала Бородинскую битву с неизменной Пирровой победой. Оба костных мозга быстро погибали, а за ними погибал и остальной организм, невзирая на окружающую стерильность, медикаментозную поддержку и непрерывные переливания крови. Попытки вытянуть таких больных из кризиса на собственных резервах, без костного мозга донора, тоже были 100%-но неудачными. Слишком долгим был процесс восстановления. Облученный организм загибался, когда угнетенное кроветворение было ещё в самой зачаточной стадии. Получалась дурацкая безвыходная ситуация - больной умирал или от лечения или от его отсутствия. Но умирал всегда.
  
   С больными Петром и Павлом офицеры-медики решили эту ситуацию переломить. Тем более, что были эти больные обречены на смерть, и любое рискованное экспериментирование, пусть даже с чисто теоретической возможностью исцеления, становилось логически и этически приемлемым.
  
   Переквалифицирвали инженера с полковником в подопытные кролики. А всё потому, что одному майору садистская мысль в голову пришла. Садистская, но толковая. За эту мысль тот майор Госпремию схлопотал с зачётом своей разработки за докторский диссер по спецтеме. А суть садизма состояла в следующем - надо ходячих мертвецов доубить. Дооблучить. Собственный костный мозг после этого должен окончательно сдохнуть, а вот потом можно и донорский пересаживать. По идее ничего размножению чужого мозга препятствовать больше не будет. Получится химера. Чужая иммунная система в собственном организме. Ну а что дальше с таким организмом будет, никто тогда не знал.
  
   Поехал тот майор в Институт Военной Экспериментальной Медицины на Ржевке. Садизм в том заведении был поставлен на широкую ногу. Там работала целая куча его коллег, занимавшихся облучением живых организмов 24 часа в сутки 7 дней в неделю. Они, правда, славы доктора Менгеле не сыскали и под международные трибуналы не попадали, потому, что губили свиней, собак, да обезьян. Ну а какой трибунал за убийство хрюшки? Кушая отбивные, мы всякое массовое уничтожение по крайней мере этих тварей вполне одобряем. И тут приходит такая славная возможность абсолютно легально поэкспериментировать на двух homo sapiens. Понятно, вся Ржевка в восторг - тащите их сюда!
  
   На Ржевке имелись камеры. Перед техническим совершенством этих камер, камеры Освенцима казались бездарной грубой кустарщиной. У фашистов как было - пустили "Циклона-Б" в замкнутое пространство, вот и всех делов. Неее, наших людей на Ржевке такой примитив не интересовал. В лабораторных камерах экспериментальной военной медицины регулировалось всё - от скорости потока воздуха, его влажности и температуры, до уровня шума, освещенности и малейших колебаний концентраций тех полезных (для обороны, а не для организма) химических соединений. Но в нашем случае концентрации дряней в воздухе не важна.
  
   Дело в том, что этажом выше над камерами имелся специальный зал, весьма напоминающий Цех Холодной Стерилизации завода "Медполимер". Но адских яичек от птицы Рух в том зале было несколько и их можно было по этому залу двигать. В толстенном полу зала, набитым слоями радиопоглотителей, имелись специальные окошки. Эти "фонарики" располагались прямо над потолками камер. По желанию экспериментатора, для подопытного всегда можно было подобрать нужный "загарчик" - от сравнительно "пустякового" бета- и альфа-излучения, до серьёзного гамма-луча или совсем серьёзного нейтронного потока. При подобных солнечных ваннах допускались и любые комбинации всех лучей. Ну а на крайняк, можно было к окошечку подсоединить специальный рукав и посыпать радионуклидами прямо на голову подопытной твари. Там даже был сооружен специальный крематорий, где сжигались радиоактивные тельца почивших в бозе питомцев, а также зараженные фекалии пока еще живых страдальцев от военной науки. Хоронить их категорически нельзя по соображениям гигиены - от них больше фонит, чем воняет. Поэтому и жгли до полного неорганического остатка, пропуская дым через специальные фильтры-поглотители. А сухой остаток - горстку пепла, запаивали в свинцовый контейнер и спецдоставкой отправляли в могильник для захоронения с радиоактивными отходами нашей доблестной атомной промышленности.
  
   Как вы поняли, милейшее место выбрал майор для лечения великомучеников Петра и Павла. Военно-врачебная комманда из лучших садюг-энтузиастов быстро приступила к делу. Для начала определились с методикой облучения. Тела людей надлежало плотно заэкранировать, обнажив лишь профили костей с красным мозгом. Иначе точно каюк. Отказались и от нейтронного "супер-загара". Этому лучу всякие экраны побоку, он всепроникающ. Выбрали гамма-излучение. По размерам Петра и Павла изготовили дырявые саваны из освинцованной резины, а по верх них специальные гробы-покрышки с дырками. Затем переоборудовали одну машину Скорой Помощи - затянули салон стерильной пленкой, создав мини-бокс на колесах для транспортировки больных на эти физиопроцедуры. Из пары больничных каталок сделали нечто напоминающее фермерские фургоны из фильмов-вестернов, опять же герметичных и изнутри стерильных. Это для того, чтоб пациентов по Клинике и Институту возить.
  
   Потом подобрали доноров. Вначале показалось, что Павлу повезло больше - брат у него нашелся. Да только преждевременной радость была - у брата оказалась другая группа крови. Для донорства непригоден. Пришлось искать добровольцев на стороне, среди известных на станциях переливания крови доноров-рецидивистов. У того, кто часто сдает кровь костный мозг активней. Обычно за нормальное костно-мозговое донорство 130 рэ платили. Но в данном случае уж очень много мозга предстояло высосать. Нашли пару подходящих смельчаков. Ну бешенное, по тем временам, денежное вознаграждение в размере трехсот-девяноста рублей. Две месячных зарплаты рабочего, плюс спецпаек из сухой колбасы и красного вина "Кагор", пятнадцать дней в клинике и после месяц больничного на дому. Разумеется с полным сохранением зарплаты. Вообще-то на жаргоне трансплантологов доноров называют "проститутками". Ну ведь за деньги дают, а торговля своим телом и есть проституция.
  
   К назначенному дню прошли "проститутки" все необходимые исследования и явились в Клинику. Ну а Петра с Павлом свозили позагорать на Ржевку. Много военно-медицинских генеральских чинов посетило своим почтением те места - все желали приобщиться к таинству Петра и Павла, ну и урвать мимоходом чего-нибудь для своей научной карьеры. А Петр с Павлом молодцом - держатся! Живыми. Ну понятное дело, опять поблевали под лучом, ну поотключались для вида, ну кожа на открытых местах чуть попортилась, ну все волосы повыпадали - мелочи. Доставили их с экспериментального заведения в родные палаты и сразу к ним "проституток". Точнее "проститутских" красных соков. С самими продажными телами совсем в другом месте работали - в малом реанимационном зале, точнее малой операционной, как ее местные полевые терапевты называли. Не смейтесь - операционная в терапевтической клинике, дело обычное для военной медицины.
  
   Так вот бухнули по вене Петру и Павлу купленного мозга и стали ждать. Ну пока костный мозг не заработал, подливали цельной крови и её компонентов, да кололи антибиотиками от любой заразы. Время подходит - по расчетам пора подыхать. Не мрут. Весь персонал рад. Потом собственная кровь появилась. Потом иммунитет стал восстанавливаться. Стерильность сняли. Потом даже лечебную физкультуру назначили для физической реабилитации. Потом мужиков выписали, написали кучу научных трудов и получили внеочередные звания, всесоюзные признания, премии-диссертации. А потом Петра и Павла опять вписали...
  
   Но не сразу. Радовались Петр и Павел жизни своей спасенной, довольные в кругу семейном с восторгом разглашали государственные секреты военной медицины и всем семейным хором пели оды военврачам. На работу ходили. Полковник вернулся в тот же "ящик", где и был. К своим любимым и сердцу милым ядерным фугасам. А вот инженера Петю назад в цех не пустили. Сказали, ну нет, мужик, раз с того света вытянули - хватит с тебя радиации. Стал он непыльно работать в заводоуправлении исключительно с бумажками.
  
   Только вот со здоровьем появились странности. Такие жалобы только крайние симулянты и невротики выдумать могут - общая боль во всем теле. Тяжко стало на работу ходить, да службу тащить. Потом стало зрение садиться. Потом слух и обоняние. Стала исчезать кожная чувствительность. Да как исчезать - сразу по всем направлениям! Помаленьку отрубало и болевое, и тактильное, и температурное восприятие - в медицине случай крайне редкий. Потом желтуха напала, и печень стала походить на печень хронических алкоголиков. Потом почки стали отказывать. Затем пошла мышечная расслабуха, как у паралитиков, но с припадками, как у эпилептиков. Ну там про всякие поносы и дрожь в руках, я просто молчу. Когда труба по всем направлениям, то это мелочи на общем фоне.
  
   Доставили их назад в клинику и давай заново изучать. Оказалось - прижился в химерах "проститутский" костный мозг. Освоился. И обнаружил, что окружающее его тело - чужое. Этакий один большой микроб. Ну а костному мозгу положено с микробами бороться. Вот он и уничтожил окружающее его тело. Стопроцентно уничтожил - домой Петр и Павел вернулись уже в ящиках.
  
  
  
   РАДАРНАЯ ТРАВМА
  
   Если Вы думаете, что это такая травма, когда крутящийся радар своей излучающей решеткой по башке задел, то сильно ошибаетесь. Радарная травма - это травма радарным излучением. Если излучение слабенькое, то травмы нет, а есть хроническая радарная болезнь. Ну там сна и аппетита нет, весь на нервах, голова болит и вес теряется. Тоже, конечно, не подарок, но жить можно. А вот после хорошей радарной травмы оказалось жить нельзя. Радарное излучение считается крайне "мягким" - это не проникающая радиация в общепринятом смысле, а "малоэнергетическое" СВЧ - электромагнитное поле сверхвысокой частоты. Как в обычной микроволновой печи. Чего такого бояться? Вот и не боялись...
  
   Наиболее мощное поле СВЧ дают радары противоракетной обороны. Их излучающая антенна так устроена, что генерирует излучение подобное невидимому лучу гигантского прожектора. Оно и понятно - мощности на бесполезное "освещение" пустого пространства меньше теряется. Вначале дежурный радар, тот что весь сектор наблюдения контролирует, засекает нечто чужое, а затем уже это нечто "подсвечивается" узконаправленным пучком СВЧ. По отражению этого пучка и идет ракета-перехватчик. В Советском Союзе такое дело было отработано до уровня балета Большого Театра - каждый знал свою партию до мельчайших движений. В 1972 году Никсон с Брежневым договор о противоракетной обороне подписали, тот что Буш через 30 лет отменил. Так вот, советская противоракетная оборона Москвы существовала с 1973 года, правда с ядерными ракетами-перехватчиками, а Америка до 2000-го ничего толком создать так и не смогла. Для офицера ПВО Ленинградского и Московского округов служба медом не казалась, хоть до обеих столиц, северной и официальной, было рукой подать. Радары всегда стояли на боевом дежурстве, и офицер чувствовал себя, как на войне, никакой расслабухи. Это уже при Мишке Горбачеве бардак пошел. В начале того бардака и случилась эта история.
  
   Между Калининым и Ленинградом стояла секретная часть ПВО (противовоздушной обороны). Как и везде на рубежах обороны Москвы, в той части начались снятия, служебные несоответствия и выговоры. А лишь потому, что месяц назад на Красную Площадь приземлился на своем маленьком самолетике немецкий пилот-любитель по фамилии Руст. Такое издевательство над горбачевской "новой политикой и мЫшлением" привело войска ПВО в страшную опалу. Новый министр обороны Язов (тогда расшифровывали его фамилию как "я заставлю обуться всех") любивший начищенные сапоги и парады, отменил вывод радаров на ТО (техобслуживание) без видимых поломок. Вот и пришлось офицерам-технарям пускаться во все тяжкие, чтоб радар без снятия с дежурства в исправности поддерживать. Ну с установками постоянного излучения такое не получалось, а вот с "пучками" запросто. Достаточно было позвонить сослуживцам-смежникам: "Ну как там у вас, чисто? Ну хорошо, тогда мы полезли" Полезли в зону излучения временно неизлучающего радара. Однако если вдруг... Короче, если радар не отключен, а лишь "спит", то пробудить его может любой подозрительный сигнал, поступивший с других станций слежения. Для техника в излучателе ситуация напоминала русскую рулетку - это когда один патрон в барабане револьвера и ствол к виску. Крутнем и бух - ура, пусто. Живите на здоровье до следующего раза.
  
   Прапорщик Иванюк, капитан Лыков, рядовые Альмухамедов и Синягин проводили "текущее малое ТО без снятия установки с боевого дежурства". Капитан копался с электрикой, рядовые просто что-то мыли-чистили, а прапорщик контролировал, чтоб все мылось-чистилось хорошо, ну и помогал капитану. Операторская находилась далеко от излучателя, да еще под землей, поэтому для экономии времени и снижения риска технари добирались до "пучка" на машине. Соответственно пятым участником мероприятия был сержант Ляховецкий. В целях безопасности сержант подвозил группу прям под излучающую антенну, а затем отъезжал метров на триста в безопасном направлении. Его задачей было неотрывно смотреть на дверь радарной и держать двигатель своего 66-го "Газона" со спецкунгом постоянно включенным. Это был не совсем простой "Газон". Его кабина и кунг (будка на месте кузова) были отделаны экранирующими материалами, а на стеклах имелись щиты с мелкими дырочками. Электрическая часть двигателя тоже имела специальную защиту от перегорания под мощным полем. Перед носом у водителя на шнурке вместо обычных безделушек болталось нечто, напоминающее большую авторучку с лампочкой - индикатор СВЧ. Как только лампочка на индикаторе загоралась, водитель обязан был опустить щиты и мгновенно мчаться к дверям радарной, при этом непрерывно сигналя. Персонал прыгал в кунг, и машина неслась подальше от радара в направлении, противоположном позиции излучателя. Обычно малое ТО не занимало больше 15 минут и всегда заканчивалось мирно - техперсонал спокойно выходил из дверей установки, приветливо махая водиле рукой. Никаких щитов опускать не требовалось, а требовалось спокойно подъехать и забрать людей. Если же персонал махал красным флажком, то требовалось сделать тоже самое, но быстро, а вот уезжать надо было заэкранированным - значит на радар "звякнули", и он сейчас заработает. За месяц этого дурацкого нововведения, что случилось после посадки Руста, подобных ЧП не было ни разу. Все ПВО ждало отмены осадного положения, надеясь, что гнев министра вот-вот кончится, и служба войдет в нормальное русло. А пока технари лазили в "спящий" радар, проклиная немца-авантюриста, глупый приказ и начало перестройки, которая явно понеслась куда-то не туда.
  
   Между радарщиками была негласная договоренность - как наблюдающий радар начинает выдавать что-либо подозрительное, то первым делом надо не боевую тревогу объявлять, а на "пучок" звонить, если там люди в зоне. Вот после тревоги радар уже неконтролируемый - он начинает слежение в автоматическом режиме. А так 20-30 секуднд достаточно, чтоб из зоны выйти. Успеют и радар навести и людей сберечь. Конечно подобная мера боеспосбности никак не содействовала, но давала какой-то выход из сложившейся дурацкой ситуации. В тот день "на секторе" сидел майор, от которого подляны ожидать никак не могли. Офицер был грамотный и порядочный, жизнь сослуживцев и подчиненных ставил куда выше мнения проверяющих.
  
   А гады проверяющие свалились на голову абсолютно внезапно. И если бы это были простая пара полковник-майор из дивизии, то можно было бы им все объяснить или даже послать на худой конец, пусть и с риском для карьеры. Но полковников была куча, да с генералами, и называлась эта шайка комплексной проверкой из Министерства Обороны. Это когда паркетные полководцы устраивают запуск холостой ракеты где-нибудь из-под льда Северного Ледовитого Океана и смотрят, как эту ракету сбивать будут. В реале. Хотя по своему желанию они этот "реал" могут несколько усложнить - приблизить к боевым условиям. Вот и усложнили - объявили майору, что он давно убит, потому как в его радар секторального наблюдения десять минут назад попала крылатая ракета противника. Дергай рубильник, вырубай установку, связь уже отключена. Посмотрим на боевое взаимодействие "подсветки" с радарами других частей, мол нас не одна дивизия, а боевая готовность всего ПВО интересует. Майор хвать телефон - а там и гудка нет. Рад бы ребятам позвонить, а как? Собственный излучатель не работает, хотя контрольный экран "на прием" включенным остается, да ничего на том экране уже не видно. И вдруг на экране пятнышко цели появляется. Это значит, что его "пораженный" сектор перекрыли соседи, вычислили цель, навели и врубили "подсветку". Только от ее мощного пучка сигнал смог на его экранах появиться. А еще это значит, что "подсветка" уже ведет ракету-перехватчика, понятно, учебную, а не ядерную. О том, какая это ракета, радарной автоматике и дела нет; если цель поймана, то станция работает сама по себе с единственным желанием примитивного робота на уничтожение. А там пускай хоть пожар, хоть потоп, хоть люди в зоне или убиение младенцев в операторской - железные мозги этим уже не интересуются, на кону тридцать вражьих мегатонн, летящих на Москву. Их надо сбить, а остальное мелочи.
  
   Капитана Лыкова убило в момент - просто шарахнуло током в 27 киловольт. Никакой радарной травмы, смерть как на электрическом стуле. Дежурный оператор сказал "одни тапочки остались". Ну это он несколько загнул. Тапочки действительно остались, но на ногах скрюченного, обугленного тела. Прапор и солдаты за контакты не держались, поэтому им напряжение ничего плохого не сделало. Почувствовали они внезапный жар да страшную головную боль и выскочили из дверей радарной. Надо сказать, что никто из них непосредственно под прямым пучком не был, иначе результат был бы совсем иной. Они всего-навсего были рядом и СВЧ их задело очень легко.
  
   Через несколько мгновений все трое ослепли. Жар спал, хоть тело все еще сильно горело. Иванюк однако не растерялся и закричал: "Солдаты, ко мне! Держаться друг за друга!" Почти теряя сознание, солдаты на крик добрались до прапора и вцепились куда придется. А еще через момент все услышали спасительное бибиканье и звук мотора. Трое шатающихся технарей производили жалкое зрелище, и водила Ляховецкий понял, что за экраном ему не отсидеться. Плевать на огонек индикатора, он отктыл дверь и спрыгнул на землю. Кожу сразу защипало, голова заболела и стала наливаться свинцовой тяжестью, а еще через миг возникло неприятное жжение. Изнутри. Особенно сильно "горели" кости - как будто кто-то из другого измерения о кости сигаретные окурки тушит.
  
   "Кэп где?" - орет сержант.
   "Пиздец ему. На моих глазах током убило. Нас грузи, а то что-то совсем хуево и ослепли. Давай, друг, быстро! Мотать надо отсюда - сгорим, блядь, заживо!" - отвечает прапор. На невидящих глазах слезы - "Что же они, суки, не позвонили!"
  
   Сержант с трудом впихивает совсем ослабевших людей в кунг. Уже и самому ой-ей-ей как хреново. Слабый и шатает как пьяного. Наконец в кабине. Через экранирующую решетку дорогу видно плохо. Зато видно, как решетка нагрелась. Надо же какое чудо - кое где на ней краска чернеет и дымится, а мы, люди, ходим! Ну поехали. Ох руль не удержать - машину мотает по дороге, но нет, в кювет нельзя. Фу-уу, отпускает. Сколько проехал? Да всего-ничего, метров двести. А уже и не жжет! Ерунда осталась, только тошнит, да тело слабое и как ватой набито. Вот и забор, триста метров от радара - это уже безопасная зона, можно поднять решетки со стекол. Не буду останавливаться, надо дотянуть до КПП - там телефон. Километра три однако будет. Как там ребята в кунге? Ладно, дам еще километр и остановлюсь - мочевик жжет страшно, такое чувство, что и вправду кипятком ссать буду. И блевать охота. Все, больше не могу. Стоп - вначале блевать, потом ссать, потом посмотрю, что с ребятами.
  
   Сержант прыгает на землю. Ноги не держат, и он беспомощно падает на бок. Вокруг лес, как в заповеднике, тишина, только птички поют. Невольно вспомнился ландшафт перед радаром: леса нет совсем - бетонный плац, а дальше расходящаяся широкая просека с чахлой травой. Хотя чем дальше от радара, тем выше трава. Потом кусты, потом подлесок, ну а потом лес... Может там расчищают, а может само выгорает. Наверное само выгорает. Мысли прервала рвота, впрочем не сильная. Так, чуть блеванулось и полегчало. Кое-как встал, сделал несколько шагов до ближайшего дерева. А вот пописать оказалось проблемой. Струя мочи действительно была горячей - ну, может и не горячей, но теплее обычного - "дымит" как на морозе. Да не в этом проблема - мочиться больно! Сразу вспомнилась давным-давно перенесенная гонорея, которую подцепил перед выпуском из ПТУ. Почему-то стало очень весело "От радара трипак подхватил!". А потом сразу грустно - настроение менялось, как диапазоны в приемнике. Корчась от рези сержант Ляховецкий наконец выссался. Штаны были порядочно намочены, так как его все еще сильно качало, и выполнять всю процедуру пришлось при помощи одной руки, опираясь второй о дерево. Впрочем его виду, как с буйной попойки, это весьма соответствовало. Ляховецкий ругнулся за такую оплошность и поковылял открывать кунг.
  
   В кунге было тихо. Двое беспорядочно лежали на полу. Голова прапорщика находилась под лавкой, рядом с сапогом Альмухамедова. Сам Сатар лежал лицом вниз в рвотной луже. Один Синягин полусидел в углу, тоже облеванный, но с полуоткрытыми глазами, никак не среагировав на свет. "Товарищ прапорщик, Михал Саныч! Альтик, Синя! Вы, че, мужики!!!" Ответом был только сдавленный вздох со стоном Синягина. Ляховецкий с трудом залез в кунг и стал тормошить лежащих. Все были живы, но без сознания. Вытащив откуда-то пару засаленных ватников и старое солдатское одеяло сержант попытался устроить какое-то подобие изголовья и уложить на него в ряд всех троих. Наконец это удалось. Сам он чувствовал себя заметно лучше, чем пять минут назад, головная боль утихла, хотя головокружение оставалось на прежнем уровне.. Ясно, что никакой другой помощи, кроме скорейшей доставки к врачу, водитель предложить не мог. Снова прыгнуть с машины Ляховецкий побоялся. Решив не терять понапрасну времени, он лег на пол около двери и сполз на землю. Затем держась за борт вернулся в кабину и рванул на КПП.
  
   На КПП обычно дежурили четверо - двое выходили "на периметр" ходить вдоль колючей проволоки и отлавливать заблудших грибников, а двое сидели "на телефоне". Обычно "на телефоне" сидят старослужащие, а молодые бегают "по колючке" - это далеко, до следующего КПП, там надо расписываться в контрольном журнале. Время "на палке", как называли шлагбаум, текло медленно и размеренно, никаких ЧП не случалось и дежурство на посту было безусловной халявой. Поэтому появление машины оттуда, впрочем как и машины туда, считалось событием. Едва заслышав шум мотора один солдат выходил из будки к шлагбауму с автоматом наперевес, а другой открывал журнал для соответствующей записи "о пересечении периметра". На этот раз наряд сразу понял, что случилось нечто экстраординарное - приближающийся "Газон" швыряло по сторонам, а в кабине не было офицера, один водитель-срочник. Скрипнули тормоза и Лях, как называли Ляховецкого в полку, грузно вывалился из кабины. В глазах наряда застыл немой вопрос.
  
   "Мужики, телефон срочно! Капитана Лыкова убило, остальные в отключке, да и мне хуево, едва держусь!" - выпалил Ляховецкий.
   "Что случилось?"
   "А кто его знает - радар всех пожег!"
   После этих слов солдаты подхватили Ляха и потащили его в будку. "Куда звонить то? Дежурному?"
   "Давай дежурному, а потом куда повыше. В штаб полка звони!"
  
   Дежурный было пустился в пространные расспросы, что да как, но короткий доклад Ляха положил конец его сомнениям: "Товарищ Дежурный, нам тут пиздец. Если врача не будет, то щас еще трое сдохнут. Самому мне их не доставить - не могу я машину вести, голова сильно кружится. Меня тоже радаром немного ебнуло." Быстро меняющееся настроение оключило в голове Ляха понятие о какой-либо субординации, поэтому он без тени стеснения и сыпал матюками дежурному офицеру. Дежурный сразу позвонил в полковой медпункт, затем в штаб. Поставив всех на ноги он прыгнул в УАЗ и покатил к месту проишествия. Минут через 10 Дежурный был у КПП, вместе с экстренно вызванной техгруппой, а еще через минуту туда прибыли доктор и фельдшер на своей "санитарке". Доктор кольнул что-то стандартное, вроде корглюкона, и занялся установкой внутривенных систем. Самых тяжелых пострадавших, Иванюка и Альмухамедова, положили на носилки и потащили в "санитарку". Ляховецкого и Синявина оставили на полу в кунге. На КПП зазвонил телефон, это сам коммандир полка требовал доклада. Выслушав что и как, приказал времени не терять и везти пострадавших прямиком на аэродром. А еще минут через сорок вся четверка уже находилась в воздухе в пустом брюхе военно-транспортного самолета ИЛ-76. Тогда же из Клиники Военно-полевой Терапии вышла санитарная машина на аэродром "Ржевка", что под Ленинградом. Пересечь половину Ленинграда по времени заняло столько же, как и полет из соседней области. Самолет и "скорая" прибыли на аэродром практически одновременно.
  
   Как только пораженные были доставлены в Военно-Медицинскую Академию встал вопрос, от чего же их лечить? С Ляховецким все было более-менее ясно - у парня активно съезжала крыша, были дополнительные неврологические симптомы и острый цистит не совсем понятного генеза - воспаление мочевого пузыря. Впрочем, чего же тут не понятного? Что мозги, что мочевик - наиболее "мокрые" органы. Вот их СВЧ и зацепило в первую очередь. Были вызваны психиатр, невропатолог и уролог. После того, как необычный консилиум назначил терапию, дела у нашего шофера быстро пошли на поправку. Цистит прошел за неделю без особого лечения. Какое-то время сержант еще демонстрировал странные симптомы, напоминающие смесь сотрясения мозга, менингита (воспаления твердых мозговых оболочек), слипчевого арахноидита (воспаления мягких мозговых оболочек) и алкогольного опьянения с крайней психоэмоциональной лабильностью, но через пару месяцев и это прошло. Паренька еще с полгода потаскали по клиникам Академии науки ради, а потом выписали в часть, как раз под его дембель. Легко отделался.
  
   С остальными было куда труднее. Состояние прапорщика Иванюка было очень тяжелым. Несмотря на проводимые реанимационные мероприятия никакой положительной динамики (улучшения) не было. Через двое суток у него стало сердце. Попытки запустить его электростимуляцией и непрямым массажем оказались абсолютно безуспешными, и прапорщик умер так и не придя в себя. Однако его смерть спасла жизнь оставшимся. На вскрытии открылась поразительная картина - вся радарная травма состояла из элементарных ожогов внутренних органов. При этом, где воды больше, там сильнее ожог. Ожоги не захватывали органы стопроцентно, а лежали на их "поверхности" - на фиброзных капсулах печени и почек, на мозговых оболочках, на эпителии мочевого пузыря, на эндотелии крупных сосудов. И на перикарде - сердечной сорочке. У пораженного развился острый фибринозно-экссудативный перикардит, состояние, когда вокруг сердца накапливается много жидкости с фибрином, веществом образующем тромбы в крови. Перикард то дренировали, а вот восстановить нормальною свертываемость крови так и не удалось. В обожженных изнутри крупных сосудах образовались пристеночные тромбы, которые и привели к инфарктам и эмболии - непосредственной причине смерти. Предотвратить такое было трудно, но зато ясно стало, как лечить. Лечить следовало не от мифической радарной травмы, а от ожоговой болезни! Ожогами же объяснялась и внезапно наступившая слепота - сетчатка глаза просто сгорела.
  
   Теперь на консультацию пришли комбустиологи, специалисты по ожогам. Подключили аппараты для очистки крови, стали коррелировать ее агрегатное состояние - чтоб в сосудах не сворачивалась, но и чтоб через сосудистую стенку не сочилась. Дополнительно лили много жидкости в вену и специальными лекарствами форсировали диурез, или отделение мочи. Такое тоже организм от ожоговых токсинов чистит. Вскоре кризис миновал, вернулось сознание и дело пошло на поправку.
  
   По началу состояние Альмухамедова было тяжелее, чем у Синягина. Перикардит развился быстро, но после того, как всю жидкость, сдавливающую сердце, выпустили и сердечную сумку промыли специальным раствором, спаек не образовалось. Вот у Синягина жидкости вокруг сердца было мало, а фибрина в виде спаек - много. Стало его сердцу трудно биться, пришлось переводить в Госпитальную хирургию, где ему хирургическим путем эти спайки рассекли. Долго ребята на койках пролежали. В конце концов функции внутренних органов полностью восстановились. Только радости солдатам с того мало было. Остались они инвалидами на всю жизнь - мертвую сетчатку глаза не починишь. Как радар ее сжег, так видеть им нечем стало, зрение потеряно бесповоротно.
  
   ***
   Много лет спустя в тридевятом царстве, в закордонном государстве тоже производился ракетный перехват - где-то над океаном высоко в ионосфере неслась боеголовка-макет, а на нее летело killer vehicle, убийственное транспортное средство. Тридевятое царство решило ракеты-перехватчики вообще без взрывчатки делать, "упростив" задачу до уровня "собьем пулю пулей". . Радар построили на высоком холме, выступающим большим мысом в океан. Поразительна была и территория вокруг радара. Там стояли в большом ассортименте огородные пугалы, какие-то вертушки, трещалки, рядом висели динамики, которые пищали, звонили, клекотали по-ястребиному, заполняя все вокруг невыносимой какофонией самых разнообразных звуков. Оказалось от птиц. Но птиц, похоже, это нисколько не волновало. Мимо чинно пролетали здоровые коричневые пеликаны, а чайки и вороны просто кишели в небе. И вот радар заработал. Пых-пых-пых - птички попавшие под лучик забавно взрывались, оставляя после себя маленькие облачка перьев и сажи. Вот это настоящая радарная травма!
  
  
  
   ЛЁТЧИК КИПЯЧЁННЫЙ
  
   На уроках физики в советских школах был популярен один опыт: учитель ставил стакан с холодной водой под герметичный стеклянный колпак, подсоединенный к вакуумному насосу. Затем воздух отсасывался из-под колпака, и холодная вода вмиг закипала перед изумленными учениками. Так в разделе "термодинамика" демонстрировалась связь между давлением и точкой кипения. Вспомнили такую зависимость? Она и будет преамбулой к этому рассказу. В общем-то для проницательного читателя уже всё ясно, и если Вам не по нутру цинизм военно-медицинской судебной экспертизы, то дальше лучше не читать.
  
   В начале 80-х в Советском Союзе развернулись работы по созданию космического корабля многоразового использования "Буран". Корабль был создан, да только не использовался - перестройка помешала. Но в те годы о такой перспективе российских космических новаций ещё никто не ведал, и научные изыскания в данной области шли полным ходом. Одной из задач было создать автоматическую систему планирования и посадки. При посадке все космические челноки больше всего похожи на летящие с громадной скоростью утюги с маленькими крылышками, нежели на самолеты - топлива в них уже нет и двигатели не работают.
  
   В СССР был один очень скоростной истребитель-перехватчик МИГ-25. До появления американского SR-71 (Black Bird), он более десятилетия держал абсолютный рекорд скорости для самолетов. Вот и создали из него машину по испытанию некоторых узлов "Бурана", конечно же проведя глубокую модернизацию самого планера МИГа. Многие дюралевые детали внешней обшивки сменили на титан, а там где был титан, стал ниобий. Из-за громадной стоимости эту машину, существовавшую в единственном экземпляре, в шутку стали называть "жарптицей". Изначально выбрали учебный, двухпилотный, вариант МИГа. Первое место было освобождено под испытуемую навигационную систему, а на заднем месте сидел пилот - он корректировал, а по тому времени и программировал, электронику по принципу "аналог моих действий", ну и сажал самолет, если автоматика барахлила. Для придания дополнительного силового момента и достижения необходимой скорости придумали нехитрый, но весьма эффектвиный метод "разгона на лапах" - вместо ракет и подвесных топливных баков под крыльями подвесили твердотопливные ускорители. Истребитель ими "стрелял", как ракетами, но не отпускал их со своих "лап" до полной выработки топлива. По слухам, этот самолетно-ракетный гибрид перекрывал SR-71 и по скорости, и по потолку, забираясь на 4-х Махах (скоростях звука) далеко за 30 км, где и сам-то аэродинамический полёт крайне проблематичен - воздуха мало. Правда активное полётное время было очень коротким - около двадцати-тридцати минут, но для поставленной задачи большего и не требовалось. Само собой разумеется, что для экономии времени и средств, модернизировали только то, что не менять было нельзя. Самолёт не предназначался для долгой эксплуатации, и многие узлы безжалостно выкидывались для облегчения взлетной массы, что неизбежно сказалось на общей надёжности машины.
  
   И вот однажды, по неведомым мне причинам, на пике высоты и скорости случилось ЧП - сброс колпака, как при катапультировании лётчика. При этом само кресло с лётчиком не "отстрелилось". Летуны таких машин всегда находятся в специальных стратосферных костюмах, способных компенсировать разгерметизацию, да только не в позиции мотоциклиста на скоростях вчетверо превышающих скорость звука. Давайте опять вспомним школьную физику - сопротивление среды возрастает пропорционально квадрату возрастания скорости. То есть, если обычный летчик-истребитель с громадным риском для жизни катапультируется на двух скоростях звука (а это уже быстрее скорости снайперской пули) - поток воздуха ломает кости и рвёт в клочья суперпрочный материал костюма и обшивку кресла. В данном случае сопротивление среды было в четыре раза выше. На скорости 4М трение об воздух даже метал горячим делает, а уж пластик-синтетику... Четырёхкратного запаса прочности не только для лёгких скафандров, но и для тяжёлой техники не предусмотрено.
  
   Уникальность ситуации в том, что лётчик был жив в первые секунды после аварии, видимо его гермошлем "потёк" позже. Видя безвыходность ситуации, после того как не сработал пиропатрон под креслом, он каким-то чудом и абсолютно нечеловеческим усилием сумел переключить самолёт на "бурановский" автопилот. Через десять минут автоматика благополучно посадила машину на взлётно-посадочную полосу военного аэродрома "Горелое".
  
   К самолёту немедленно прибыла специальная группа. Портативных видеокамер тогда не было, и документальную съёмку производили на допотопную кино- и фотоплёнку. То, что мы позже увидели на экране, впечатляло. Стороны пилотского кресла, попавшие под прямой воздушный поток казалось были срезаны циркулярной пилой. Прочные гофрированные шланги с металлическими кольцами для подачи воздушно-кислородной смеси в гермошлем были стёсаны, как будто какой-то вандал довольно долго их обрабатывал грубым напильником. Все пластиковые части пилотской кабины жутко оплавлены, а по остаткам штурвала похоже прошлись пескоструйным аппаратом или ножовкой. Также были проплавлены боковые поверхности гермошлема, а пластиковый щиток-забрало выглядел так, словно его хорошенько пожгли паяльной лампой. Алюминиевые части скафандра казалось попали под автогеновый газовый резак, металл был оплавлен, а кое где и испарился, сгорая оставив только тонкий оксидный слой. Чудо, что сам самолёт не сгорел. Всё же 25-й "Мигарь" - гениальная конструкция для своего времени!
  
   Но самое интересное было впереди. Труп лётчика прямо в скафандре быстро доставили в прозекторскую Кафедры Судебной Медицины и Экспертизы Военно-Медицинской Академии. Плечей и рук у трупа не было. Плечи срезало воздушным потоком, а руки, судя по характерным повреждениям оставшихся окружающих тканей, вырвало ещё раньше. Вдавления на теле свидетельствовали, что какие-то секунды оторванные руки болтались флагами в рукавах высотного костюма, и отлетели только после того, как перегорел пластик и изорвалась тонкая проволока, вплетённая в определённые места на плечах.
  
   Парадокс, но голова лётчика была на месте. Шлем плотно вклинило в оставшийся каркас модернизированного "Казбека", высокого пилотского кресла, хотя то, что было ниже довольно сильно пострадало - шея была ободрана до позвоночного столба, на котором остались засохшие кусочки когда-то мягких тканей, ставших весьма твёрдыми. Под шейным кольцом гермошлема болталась размочаленная бахрома авизента, а через забрало смотрело страшное лицо пилота. Лицо было плотно прижато к пластику, и причина этого была выявлена сразу, как сняли шлем. Вследствие резкой разгерметизации внутричерепное давление просто взорвало мозговой череп, который моментально раскололся по всем основным швам, а вот с лицевым черепом, такого не произошло - там в костях много воздушных полостей, скомпенсировавших абарический удар. Дальше набегающий под кольцо шлема воздушный поток плотно впечатал лицо в забрало, заодно основательно подсушив биологические жидкости, попавшие в шлем. Глаза пилота были широко открыты, а вместо чёрных зрачков на нас смотрели мутно-белые. Хоть роговица глаз и разорвалась от кипения стекловидного тела глаза, горячий пластик "сварил" прижатые к нему глаза, как яйца всмятку - белый цвет свидетельствовал о тепловой денатурации белка.
  
   На вскрытии тоже были удивительные вещи - крови не было. Камеры сердца были пусты и вместо крови там были ярко-красные пузыри. Кипение просто вытолкнуло кровь из сердца, да и в аорте и лопнувших крупных сосудах вместо крови была пена - следствие бурного выделения кислорода из гемоглобина и, опять же, кипения плазмы. Печень напоминала поролон, настолько вся она была забита мелкими пузырьками. При прикосновении к коже трупа, последняя издавала странный звук, похожий на скрип снега под сапогами в мороз. Это явление (подкожная газовая крепитация) было вызвано тем, что жир в подкожно-жировой клетчатке тоже закипел.
  
   Причину смерти описали просто - разрыв мозга и гипобарическое закипание всех биологических жидкостей тела. Единственным положительным моментом для бедняги лётчика было то, что его смерть была мгновенной.
  
  
  
   ЛЁТЧИК В ПОЛЛИТРОВОЙ БАНКЕ
  
   В начале 80-х в войска стали поступать новые МИГи-29. Тогда машина считалась секретной, и многие ее узлы активно усовершенствовались. Одно такое, казалось бы, незначительное, экспериментальное новшество было установлено на одном из самолетов, дислоцированных под Лугой. Штурвала на этой машине нет - вместо него между ногами летчика торчит РУС - ручка управления самолетом, больше всего напоминающая джойстик для компьютерных игр. Суть новшества была довольно простой - под указательный палец правой руки на РУСе было установлено специальное титановое кольцо, помогающее летчику держать руку. Прижилась ли эта маленькая новация или нет - я не знаю. Но знаю одну печальную историю, связанную с этим колечком.
  
   Как-то на кафедру судебной медицины Военно-медицинской академии срочной фельдъегерской почтой (а попросту военным гонцом на УАЗике) доставили пол-литровую банку, обложенную брикетами сухого льда. В этой банке было собрано все, что осталось от летчика, вернее, все то, что военный судмедэксперт смог собрать на месте авиакатастрофы. Сама по себе катастрофа новейшего секретного истребителя - это уже ЧП всеармейского масштаба, а эта еще сопровождалась весьма неприятными обстоятельствами. Были громадные сомнения, что тут дело было не в технической исправности самолета...
  
   Погибший пилот-подполковник был очень опытным летчиком, из тех, кого называют асами. Отлично летал в Афганистане, был заслуженно награжден многими боевыми орденами и медалями. При судебно-психиатрическом анализе, а последний можно было сделать только косвенно на основании личного дела, записей в летной книжке и бесед с сослуживцами, был он личностью хладнокровной, способной к принятию правильных и молниеносных решений. В авантюрах никогда не замечен, хоть и крутил такие фигуры высшего пилотажа, что многим другим асам было завидно. Часов у него столько было налетано, что на теперешний авиационный полк хватило бы...
  
   Но все же одно неприятное "но" оставалось. Была у этого подполковника вполне благополучная семья - жена-красавица и двое деток. Тогда советское государство о военных заботилось: летная зарплата плюс зарплата жены позволяли жить без проблем. Обитали они в ДОСе (доме офицерского состава) при части в хорошей благоустроенной трехкомнатной квартире. Луга недалеко - городок тихий, да и до Ленинграда рукой подать. Не служба, а мед, мечта многих офицеров. По описаниям сослуживцев, семья была счастливая, ни ссор, ни скандалов у них никто не помнил.
  
   Так вот на фоне общего благополучия несколько месяцев назад его старший сын отдыхал в пионерском лагере на Волге, где смылся с тихого часа купаться и утонул. Сильно переживал подполковник эту трагедию, даже был отлучен от полетов на какое-то время. Однако мужественная душа военного переборола драму, и вскоре подполковник снова окунулся в летную работу. Тащил службу за пятерых, пытаясь заглушить боль души и тоску по сыну. Командование причину его рвения понимало и от этого еще больше ценило. Да и само время, лучший доктор, свое дело сделало - забываться боль утраты стала, ушла из повседневной жизни этого военного.
  
   Приходит подполковник накануне катастрофы к себе в квартиру и видит - некоторых вещей его любимой жены нет. Нет и маленькой дочки, и самой жены. Через несколько минут телефонный звонок. Подполковник берет трубку. Жена звонит. Просит не перебивать. Извиняется за содеянное и сообщает подполковнику пару "приятных" новостей. Новость первая: второй ребенок - не его. За взятку врач-гинеколог написала преждевременные роды. Нормально ребенок родился, даже несколько переходила. Написали так, чтоб сроки под "афганский" отпуск подполковника совпали. Дочка, оказывается, - от жениного однокурсника, с которым страстная любовь еще со студенческой скамьи. Старый друг ее так любит, что сам до сих пор не женат. Однокурсник этот в большие люди выбился, во Внешторге работает, не чета какому-то там подполковнику ВВС. Новость вторая: тайным встречам конец, жена, теперь уже можно считать, бывшая. Сделано предложение, которому - "да", ну, а подполковнику - соответственно "нет". Всё, что у них было, - оказывается, трагическая ошибка поспешного выбора. Дальше просит не беспокоиться и начать устраивать свою новую холостую жизнь. Типа, "Мужик ты видный, в своей Луге девку быстро найдешь. А за алименты совсем не волнуйся - никаких алиментов не будет. И никакой твоей жилплощади не надо. Новый муж имеет свою шикарную квартиру в Москве и безоговорочно принимает отцовство. Родители у него тоже очень большие люди, с разводом помогут, все будет быстро и чики-чики, на твоей карьере никак не отразится. Не змея же твоя бывшая жена...".
  
   Подполковник весь этот монолог молча выслушал, ведь обещал же не перебивать. Действительно мужик железный был. Лишь в самом конце сказал пару слов: "Все? Ну раз все, то тогда, прощай!" - и повесил трубку. Ни в какой винно-водочный он не побежал, дабы топить свое горе, ни к каким друзьям звонить не стал, дабы излить свою душу: зачем людей после тяжелого дня беспокоить? У всех своих проблем по горло, а завтра очередной полетный день - всем надлежит хорошо выспаться, чтобы быть в надлежащей форме. Залез подполковник в свой холодильник, поел "осиротевших" жениных котлет и лег спать. Никто бы и не узнал об этом разговоре, кабы после ЧП военные следователи жену не разыскали.
  
   Ни свет, ни заря подполковник - в части. Предстоит сложный полет в двойке с одним майором. Что касается летного дела, то майор тот, тоже ас, на подполковника как на отца-наставника смотрел, хоть по возрасту был близок, да и вне службы все их друзьями считали. Летали они в элитной эскадрильи, где были собраны лучшие летчики и техники полка. Вместе проходят предполетный медосмотр. Перед осмотром друзья непринужденно болтают, обсуждают детали предстоящего задания, шутят на отвлеченные темы. Друг-майор ничего особенного в настроении подполковника не замечает. Авиационный военврач тоже ничего не находит. Руки не дрожат, нервные рефлексы в порядке, глаза не красные, кровяное давление и сердцебиение в норме. Явно выспался мужик, к полету готов, физическое состояние отличное. Заключение простое: "До полета допускаю".
  
   Развод. Уточнение учебно-боевой задачи. Ни командир, ни другие офицеры ничего странного в поведении подполковника не замечают. Как всегда собран, все высказывания строго по делу.
  
   Подходят к самолетам. Разговор с офицером-техником всегда душевный. Верят летуны своим ангелам-хранителям, да и техники за годы работы свих летунов насквозь видят. Ничего странного техник в подполковнике в то утро не заметил. Доложил как положено: "Товарищ подполковник! Ваш МИГ-29 к вылету готов. Неполадок нет." А неполадок, похоже, действительно не было. Уже после ЧП госкомиссия по данным телеметрии и остаткам "черного ящика" определила. Вообще-то этот ящик совсем не черный и совсем не ящик. Бортовой самописец больше всего напоминает большой приплюснутый ярко-оранжевый мяч, в бронированном нутре которого медленно ползет суперпрочная магнитная проволочка, фиксируя кучу параметров. В этой катастрофе этот "неразбиваемый" блок весьма сильно разбился, но кое-какие участки проволоки уцелели. К счастью, те, что последние моменты "жизни" машины фиксировали. За исключением самих полетных условий, работа всех систем была в норме.
  
   Вот и взлетная полоса. Голос диспетчера в наушниках дает паре взлет. Два "мигаря" на полосе стартуют как бегуны на эстафете - один чуть сзади и сбоку от другого. Короткая пробежка, и две хищных птицы синхронно поднимаются в воздух. Короткий и крутой набор высоты. Выход в заданный район. Форсаж. "Горшки под хвостами" выбрасывают яркие оранжево-голубые языки пламени. На земле слышен грохот "взломанного" звукового барьера. Начинается работа на перехват и страшные перегрузки. Пара работает технично и слаженно, тянет на явную пятерку. "Земля" довольна. Командир полка то тычет пальцем в экран радара, то задирает большой палец вверх. И вдруг на заданной "потолочной точке" самолет подполковника начинает карабкаться дальше вверх. Командир полка с досадой всплескивает руками. Эх, какая пятерка сорвалась! С земли сразу идет команда: "Нарушение полетных условий, вернитесь на заданную высоту!". В ответ привычное: "Вас понял. Есть вернутся на заданную высоту. Выполняю". Но вместо нормального снижения самолет подполковника выполняет вертикальное пике строго вниз. Пике вниз на полной форсажной тяге. Восемнадцать километров высоты кончаются за секунды. Самолет на максимальной скорости, усиленной силой земного притяжения, врезается в землю, как метеорит. Местность безлюдная, сопутствующих разрушений нет, исключая огромного кратера в болоте.
  
   Наверное, каждый читатель уже выдвинул свою версию происшедшего. Версию простую, и я уверен, что правильную. Уж больно очевидны факты последнего вечера жизни этого подполковника. Но предположить еще не значит доказать. А доказать было необходимо.
  
   Разложили светила военной судмедэкспертизы обугленные косточки из баночки на белую простынку и стали думу думать. Ну, как в такой ситуации доказать, что в момент падения самолета пилот был в сознании? Причем доказать стопроцентно. Сама постановка задачи выглядит довольно глупой шуткой.
  
   Отправили кусочки тканей, что не совсем сгорели, на анализы. Результат полностью отрицательный - ни наркотиков, ни ядов. И тут одного молодого капитана-адъюнкта (военного аспиранта) мысль посетила: ведь среди найденных костных фрагментов есть два куска проксимальной фаланги указательного пальца правой руки! Как раз той косточки, что в кольце на РУСе должна быть. Сложил сей начинающий судмедэксперт две половинки, два костных фрагмента, и точно - очень уж характерный перелом получается - колечко в момент удара косточки как ножом рассекло. Сразу на завод-изготовитель ушел срочный запрос. Необходимо было замерить некоторые размеры кабины, прислать технический рисунок ручки и к нему это титановое кольцо.
  
   Ответ пришел в секретном пакете с нарочным через пару дней. Взял этот адъюнктик техрисунок и пошел в протезную мастерскую Академии. Столяр с предложенной работы только усмехнулся. За десять минут он отрезал по заданному размеру деревянный брусок и сколотил грубое подобие РУСа - штурвала МИГа-29. Грубое, но по размером точное. Затем на точиле, а дальше обычным рашпилем подогнал рукоятку под форму рисунка и на два шурупа прикрутил титановое кольцо, а внизу прикрепил поперечную планку на обычном дверном навесе. До миллиметра вымерил размеры. Копия получилась смешная, но для следственного эксперимента вполне пригодная. Далее эту "швабру" прибили к обычному листу фанеры.
  
   На следующий день наш адъюнкт пришел на построение 3-го курса 3-го факультета подготовки летных врачей. Из кармана его кителя выгладывал токарный штангель-циркуль. Коротко переговорил с начальником курса. Тот дает команду: "Всем курсантам, вес которых 85-86 килограммов, шаг вперед!". Бух по полу, такие курсанты вышли. Следующая команда: "Из вышедших всем курсантам, у которых рост метр семьдесят девять, - шаг вперед!" И эти вышли. Уже совсем небольшая группа. Третья команда: "Последние выведшие поступают в распоряжение капитана, остальным - разойтись!" Завел кэп эту группу в класс для самоподготовки и давай им руки мерить.
  
   Отобрал адъюнкт двух "подопытных кроликов" и повел их на кафедру авиационной и космической медицины. А на той кафедре кресло, аналог кресла МИГа-29, имелось, установленное на специальном тренажере. На тот тренажер и поместили фанерный лист со "шваброй", изображающей штурвал-джойстик. Но все размеры реального МИГа были точно соблюдены. Посадил адъюнкт первого курсанта в этот "самолет", пристегнул его к креслу ремнями, а колечко на ручке предварительно краской обмазал. "Держи, курсант, штурвал!" - курсант держит. Тренажер наклоняет кресло на угол того пике, когда произошла катастрофа. "А теперь расслабь руки!" - руки падают с импровизированного штурвала, палец выскальзывает из кольца. "Снова держи! А теперь мы тебя чуть тряхнем!" - палец касается металлического ободка кольца, и нанесенная краска рисует на пальце линию под характерным углом, точь-в-точь по разлому кости. Курсант слазит с тренажера, линия на пальце фотографируется. "А теперь, коллега, выходите из пике - ручку - вниз и на себя" - меняют угол наклона "швабры" и снова трясут. Линия на пальце уже не совпадает с линией перелома. Потом трясут без изменения угла - вдруг ручку заклинило и элероны не слушаются. Линии на пальце получаются разные, опять на перелом непохожие. Закончив с первым курсантом, занялись тем же со вторым. Бесчисленное количество фотографий - следственный эксперимент номер такой-то и рука на сантиметровой сетке. Наконец со стендовым моделированием покончено. Пленки быстро сдаются в фотолабораторию, и к утру получены фотографии.
  
   Картина предельно ясна - удержать палец на ручке-штурвале можно только в полном сознании и при полном сохранении мышечного тонуса. А учитывая реальные перегрузки под форсажем, для этого еще необходимо обладать недюжей физической силой и быть тренированным - слабак так руку не удержит. Характер перелома дистальной фаланги указательного пальца правой руки стопроцентно подтверждает, что никаких попыток вывода из пике в момент удара о землю летчиком не проводилось. Любой мало-мальски здравомыслящий человек сделает такой вывод.
  
   В последний миг своей жизни наш подполковник был в полном сознании и прилагал значительные физические усилия, чтобы вести исправную машину вертикально вниз.
  
  
  
   ДУШ С РАСЧЛЕНЕНИЕМ
  
   В начале 80-х недалеко от Финбана велись земляные работы. Отсыпали здоровую насыпь на Выборгской железнодорожной ветке. И вот один из бульдозеристов заметил какие-то куски в земле. Мясо напоминают. Остановился, вышел и обомлел. Мясо то с человеческой кожей оказалось. Работам стоп, звонок ментам.
  
   Менты приехали, попросили раскопать. Извлекли мясцо. Больше ничего не нашли - ни одежды, ни иных зацепок. Куски мелкие, но почти целый труп складывается. Явно мужской. Лицо восстановить невозможно - череп сильнее всего разбит и фрагментирован. Труп должен быть свежий, больше 24, но менее 48 часов. Метод расчленения не ясен. Края явно не резано-рубленные. Да и вообще, какие-то странные. Выглядят как будто эти фрагменты человеческого тела помыли, вроде как мясо перед варкой. Чушь какая-то получается - помыли и закопали. Уверенно определить откуда земля, приехали ли куски на самосвале или захоронены на месте оказалось сложно. В одно и тоже место одновременно по крайней мере с восьми точек землю возили. Да и грунты схожи, плюс все перелопачено здорово.
  
   Вся надежда на экспертизу. Взяли пробы землицы, собрали куски, разложили по кулечкам и отправили на Кафедру Судебной Медицины, что в Военно-Медицинской Академии. Определяйте, товарищи эксперты, откуда тело приехало, по той земле, что на мясо налипла. Заодно заключеньице дайте - что это такое интересное с трупом сделали. Ну и главное - причину смерти, если сможете.
  
   Собрались светила экспертизы. Сняли первично-налипший грунт. Быстро выяснили, что останки расчлененного тела были закопаны в землю, которую свозили с метрополитена. Следов крови в грунте нет - расчленение на месте исключается. А вот с самим методом расчленения и причиной смерти проблема. Ни на что не похоже - ни пилено, ни разорвано, ни передавлено. И в то же время чем-то все методы сразу напоминает. Никаких дополнительных ран-травм на фрагментах не обнаруживается. Сердце-почки-печень в норме. Похоже был здоровый молодой парень семнадцати-восемнадцати лет. И вроде как его живого по щучьему велению на запчасти разобрало.
  
   Подготовили ткани на микроскопию. Еще загадочней - ткани водой напитаны, вроде как кто ее туда под давлением закачал. Догадочка одна возникла. Так как подобное на кафедральной практике не встречалось, решили провести эксперимент. Заказали молодого поросеночка со спецфермы и послали гонца в поликлинику Академии за безигольным инжектором для солдатских прививок. Этот аппаратик без иголок укол делает - напором жидкости кожу прошивает. И поросенок нужен был не для шашлыка - просто у маленьких хрюшек кожа и мясо по механическим характеристикам на человечье похоже. Вот этому поросеночку кучу уколов обычной водой сделали, потом умертвили, а места уколов изучили под микроскопом. Картина разрушения тканей идентична с найденными кусками. Для верности еще холодного трупа покололи - там размозжение иное. По результатам экспертизы и следственного эксперимента интересная вещь получается - расчленили живого человека, порезав его струей воды под громадным давлением! Об этом и доложили следакам. Дальше распутывание дела заняло часа три.
  
   Оказалась вот какая история. В Метрострое была водяная пушка. Такая штука в горно-добывающей промышленности используется - она дает струю столь большого давления, что та выбивает камень куда быстрее отбойного молотка. В СССР гидропушки популярны были - беспыльная выработка, вроде как о здоровье проходчика забота. Вот и совали этот метод куда ни попадя, в том числе и на строительство метрополитена. Но там грунта мягкие и от такой пушки толку не было. Не пропадать же добру, и работяги нашли этой "брызгалке" хорошее применение - на самом малом напоре смывали грязь в построенном туннеле. Работала эта пушка всего-ничего, а все остальное время стояла без дела для голой отчетности.
  
   Пришли в Метрострой два пэтэушника на практику. Работали с месяц, пушку при них ни разу не включали. Да они и не знали толком, что это. Знали - туннель мыть. Каждый день после работы были грязные и потные, а до душевых далеко было тащиться. Вот этим умникам после конца смены пришла в голову блестящая мысль - далеко не ходить, а прямо на проходке помыться. На гидропушке была надпись "при большом давлении струя горячая". То что надо! Устройство в управлении простое. Врубают давление на максимум, чтоб душ приятней был. Один разделся и под "краник" стал. Другой у пульта струю врубает. Ну водичка и того - дружка пополам.
  
   "Оператор" испугался. Хоть и непреднамеренное, а убийство. Лет на шесть по минимуму. Вокруг никого, свидетелей нет. Парень решил выкрутиться - положил дружковы половинки на толстый стальной щит и покромсал той же струйкой. Потом куски закопал прямо на ленте землепроходочного комбайна, а место происшествия хорошенько замыл. Утром транспортер скинул дружковы останки прямиком в самосвал - никто ничего бы и не заметил, если б не бульдозерист.
  
   Пошел таки парень за непреднамеренное, но уже с весьма отягчающими.
  
  
  
  
   ИЗЛЕЧЕНИЕ ОТ РАКА
  
   В конце 1970-х в городе Выборге жили-были два врача - доктор Райтсман и доктор Кузнецов. На чём специализировался доктор Райтсман я забыл, а вот специализацию доктора Кузнецова я буду помнить до самых глубоких седин старческого маразма. Онколог он был. Причём если верить материалам того уголовного дела и документам, присланным на судебно-экспертную медицинскую оценку, то онкологом он был классным. Никаких диссертаций не писал, но в части практического лечения многих злокачественных заболеваний, да и по теоретическим знаниям, доктор Кузнецов запросто мог составить конкуренцию какому-нибудь периферийному профессору из областного мединститута. Коллеги о Кузнецове давали самые положительные отзывы: взяток не брал принципиально, специальную литературу читал тоннами, в консультациях не отказывал, а когда консультировал, то нос не задирал и был всегда профессионально честен - слова "этого я не знаю" не боялся. Добрый, по характеру уравновешенный, жизнью доволен, хороший семьянин, никаких психопатологических выходок за всю жизнь этого доктора не зарегестрировано. От пациентов отбоя не было, а сами пациенты и их родственники только гимны славы этому доктору пели - лучший критерий оценки любого врача. Одним словом, как тогда говорили, достойный советский человек.
  
   Доктор Райтсман и доктор Кузнецов были близкими друзьями. Антисемитизм в среде настоящих врачей-профессионалов явление редкое, особенно в советское время. Там больше профессиональные и личностные качества ценятся, нежели национальность. Дружили доктора семьями, прочно и долго. Дети в этих семьях друг друга с раннего детства знали, и отношения у них были как у близких родственников. Жёны ни одного праздника не помнили, где бы порознь. Даже отпуска подгадывали так, чтоб всё было одной большой компанией. Да и увлечения у этих докторов были одни и те же - любили выходы на природу, особенно грибы и охоту на боровую дичь.
  
   На здоровье друзья не жаловались, и хоть медицину знали, оба смолили папиросы "Беломор" как сапожники. Ну и разумеется у обоих были хронические бронхиты заядлых курильщиков - периодически друзья друг у друга выслушивали свистящие хрипы в лёгких и шутили на тему тех же сапожников без сапог. Такое наплевательское отношение к собственному здоровью было весьма распространено в интеллигентной провинциальной среде того времени.
  
   И вот пришла семья Райтсманов в дом Кузнецовых встретить Новый Год. Советское Шампанское на столе, лучшие коньяки и деликатесы - не взятки, а знаки почтения от благодарных больных. По телевизору Брежнев поздравление отшамкал, часы бьют двенадцать. Все поднимают фужеры и пьют первый тост за наступивший. Улыбки, радость на лицах, предвкушение хорошего застолья. Но через минуту доктору Райтсману становится плохо - он бледнеет и бежит в туалет. Там его скручивает сильный желудочный спазм, а минутой позже приходит облегчение в виде рвоты. Доктор Кузнецов без всяких церемоний открывает незапертую дверь, входит и смотрит в унитаз. Там свежевыпитое шампанское с прожилкой крови. Новогодний вечер испорчен - рвота с кровью без причины всегда тревога для онколога.
  
   Без всяких церемоний Кузнецов заводит друга в спальню, просит раздеться и лечь на кровать. Пальцы привычно утопают в ставшей податливой передней брюшной стенке. Мнёт Кузнецов живот другу и становится всё серьёзней и серьёзней. Долго мнёт. Жены за стол зовут, хватит мол, с кем не бывает. Перестаньте, мужики, друг на друга страх нагонять. Идите коньячку по маленькой - всё как рукой снимет! Не слушает доктор Кузнецов, злой стал, орёт чтоб не мешали. Пошёл периферийные лимфоузлы пальпировать, лезет в пах, давит подмышками и над ключицами. А в одной из надключичных ямок непонятный желвачок. Хватает стетоскоп и долго слушает лёгкие. Потом основательно выстукивает грудную клетку. И начинают дрожать пальцы у доктора Кузнецова... "Ладно, пошли к столу. Пить не советую и кушай умеренно. Завтра с полудня ничего не есть, с шести вечера и жидкости не пить, а второго числа с самого утра ко мне в кабинет."
  
   Второго января с утра первый раз в своей жизни доктор Кузнецов послал куда подальше своих плановых больных. Регистратура обозлилась, да высок был кузнецовский авторитет. Кому талончики переписали, кого, несмотря на протесты, к другим докторам направили, кого попросили подождать. Всё утро возился доктор со своим другом. Лично водил на рентген и в лабораторию. Принёс рентгенологу бутылку "Наполеона" давно стоявшую музейным экспонатом дома, а после разговора с завлабораторий на столе оставил коробку "Пиковой Дамы". Среди коллег такие вещи не популярны, сотрудники подарки принять отказываются - принцип "ты мне, я тебе" дороже. Отнесли подарки назад и отдали медсестре, что в кабинете у онколога сидела.
  
   Наконец вернулся Кузнецов к себе в кабинет и сразу за телефон. На весь Выборг тогда единственный эндоскоп имелся. Эндоскоп - это такая штука, которой через рот в желудок залезть можно, посмотреть, что там творится, ну и биопсию взять, отщипнуть кусочек тканей на анализ под микроскопом. Звонит эндоскописту, просит немедленно приять больного Райтсмана. Эндоскопист тоже весь день скомкал, но раз аж сам Кузнецов просит, то будет сделано. Затем хирургу звонит - моему другу нужно срочно лимфоузел из надключичной ямки выерзать, опять же на гистологию. Затем патологу - ставь на уши всю свою патогистологическую лабораторию, а мои анализы в первую очередь! И тот согласен. Ещё просит несколько дополнительных стёклышек с прокрашенными тканями подготовить - для его собственного изучения и если кому на консультацию послать придётся. И это будет сделано. Надо сказать, что доктор Кузнецов сам микроскопа не чурался. Стоял у него в кабинете отличный бинокуляр и стоял отнюдь не для мебели. Частенько Кузнецов у него просиживал, изучая сложные тканевые изменения с подозрением на малигнизацию.
  
   Всё, что надо доктору Райтсману сделали. Как никогда быстро все результаты легли на кузнецовский стол. Остался Кузнецов после работы, обложился атласами по онкологической патологии и стал смотреть препараты тканей своего друга. Сидел за микроскопом допоздна, иногда переводя глаза с микрополя на матовый яркий экран на стене, где висели многочисленные рентгеновские снимки больного Райтсмана. Опустела поликлиника, вот уже и дежурному терапевту надо уходить. Дождался Кузнецов, когда тот примет последнего больного, и заходит к нему в кабинет. Такой просьбы от Кузнецова никто из коллег не припоминал, хотя то, что доктор попросил у коллеги, считалось делом обычным. А попросил он для себя банальный больничный на три дня с диагнозом ОРЗ. Сказал честно, что в Ленинград смотаться надо, надо срочно и по личному. Друг Райтсман дома тоже на больничном маялся, но этому законно выписали открытый лист - без указания даты, когда на работу являться.
  
   Собрал Кузнецов свои записи, все рентгенограммы, микропрепараты и другие анализы и принёс всё домой. Рано утром, набил вторую сумку лучшим коньяком, сел в электричку и покатил в Ленинград. Хоть и не занимался этот доктор наукой, но многих знакомых в научных кругах имел. Остановился на три дня у кого-то из них. За это время своей "болезни" успел пройтись по светилам онкологии из 1-го Меда, зашёл на Кафедру Патанатомии в Сангиге, сходил к коллегам в Онкоцентре. Везде народ только недоумение выражает. Мол, ну чего ты к нам с такой элементарщиной припёрся? Ты ведь сам классный специалист, какие ещё у тебя могут быть сомнения? Задачка для студентов-второкурсников - это же элементарная, типичная аденокарцинома! Злокачественная опухоль тканей желудка, а раз имеются метастазы в лёгких и по всем лимфоузлам, то и диагноз проще пареной репы - рак четвёртой стадии. Прогноз больного однозначный - сливайте воду, выходите в тамбур, приехали. Станция "Терминальная", осторожно, двери закрываются, следующая станция - "Кладбище". Никто ничем помочь не может. Поздно. Давно поздно. Слушает эти очевидные истины доктор Кузнецов, а у самого в глазах слёзы. Да всё было ясно и понятно, только друг это - на чудо надежда была. А чудес, как известно, не бывает.
  
   Здесь уместно сделать одно лирическое отступление. Точнее не лирическое, а бульварно-популяризаторское. Пусть медики снисходительно улыбнуться, да хоть остальным понятней будет. То что рак - это клеточная мутация, все знают. Но это не совсем верно. Каждую секунду в нормальном человеческом организме происходит более двух миллионов изменений хромосомного аппарата, однако двумя миллионами раков в секунду мы не заболеваем. Большинство мутаций не опасны, и хромосомные поломки чинятся не выходя из клеточного ядра - есть специальные репарационные механизмы нашего генного аппарата клеток. Но некоторые мутации "прорываются", что в общем, тоже не проблема. Иммунная система стоит на страже - такие клетки-изменники быстро отыскиваются лимфоцитами и моментально уничтожаются, как предатели. Разные лимфоциты работают в нашей иммунной опричнине, есть там и высокоспециализированные следователи и штатные палачи. Прямо так и называются Т-киллеры, и это научный термин, а не жаргон. Так вот, эти киллеры без других типов лимфоцитарных клеток беспомощны. Не видят они клетку-мутанта. А вот почему не видят - вопрос открытый. Если кто на него ответит - то это Нобелевская Премия в области медицины и золотой памятник при жизни от всего благодарного человечества.
  
   Понятно теперь, почему рак, это не только и не столько мутация, сколько брешь в системе "свой-чужой"? Как только принял организм мутировавшую клетку за нормальную, последняя сразу начинает своё простое быдлячье дело - жрать, гадить, безудержно размножаться и ломать всё вокруг. На начальной стадии такую опухоль можно вырезать. Есть в онкохирургии одно святое правило: маленький рак - большая операция, большой рак - маленькая операция. Ну а на последней стадии, когда опухоль набросала своих клеток во все органы, или если по научному, то распространила метастазы, операция зачастую совершенно бесполезна. Так кое-какая терапия может лишь слегка замедлить процесс и не более. Хотя в виде редчайшего казуса в мировой практике имелись единичные наблюдения, когда иммунная система восстанавливала контроль над ситуацией, и происходило самоизлечение от рака. "Единичные" и "в мировой" - это ключевые слова. Никто из обычных практикующих онкологов такого не наблюдал и на подобную казуистику ссылаться не любит. Шанс стать миллионером, играя в лотерею, во много раз выше, чем самоизлечение от рака.
  
   Вернулся доктор Кузнецов из Ленинграда, взял дома немного спиртяшки и пошёл в гости к другу Райтсману. Несколько дубовая советская медицинская этика предписывала диагноз онкологического заболевания от самого больного скрывать, обнадёживая бедняг всякой лажей. Диагноз надлежало сообщать только ближайшим родственникам в строго конфиденциальной форме. Но Райтсман был друг и врач - не мог Кузнецов ему врать. Опять же впервые в жизни наплевал он на медицинскую этику. Разлил спиртик и на вопрос "а мне можно" ответил прямо - тебе, брат, теперь всё можно. Неоперабельная аденокарцинома у тебя, друг ты мой милый. Что такое карцинома, пояснять не буду, сам вроде знаешь одну из самых злых опухолей. Новый Год нам вместе уже не встретить, да и на охоту не сходить. Счёт, в лучшем случае, на месяцы. Приведи дела и душу в порядок, чему быть - тому не миновать. Как друга мучить ни тебя, ни твою семью я не собираюсь - не будет ни радио-, ни химиотерапии. Не нравится - иди к другому специалисту. В твоём случае, чем скорее, тем лучше. Обезболивающих, транквилизаторов и любой другой дряни получишь столько, сколько захочешь. Одно дополнительное средство тебе лишь посоветую - пей побольше гранатового сока. Лечить не лечит, но слизистую слегка дубит - по моим наблюдениям лучшая добавка в диету при таких случаях.
  
   Доктор Райтсман вздохнул и сказал, что обо всём догадался ещё на кузнецовской кровати в Новогодний Вечер. Поблагодарил за правду и дружеское участие. К ситуации отнёсся философски - хоть и был он евреем без иудаизма, но и Марксистско-Ленинскую Философию не ценил. Ну что же, пора, значит пора. Посмотрим, что лежит за чертой, откуда не возвращаются. Дети подросли, жена в торговле крутится - вытянет. Стал он спокойным и уравновешенным. Сам составил список препаратов, которые посчитал нужными и моментально получил на всё кузнецовские красные рецепты со специальными печатями для доставки на дом. Позвал жену. Попросил не плакать, всё ей рассказал и попросил весь Выборгпродторг перерыть и притащить домой десять ящиков гранатового сока. Напоследок обнял по-братски доктора Кузнецова и попросил к нему больше не заходить, пока сам не позовёт. А позовёт, когда боли нестерпимыми станут. А пока не стали, отложит доктор все дела, прочитает то, что не дочитал, простит тех, кого не простил, а между делами займётся обычным созерцанием окружающей реальности, наблюдать которую осталось не долго. Поэтому такая вот дружеская просьба не беспокоить. Других знакомых доктор Райтсман собирался оповестить позже. Выпили друзья по прощальному стопарику, и ушёл доктор Кузнецов домой. А дома впервые после студенческих лет нажрался в трабадан.
  
   Проходят месяцы. Доктор Райтсман не звонит. Мадам Кузнецова как-то пыталась набрать номер Райтсманов, за что получала по рукам от мужа, никогда подобного себе не позволявшего. Желание друга было святым. Подошла осень, охотничий сезон в разгаре. В лесу красота, заветные места лежат под жёлто-красным одеялом. Только без друга не тянет больше Кузнецова на охоту. Вдруг в ночь с пятницы на субботу звонит Райтсман. На охоту зовёт. Вроде как вчера с Кузнецовым расстался. Ну у онколога сразу только одна мысль в голове - всё, метастазы в мозгу, бред начался. Осторожно начинает выяснять состояние больного. Райтсман в ответ смеётся бодрым голосом - да нормальное состояние. Курить бросил, по утрам бегаю, вчера только из лесу вернулся, хорошие места нашёл, где дичи много, а охотников мало. Поехали, не пожалеешь! Болей давно нет, бредом не страдаю. Короче, садись набивать патронташ, а утром ко мне.
  
   Не верит Кузнецов, но всё же собирается на охоту. Если с другом плохо, как его семье врать и извиняться, что зашёл навестить, да не вовремя и ещё в дурацкой охотничьей экипировке? Утро. Как много раз за много лет стоит Кузнецов перед квартирой друга. Звонить нельзя - давнишний уговор родственников не будить. Дверь должна быть не заперта. Точно не заперта. В прихожей свет. На тумбочке сидит довольный Райтсман и натягивает сапоги. Рядом ружьё и рюкзачок. Палец к губам - не шуми, все спят. Друзья выходят на лестницу. Райтсман запирает дверь и быстро сбегает на улицу. За ним ничего не понимающий Кузнецов. Поведение абсолютно нормальное, в смысле абсолютно странное - поведение здорового сорокалетнего мужика в отличной физической форме. На электричку опаздываем, давай бегом. У курящего Кузнецова задышка, у некурящего и бегающего по утрам Райтсмана - нет. Сели в электричку.
  
   - Всё, Райтсман, хватит загадок - рассказывай всё и подробно. Что делал и как себя чувствуешь?
   - Чувствую себя прекрасно, а что делал... Как, что делал - что ты сказал, то и делал. Ничего не делал, гранатовый сок пил!
  
   Нужная остановка. Друзья идут в лес. Хорошее место Райтсман нашёл - рябчик есть. Дождался доктор Кузнецов первого дуплета доктора Райтсмана, подошёл к другу в плотную и разрядил свой двенадцатый калибр ему в область сердца. Потом достал свой охотничий нож, труп раздел и провёл профессиональное вскрытие с полным извлечением органокомплекса от языка до ануса. Только череп вскрыл непрофессионально - циркулярной пилы не было. Пришлось топориком поработать. Правду говорил доктор Райтсман - рак рассосался!
  
   После этого доктор Кузнецов разобрал своё и Райтсманово ружья, забрал патронташи, труп прикрыл плащом и хорошенько запомнил место. А дальше сел в электричку и поехал в город Выборг. В Выборге сразу пришёл в привокзальное отделение милиции, сдал ружья и рассказал всю историю...
  
   Занималась бы этим делом только Выборгская Прокуратура, кабы его КГБ по особому статусу не повело. Местный следак по особо важным решил, что доктор Кузнецов открыл средство от рака - гранатовый сок. Ну и привлекла Гэбуха Военно-Медицинскую Академию по полной секретной программе. Ведь если действительно всё дело в гранатовом соке - то государственный доход в чистой валюте с подобной разработки может и нефтяной переплюнуть! Делов то - выделить действующее начало и запатентовать препарат. Судебка, Патанатомия, Фармакология, Токсикология и куча других кафедр привлекалось. Гранатовый сок подвергали всесторонним анализам - ничего специфического не обнаружили. По всему Союзу тонны гранатового сока были выданы онкологическим больным в чистом виде - тоже никакого эффекта. Тело Райтсмана основательно изучалось всеми возможными методиками. Нашли - зажившие рубцы от опухоли и метастазов. Не нашли - ни одной раковой клетки и причины исцеления.
   Доктору Кузнецову прижизненного золотого памятника не воздвигнуто. По слухам, на суде он для себя попросил высшую меру и никаких прошений о помиловании не подавал.
  
  
  
   КЛИНЧ
  
   В конце 1982-го года в Клинику Военно-Полевой Хирургии поступил по "скорой" экстренный больной. Парнишка лет четырнадцати с многочисленными рваными ранами конечностей и разорванным горлом. Необычным сочетанием к такому букету шло сквозное пулевое ранение кисти правой руки. Пятно въевшихся в кожу пороховых газов свидетельствовало, что выстрел в руку был сделан почти в упор. Раненный был без сознания, в тяжелом шоке от массивной кровопотери. Странным было и то, что подросток был абсолютно голым. Обычно все травматики одеты, и медсестры безжалостно режут одежду ножницами, прежде чем подать тела хирургам на стол. Иногда частичное раздевание делает "скорая", но тогда привозная бригада обязана скинуть шмотки по месту доставки больного.
  
   Опрос "извозчиков" тоже никакой ясности не дал. Вызов ментовский, целевой. Сразу запросили реанимационную бригаду. Адрес в самом блатном доме Ленинграда - возле Домика Петра, где куча сталинских скульптур на крыше. Когда прибыли; дверь в квартиру была взломана, парень валялся в луже крови и уже без сознания. Менты тоже ничего не объяснили, да и особо спрашивать было некогда. Сказали только одно - доставить в Военно-Медицинскую Академию, где лечение получше, а трёпу поменьше. Видать какого-то туза сынок.
  
   Особо болтать времени нет. Неотложная реанимация - растворы по жиле струйно, затем эритромассу и цельную кровь-матушку. Ну и в операционную - срочная остановка кровотечения, а дальше хирургическая обработка ран. Чуть резать, а больше шить да латать, запихивая куда возможно дренажи для оттока раневого экссудата - главную меру профилактики инфекционных осложнений. Хирургам еще ничего, а вот реаниматологи подергались, побегали за ночь. Но вытянули. На утро давление стабильное, если бы не литра вколотой наркоты и прочей дряни, уже бы паренек в сознанку пришел. А так лежит под аппаратом искусственного дыхания.
  
   Среди ночи в клинику звонок от Дежурного по Академии - к поступившему больному приедут родственники, приказываю их в клинику пропустить! Как не можете? Какая стерильность? Как в реанимацию неположено? Пропустить без разговоров под мою ответственность! Приказ не обсуждать! Через пять минут еще один звонок, теперь от Начальника клиники генерала Дерябина. Тон уже человеческий - ребята, сам бы всем голову за подобное намыл, но уж сильно "блатной" нажим. Придут - им маски на нос, бахилы на ноги, халаты на все остальное. Проводите папочку с мамочкой до их сынули.
  
   Приперлись на персональной "Волжане". В руках здоровые сумки с деликатесами. Смех - и это в реанимационный зал! Ну разъяснили большим людям, что горлышко у вашего отпрыска порвано. Ему такое ещё долго не кушать. Кормить его будем сами, вначале по венке, потом протертой бурдой через трубочку. Проводили к "телу", ну и намекнули - посмотрите, поплачьте, но лучше валите от сюда. Пользы от вас нет, а мешаетесь сильно. Переведём на верх в общее отделение, тогда и милости просим.
  
   Ну мамаша повыла чуть, папаша молчком слёзки повытирал, наконец засобирались на выход. Ответственный хирург в расспросы родителей подался. Что случилось то? А родители несут какую-то ахинею. Маманя грузит, вроде как пришел мент с собакой, а у нас своя собака, редкая смесь волка и сибирской лайки, те подрались, да сына искусали. Папа несколько иную версию говорит - мент в нашу волко-лайку выстрелил, вот она сына и покусала. Ну вроде и сыну до кучи руку прострелил. Ясности мало, но хоть стало понятно, что основная травма - результат укусов собаки.
  
   Смену менять, а тут милиция и следак в Клинику заявляются. Вообще-то в Полевой Хирургии это частые гости, иногда и не раз за день. Одно неудобство - сдающую смену с ночи задерживают. Один мент, совсем молодой сержантик, повёл себя нетипично - перед дежурным хирургом на колени упал. Попросил дать медописание в уголовное дело в свою пользу, так как родители этого мальчика уже на Колыму его посылать грозятся. А всё за то, что он их отпрыску жизнь спас. Только папа-туз очень не хочет, чтобы правда где-то всплыла. А правда оказалась простой.
  
   Из элитного дома поступил звонок в ближайший опорный пункт милиции от соседей - за стенкой погром и нечеловеческие вопли. В том доме, кроме белой горячки, проблем никогда не было, там на входе вахтёры. Ну на всякий случай послали самого молодого. Пойди посмотри, если что, то свяжись по рации. А если "белый конь", звони 03. Приходит сержантик по адресу. За лакированной дверью действительно погром и вопли. Звонит, стучит - никто не открывает. Спустился до вахтера, у того на счастье здоровый лом имелся, лёд перед подъездом скалывать. Звякнул сержант коллегам и давай этим ломом дверь ломать. Возня продолжается, но крики стихли.
  
   Врывается мент в квартиру и видит сюрреалистическую картину: подросток с разорванным горлом СНОШАЕТ здоровую собаку! Собака пытается подростка кусать, а тот из последних сил правой рукой её за голову удержать пытается. Левая рука изгрызена и висит плетью. Вся хата в крови, обстановка погромлена. Сержант хватает подростка и пытается оттянуть от собаки. Не выходит - как склеились! Собака пытается и мента покусать. Достает сержант пистолет и бух собаке в голову. Да с перепугу через руку этого ёбаря. Собака пару раз дёрнулась в конвульсиях и тут же "партнер" из ее влагалища вывалился. Говорить не может из-за травмы горла. А через несколько секунд вообще сознание потерял. Вызвал спаситель скорую, а тут и другие менты подкатили. Вот и вся картина происшествия...
  
   Не поверил ответственный хирург. Не поверил, потому что история слишком уж на устное народное творчество смахивала. Ну кто не слышал баек про то как Он Её, а тут Муж. А у Неё того - зажало. Потом Их вместе склеенных выносили. Так вот с женщинами такого не бывает! Брехня это. Бывает женский патологический спазм влагалища - по медицински называется вагинизм. Так вот при вагинизме туда засунуть невозможно, а оттуда вытянуть проблем нет. Ну разве что женщине это больно. Тем более не застрянуть, когда грызут до смерти. Не-воз-мож-но. Да только вид у сержантика такой, что вроде как мужик правду говорит, к тому же собака не человек...
  
   Снимает тогда хирург телефон и звонит начальнику Кафедры Биологии, профессору Щербине. Извинился за странный звонок, конкретно историю описывать не стал, спросил в принципе - с собакой сцепиться реально? На другом конце провода категорическое "Да, да, да - элементарный КЛИНЧ!!!". Почти как в боксе, когда друг на друге виснут. Оказывается "клинч" - это научный термин в зоологии семейства Canis (собаковидных). При размножении шакалов, койотов и волков это обязательное состояние самки. У собак такая реакция слабее, но тоже наблюдается весьма часто. У волков же клинч длится от двух до пяти часов. Специальные мышцы влагалища так плотно сжимают половой член самца, что вытащить его, не порвав самку просто невозможно. В этой беззащитной ситуации много молодых зверей гибнут от клыков конкурентов - матерых волков и волчиц, но даже перед смертью не могут расцепиться. Природное значение этого явления не ясно, но известно, что если пытаться разнять таких партнеров, то самка будет испытывать страшные боли, ну и разумеется будет кусаться. Но и тогда не расцепится. Возможно ли это у гибрида собаки с волком? Не только возможно, но и неизбежно. Правда в одном только случае - сука "горячая" должна быть. В смысле, в течку.
  
   Следователь положил на стол заключение ветеринара-кинолога, осмотревшего труп гибридной собаки. Сука в разгар течки, во влагалище обнаружена свежая сперма. Значит всё-таки клинч.
  
  
  
   ЦВЕТЫ ДЛЯ ПАТОЛОГОАНАТОМА
  
   Какая самая "цветочная" специализация в медицине? Наверное акушерство-гинекология. Как приедет счастливый папа забирать пополнение семейства, так обязательно со здоровой охапкой цветов. Ну и хирургов, особенно не общих, а всяких редких, там кардиологов, или пластиков, тех тоже больной флорой осыпает. Да и другие узкие специалисты, особенно оперирующие, без подобных знаков внимания не остаются. Хотя почему "узкие"? Любым хорошим врачам цветы дарят! Ну возьмем самую прозу жизни - добросовестного участкового педиатра. Каждый день букет! Хотя насчет "любых хороших" я, пожалуй, погорячился. Хорошим патологоанатомам и блестящим судмедэкспертам цветов не дарят. Венки не в счет, то экс-больным. А ведь порой следовало бы и доктора презентовать. Не венком, конечно, упаси Бог от такой радости, а вот хорошего букета или бутылки коньяка мы заслуживаем не меньше. Потому как частенько тоже жизни спасаем. Не тех, кто на нашем столе, а тех, кто проходит в том же деле, что и наш клиент. И частенько незаслуженно проходит. Я имею в виду, у следователя подозреваемым незаслуженно проходит.
  
   Вообще судмедэксперт и патологоанатом разные специалисты. Схожи в том, что оба работают с трупами. Патанатом со свежими, судмедэксперт с какими придется. И цели работы схожи - установить причину и условия смерти. Только если интерес патанатома дальше биологии не распространяется, то судмедэксперт чуть любопытней - его социальное окружение тоже волнует. Поэтому выходят лучшие судмедэксперты из сильных патанатомов, но не бывает хорошего судмедэксперта из плохого патанатома. Вот и хочется рассказать о патанатомии в судмедэкспертизе. Патанатомии, жизнь людям спасающей.
  
   Протокол вскрытия 1286
  
   Труп по Делу 1286 принадлежал сравнительно молодому мужчине. Н вид лет сорок, по паспорту вообще 35. Когда-то это был весьма преуспевающий человек с высшим образованием, и казалось бы, лучезарным будущим. После института парень женился на провинциалочке, которая по словам его родителей испортила сыну жизнь. Да и вообще вышла эта особа не по любви, а исключительно из-за квартиры и будущего социального статуса сынка. Совратила, с пути сбила, пустила под откос, а потом вообще убила! Физически. Стерва, гадина. Пользуясь беспомощным состоянием мужа била его по голове до смерти. Да таких вообще расстреливать мало! Это не мое мнение, это родительское мнение, которое они следователю высказали. Мое мнение диаметрально противоположное. Бедная женщина, а собаке - собачья смерть.
  
   Жена. Пришлось мне эту женщину осматривать. И детей её. Ну с мужем понятно, его я рассмотрю основательней всех - не только снаружи, но и изнутри. Так вот по экспертной оценке женщина эта подвергалась бесчисленным издевательствам. Взять хотя бы сигаретные ожоги на коже. Сама не курит. А синяков на ее теле не меряно. И все в разных стадиях. Помните советские деньги - жёлтые рубли, зелёные трешки, синие пятерки и красные червонцы? Синяк те же стадии проходит, только в обратном порядке от червонца до рубля, через всю цветовую гамму. Осмотрел я тело той женщины - точно банкнотами обклеено. Тяжело же ей пришлось в семейной жизни. Получалось, чуть ли не ежедневное избиение. Ну и характер повреждения некоторых зубов, шрамы щек, старые и не очень переломы рёбер, что высветились на рентгене, говорили о серьезности воспитательной работы со стороны мужа. Бил он её сильно. И часто. Нужен вагинальный осмотр. Не удивляйтесь, мы еще чуть-чуть гинекологи, правда плохие - туда смотреть, смотрим, но ничего там не делаем, в смысле не лечим. Так вот, видим там надрывы и осаднения, и не только влагалища, но и ануса. Любящий муж регулярно насилует свою жену во все дырки, вот как это называется. Да, тётя, похоже жила ты в аду. Жила, а своего тирана не бросала. Садомазохисткие пары, как не странно, устойчивы. Таких чаще всего тюрьма или смерть разлучают.
  
   Очередь за детьми. Мальчику 7 лет, девочке 12. Первым смотрю мальчика. На запястьях рук небольшие потертости и красные линии - похоже ручки связывались. Нашел старый перелом ребра и рубцы на ягодицах - пацану и розга знакома. Смотрим попочку. Тьфу, черт, верить не охота. Надрыв-трещина ануса. Рядом осаднение. Со смерти папочки часов пять уже прошло. Зову самую молодую и красивую медсестру. Мальчик, а ты сегодня какал? Нет. Хорошо. Тёте надо тебе попу ваткой на палочке помазать. Ты не будешь плакать? Ну не плачь, ты же большой мальчик... Ну вот и все. Иди к тётеньке-милиционеру, она тебя отвезет в комнату, где много игрушек. Сержант, берите мальчика и закройте дверь. Так что там у нас? Так и думал - сперма. Тогда делайте смыв с папочкиного члена, поищем среди засохших сперматозоидов слущенные эпителиальные клетки прямой кишки и ануса.
  
   Девочка. Ну клок волос выдран, пара синяков. Опять же рубцы на ягодицах, свидетели старой и свежей порки. Тоже доставалось, хоть и меньше, чем братику. И на осмотре держалась молодцом, пока на кресло не повел. Там истерика случилась. Ну не плач, дядя не больно туда полезет. Хочешь тётю позову - тётя тебе там трогать будет. Мне только посмотреть надо. Да нет, ты мне ничего не рассказывай. Ты того дядю-следователя помнишь? Ты это всё ему расскажи. Мне не надо. Мне посмотреть надо. А потом я напишу рекомендацию для детского психиатра. Ты с ним поговоришь, он тебе поможет. Ну вот и молодцом. Бери себе чистенькую подкладную и садись в это кресло. Да-а, как взрослая тётенька! Дай опущу эти железяки, ты всё же ещё маленькая... Так удобно. Теперь посмотрим, что там творится... Так, сестра, пишите: каринкули маленькие старые, дефлорирована более двух лет назад, надрыв свода передней трети (старый), надрыв или надкус левой малой половой губы около месяца назад, свежее осаднение на правой большой половой губе, осаднения преддверия, кровоподтек вокруг уретры, двух-трёхдневный. Клитор набух, на уздечке мелкие кровоизлияния. Похоже ущипнули... Давайте зеркало. Да куда такое! Маленькое давайте и подержите в тёплой воде - итак дитя от каждого прикосновения вздрагивает. Обязательно надо в протоколе отметить, что ребенок 12-ти лет по признакам полового и биологического развития соответствует 10-тилетнему. При изнасилованиях несовершеннолетних биологический возраст на суде важнее паспортного. Иная в 14 лет при таких делах умудряется удовольствие получить с приятными воспоминаниями, а иная и в 16 лет ещё дитя, и выливается такой половой акт в тяжёлую телесную и психическую травму. Ну вот и тёпленькое маленькое зеркальце. Такое не страшное, введем во влагалище совсем не больно. Ну что там? Не умеет еще девочка подмываться. Сперма старая. Дня полтора-два. Похоже папа своих деток пользовал по очереди. Так, мазок. Ну-ка свет поправьте. Надрыв свода влагалища над шейкой матки. Согласуется с осаднением преддверия влагалища - когда суют не по размеру большое и толстое. Всё. Девочка, ты молодец. Только мы тебя сейчас в больницу направим. У тебя там ранка. Болит внизу. Как привыкла? И слушать не хочу. Надо тебе там малюсенький шовчик наложить. Это другой дядя делает. Ну ладно, хочешь, что бы тётя - попросим тётю. Сестричка - дайте ей пол-ампулы седуксена, успокойте девочку. Нет, нет, не колите. Как мне потом эту дырку в вене объяснять? С ложечки, пополам с валерьянкой. Не хочу адвокатам повод давать - они из-за мелочи судьям голову заморочить могут. И отвода заключения медэкспертизы не хочу. Хочу кучу смягчающих для её мамы. Точнее хочу оправдательного приговора, но это из области сказок. Там убийство, пусть даже вынужденное... Да и свекровь все видела, тогда хочешь, не хочешь, а получается превышение допустимой самообороны.
  
   Хозяин. Номер 1286 собственной персоной. Прозектор, ты чего мылишься раньше времени? Прозектор, это помощник судмедэксперта. Типа как ассистент у хирурга. Но ассистирует он по-другому. Самую тяжёлую работу вместо доктора делает. Хороший прозектор редок. Сам кожу разрежет, подсечёт грудную клетку по рёберным хрящам. Длинным секционным стилетом сунет изнутри в горло вокруг языка, по пути чиркнув вокруг диафрагмы и заднего прохода. Доктор, добро пожаловать! Весь органокомплескс от языка до ануса распластан перед Вами на специальном столике рядом с "освежеванным" трупом. Ковыряйтесь на здоровье, изучайте в комфортных условиях. А как только мы что надо почикаем, прозектор все внутренности обратно в тело засунет. Уже как попало - ну сердце на место мочевого пузыря - какая разница, все равно зашьём, не видно. Так вот, сейчас я внешний осмотр сделаю и позову Серёжу. Серёжа у нас лучший прозектор. Минутку рядом побуду, чтоб соотношение нетронутых органов в полостях посмотреть, а потом пойду чай пить. Через десять минут вернусь на всё готовое. Буду требуху терзать по кусочку, уже долго и внимательно.
  
   Осмотр кожных покровов. Один синяк на левой скуле. И еще один на "кумполе" - на макушке головы. Со слов, якобы всё видевшей тещи, жена била мужа чугунной сковородкой. С чего он и умер. Под бой правой руки очень подходит. Значит череп как пить дать треснут. Ладно, это после чаепития. Что еще интересного? О, дырочки! На венках. Венки орубцованы и склерозированы. Так мы ещё и наркотой баловались. Дырок относительно мало, а сосуды пожжены сильно. Похоже не героиновый мальчик. Эфедрольно-"винтовые" венки. Похоже нам возбуждающие препараты нравились. Понятно откуда агрессия при абстиненции. Опиатный нарк обычно тихий. Чего ещё на коже? Да ничего. Вот самый свежий след последнего укола. Кровь на амфетамины надо взять. Сережа, потроши, я отойду на десять минут. Да, скальп на морду натяни, но череп не тронь. Там причина. Оставь пилу - сам вскрою. Серега несколько обиделся, вроде как не доверяю. Да доверяю, но били то по голове. Поэтому сам. Били бы ножом в сердце, вскрыл бы Серега голову. Так, ну вот и разрезали - здоровый мочевой пузырь переполнен и сильно выступает из таза, обычное для наркоманов дело. Всё остальное выглядит нормально. Серёжа, вытягай требуху, а я пошел наверх. Свиснешь, если что интересное.
  
   Любовь Николаевна рулет с яблоками испекла, а наша санитарка, баба Рита, притащила здоровую банку своего клубничного варенья. Чаёк сегодня что надо. Обещался на десять минут, а сижу все двадцать. А писанины ещё сколько. Ладно, милые женщины, спасибо за угощение, но пора работать.
  
   Так мозги оставим на последок. Сердце - вроде слегка великовато для этого тела. 450 грамулек. Полнокровное. Сосудики ничего... Вероятно стало в диастолу. Кровь жидкая, фибролиз прошёл нормально. Так, что мы кушали? Макароны с рыбой. Дурацкое сочетание. В кишках ничего интересного. Почки-селезёнка... Да всё в норме. Печень чуть увеличена от ширева, но в принципе не больная. Похоже, дело в черепушке. Значит придется его жене сидеть. Жалко тётку. Всю жизнь от мужа промучилась, а теперь детей потеряет, квартиру потеряет, да и жизнь свободную потеряет. Нормальному человеку на зоне разве жизнь?
  
   Ладно, чего сопли распустил. Твое дело экспертизу проводить, а кто прав, кто виноват, это судья решает. Откуда у бедной женщины деньги на адвоката, если муж наркоман? Не будет значит ей хорошей защиты. А свёкор со свекровью уж за её квартирку посражаются. А вот хрен вам! Не будет по-вашему, а будет по-честному. Нет, не подлог в экспертизе. Я сказал, по-честному. Синяки то на голове четырёхдневные! Старые. Не могла его жена сегодня утром сковородкой бить. Значит, то что свекровь следователю рассказала - лажа. Сегодня утром мужчинка со своим родным сыном половое удовлетворение получал. Это я знаю точно. Похоже, что его родная мать за этим занятием застукала. Стресс для мужчинки сильнейший, вот он мог и помереть. Эх, красиво сказка сказывается... Доказать это надо - причину смерти найти. Тем более, что сердце его в порядке.
  
   Так, с мягкими тканями головы покончено. Подрезаю скальп до лба и натягиваю его волосами вниз на рожу "клиента" - потом на место пришьем, в гробу видно не будет. Беру маленькую острую циркулярную электропилу. Вжик вокруг черепа, и через минуту ларчик открылся. Аккуратно осматриваю толстые и тонкие мозговые оболочки. Под "кумполом" всё нормально. И с самим "кумполом" всё в порядке - переломов или каких других повреждений нет. Хотя мозг излишне полнокровный. Вытаскиваем содержимое из ларчика, помоем под краном, взвесим. Стоп! Вот оно! Арахноидальная мембрана, или паутинная оболочка основания мозга вся напитана кровью. Тоже самое и в основании мозга. А вот и наша смертушка! Хорошая смерь. Моя душа поёт. А радостно мне, что мои нечеткие предположения подтвердились. Жена, точнее вдова, пойдет домой свободным человеком. Уголовное дело закроется сегодня-завтра. Свёкор со свекровью пусть заткнуться - им ловить вообще нечего. СМЕРТЬ ЕСТЕСТВЕННАЯ!!! В основании мозга имеется так называемая базальная артерия. Употребление возбуждающих наркотиков типа кокаина или амфетаминов может резко повышать давление. Кровь распирает стенку сосуда. Тогда возникает аневризма - расширение на артерии. Просвет большой, а стеночка тонюсенькая. А где тонко, там и рвется. Застукала мама сыночка на пикантном моменте - у того давление подскочило, аневризма разорвалась. Кровушка прорывается в мозг, в центры, где дыхание контролируется. Всё, стоп машина. Забыл, как дышать и помер. Синяки тут не причем. Госпожа подозреваемая, Вы свободны, дело закрыто за отсутствием состава преступления.
  
   Протокол вскрытия 1447
  
   По паспорту 1447 имел полных 49 лет, хотя выглядел на 39. Этакий крепыш-здоровяк. До получения звания 1447, у него было иное звание - полковник КГБ. А полковник в Гэбухе равнялся генералу в армии - там народ покруче армейского был. Жену этого полковника я видел только мельком, один раз на фото (в деле) и один раз возле прозектуры. Жена трупа номер 1447 была женой номер два, красавицей на 21 год моложе мужа, хотя и стервой, по определению первой жены. Вот этой красивой второй жене вменялось, не много ни мало, а доведение до самоубийства. По абсолютно секретным делам наш полковник КГБ провел 2 дня в самолётах -летал на Дальний Восток и обратно. Его жена, время не теряла, вроде как с кем-то трахалась. Вроде как наш полковник её за этим делом застукал. Ну и так опечалился, что самоубился. Полковник КГБ самоубился из-за измены второй молодой жены? Я не верю. Из-за краха карьеры, из-за продажи секретов за кордон - да. Из-за женщины - нет. Но обстоятельства были против моего "не верю". И полагалась по тем обстоятельствам вторую жену посадить.
  
   Полковник прилетел утром. Взял такси, приехал домой. Дома пробыл минут 30-40. Затем собрал чемоданчик с вещами, забрал свой дневник и сел в свою "Волгу". А через 15 минут на скорости 95-100 км/час эта "Волга" врезалась в стенку, где и врезаться было невозможно. Машины только в кино взрываются. Как обычно, полковничья "Волга" не взорвалась. Приехали менты, отскребли полкана от стенки. Не пристегнулся мужик ремнём - вот и вылетел при ударе. Осмотрели салон. Нашли дневник. Вот не положено сотрудникам спецслужб дневники вести, а они, гады, всё равно ведут. А в дневнике том одни обиды на вторую жену. Концовка примерно следующая: жизнь ты мою сделала совсем несносной, терпеть мне тебя сил нет, всё, прощай, ухожу навсегда из твоей жизни. Ну очень уж текст самоубийцу напоминает. Правда ухожу из "твоей", а не "своей" жизни. Ну может такая авторская задумка была. Короче довела тварь хорошего человека до ручки. Доказательства на лицо - пусть женщина в зоне почалится, подумает, хорошо ли полковников таким образом убивать.
  
   Я думал, что с 1447 всё быстро будет. Делов то - описать размозжение черепа и моментальную смерть от травмы мозга, несовместимой с жизнью. Быстро не получилось. Получилось по-честному. Варикоз у полковника был. И атеросклероз. Пока полковник в самолётах двое суток пролетал, от долгого сидения в варикозно-расширенных венах ног образовались тромбы. Тут все просто - застой кровотока. А вот правая коронарная артерия, та что само сердце кровью питает, имела кучу атеросклеротических бляшек, заметно сузивших её просвет. Где-то в самолете тромбик из ноги оторвался и попал в лёгкие. Закупорил небольшой сосудик, и кусочек лёгкого омертвел. Тромбик был маленький и инфаркт лёгкого был маленький. Но достаточный, чтобы в выносящем сосуде другой тромб образовался. Так вот в момент, когда он на своей "Волге" из дома ехал, тот новый тромбик из лёгкого отлетел и закупорил коронар. Сердце без кислорода перестаёт сокращаться - начинает бесполезно трепетать, фибриллировать. Кровь в мозги не идёт. Через секунду отключается сознание. Вот поэтому полковник и влетел в стенку - сознание потерял. Да и стенка тут не причем - формально он уже был мертв. В любых условиях с такой патологией всё равно бы биологическая смерть мозга наступила бы неотвратимо через пять минут. СМЕРТЬ ОТ ЕСТЕСТВЕННЫХ ПРИЧИН дело не подсудное, так как ни убийством, ни самоубийством не является. Может вторая жена у полковника и была стерва, но стерва в смерти мужа невиновная.
  
   Протокол вскрытия 1593
  
   Труп 1593 тоже был "крутой". Профессорский труп. Профессор был относительно молод и полон здоровья. В пятницу лекцию читал, всё нормально было, а в понедельник у нас на столе. Доброжелатели следователю наводку дали - жена отравила. Профессор тот очень много по загранкам мотался. Учил студентов в дружественных странах Африки. Ну и денег в валюте у него было по советским понятиям не меряно. Квартирка - как филиал Эрмитажа. А вот с женой жил плохо. Хотя сексуальные отношения сохранялись, последние годы были полны семейных скандалов. Но интеллигентных, без мордобоя. Муж не пил, не курил, по утрам бегал. Помирать не с чего. А жена его провизором в аптеке работала. Таскала домой то, что таскать не положено. Например кристаллический кодеин. Такая штука здорово дыхание угнетает. Если много подсыпать, то каюк. Следаки баночку с пальчиками нашли. В крови трупа тоже кодеина полно. Вообще то с трупными концентрациями ядов в крови есть определенная проблема - обратная тканевая реабсорбция, когда после смерти из тканей обратно в кровь идет. С такими заключениями надо быть крайне осторожным - иной раз можно запросто ошибиться в смертельной дозе. А супруга плачет и божится, что от кашля давала. Нет, с фармакологической точки зрения всё правильно - кодеин хорошо от кашля помогает. Только общая картинка получается плохая. Вроде как траванула мужа, а сама к маме на выходные. Типа это он сам столько много принял, а я не причём.
  
   Ладно, убийцам у нас строгое наказание. Сейчас посмотрим, как это Вы, милая дамочка, здесь не причем. Серёга, вскрывай! Ой, не понял... Кровь свернулась. Кровушка жидкая должна быть. Непонятки. Такое при сильнейшей инфекции бывает. Сердце великовато. Лёгкие тоже. Отрезаем лёгкое и на весы. Должно быть грамм триста. А тут кило сто. Ничего себе. И второе такое же. Махровейшая двустороняя пневмония. С такой не живут. И кодеин тут не причем. Так, ткани на микроскопию, микробы на посев, труп в холодильник. Подождём. Пришел результат с микробиологии - нет ничего. Воспаление тяжелейшее, а возбудителя не обнаружено! Так не бывает. Посмотрим, что в тканях. А в тканях пневмоцист. Об этой зверюге в то время мы только читали, а вот видеть, не видели. Пневмоцист не зараза. Это сапрофит. Живёт в каждом из нас, вреда не делает. Чтоб вот так человека убить, то надо этому человеку отключить всю иммунную систему. Тогда доселе безвредный пневмоцист лёгкие заживо сожрет.
  
   Стукнула одна догадочка. По тем временам уж больно экзотическая. СПИД называется. Хотя от СПИДа положено долго чахнуть, а не сгорать за два дня... Посмотрели профессорский задний проход. Анус гладкий, вылащенный. Похоже профессор того - гомосексуалист. Точнее бисексуал, раз и жену пользовал. А где он в Африке был? Да много где. И в Заире, и в Экваториальной Гвинее, и в Анголе. В начале 80-х. Тогда там эпидемия СПИДа разгоралась. У нас и в конце 80-х СПИД был экзотикой. Этот труп точно попал в десятку первых ленинградских спидовых смертей. Послали кровь на анализы в разные учреждения. Даже в Лондон послали. Везде ответ положительный - СПИД. Вероятнее всего профессор его из Африки привез и давно. Значит бывают при СПИДе пневмоцистные пневмонии моментального течения. А мы и не знали.
  
   Так, а что с женой делать? Ну, то что состава преступления нет, уже ясно. В самом плохом случае дисциплинарное взыскание на работе, по поводу найденных препаратов на дому. То что мужик начал кашлять и сам кодеин пил, тоже сомнений не вызывает. Не от кодеина он сдох, а от острой лёгочной недостаточности. Но самый плохой вопрос для жены оставался - она же должна за семь лет супружеской жизни от своего мужа-спидоносца ВИЧ подхватить. ВИЧ - это вирус иммунодефицита человека. То что СПИД вызывает. Пять раз её кровь посылали на анализы, и пять раз получали один и тот же ответ - ВИЧ-негативна. Нету вируса. Сейчас, когда СПИД да СПИД кругом, такие случаи удивления не вызывают. А вот тогда мы это посчитали чудом!
  
   Эпилог (цветы)
  
   Цветов не было. Ни от одной благодарной женщины, чьи жизни (или судьбы) были спасены патанатомами-судмедэкспертами.
  
  
  
  
   ОЖOГИ
  
   В начале 80-х пришлось мне субординарить на "Ожoгах". Так курсанты называли Клинику Ожoговых Болезней. Не удивляйтесь, что "болезней" - сам ожoг, как травма, лишь малая часть беды, а вот когда сгоревшие ткани начинают выбрасывать в кровь свои горелые токсины, развивается болезнь. Такая болезнь почки, например, убить в два счёта может. Но ни врачом-комбустиологом, ни хирургом-термистом я не стал. Так и отсидел всю практику на бумажках - истории болезни писал на того, кто поступает. Но несколько интересных случаев запомнил:
  
   Зинаида
  
   Зинаида поступила с большим кипяточным ожoгом ноги. Так и написали: "полное глубокое обварение левой ноги, контактный сухой ожoг ягодиц, промежности и наружных половых органов". Тётенька была рослая, грузная и во хмелю. Скорая привезла её из какой-то рабочей столовки, где та бригадирила старшей поварихой. Значит надо писулю "для прокурора" составлять - производственная травма, как никак. Спрашиваю, что случилось, что Вы себя так сильно облили? Отвечает, что не обливалась ничем. Так кто же Вас ошпарил? Сама, говорит. Непонятно. Ну как так?
  
   Да в борщ наступила! Опять непонятно. На полу? Нет, на плите. Сюрреализм какой-то. Кастрюля метровая, да на горячей плите - как туда наступить можно? Попросил дать ей морфина с кофеином по вене (чтоб балдела и не спала), а потом релашки-транквилизашки вдогонку (чтоб ни о чём не беспокоилась). Дали. У тётки боли стихли, глазки заблестели, на лице улыбка появилась. А на фоне невыветрившихся паров алкоголя - самая располагающая к беседе обстановочка. Ну теперь рассказывай, родная, что да как?
  
   А просто всё. Прокопыч с холодного цеха и Паша с мясообвалки принесли три бутылки водки. Говорят, бабы присоединяйтесь. Ну мы что дуры - наливай. А нас на варке пятеро. И ещё Лиза на салатах. Итого восемь человек. Ну понюхали эту водку, и нет её. Свою достали - три флакончика. Только огурчики порезали, и этой в минуту нет. Решили до ровного счета докупить пару бутылок - чтоб по одной на каждого. Пашу послали. Он водку купил и где-то по пути мяч нашёл. Выпили последнее, скучно стало. Мы тогда разделились на команды по три бабы и мужик, да давай в футбол играть прям в варочном цеху. Ну а мячик на плиту залетел. Я туда залезла его выбивать. Стукнула высоко, да с дуру ногу в борщ хлюпнула. Стало больно, упала на задницу. Вот до кучи жопу и пи...ду пожгла, пока с плиты слазила.
  
   Сорок-пять лет нашей озорнице-футболистке было. Весёлая обстановочка царила в дружных трудовых коллективах того беззаботного времени.
  
   Степаныч
  
   Степаныча привезли на личной "Волге" директора Ленинградского НПЗ - нефтеперерабатывающего завода. А через час к нему в клинику сами Главный Инженер и Директор пожаловали. А на следующий день корреспондент из Ленправды. Корреспондента, правда, сразу послали, но тот через недельку вернулся. Потому, что Степаныч хоть и был обычный работяга, но герой.
  
   У Степаныча лицо и шея были сильно опалены открытым пламенем, плюс контактный ожог обоих рук четвёртой степени. Это такая степень, когда вместо тканей уголь до костей. Кисти ему не спасли, а вот с лицом получше вышло. Конечно пришлось Степановичу новый паспорт делать, но там фотография не урода была, хоть и не красавца, конечно.
  
   На НПЗ заклинило что-то в нефтеперегонной колонне. Колонна - это такая вертикальная труба, или бочка, диаметром метров пять, а высотой все сорок пять. Заполнена она раскалёнными парами нефти. Стало давление в ней расти - должна эта супер-бомба через минуту взорваться. А где вентиль, что подачу нефти перекрывает, громадный факел выбивается. На главной трубе что-то треснуло, и из-за этого факела к вентилю не подойти. Да и сам "руль" горяченький такой стал - красный. Сирена воет, работяги на всё плюнули - спасайся, кто может. Бегут от колонны со всего духу. Ну а Степаныч наоборот. Три ватника надел, двое рукавиц, и к вентилю. Успеет закрутить - спасёт завод от громадного взрыва. Закрыл он глаза и шагнул в факел. Пламячко как из паяльной лампы его осмаливать начало. Положил Степаныч руки на красное железо - рукавички вмиг загорелись. Степаныч не дышит, чтоб легкие не спалить, и крутит что есть силы. Пару оборотов сделал, рукавицы до голых ладоней прогорели. Запахло жаренным. А крутить ещё надо. Степаныч голыми руками крутить начал. Уже горелым мясом несёт. Глаза закрыты, только слышно, как липнет кожа к раскаленной стали, да куски с ладоней отрываются, когда руки колесо перехватывают. Вот почти докрутил, да руки уже не слушаются - голые кости пальцев по железу скребут, а схватиться ими уже нельзя, все связки перегорели. Пришлось тыльной стороной руки за планки-спицы упором докручивать. Закрутил. Колонна напоследок чихнула своим факелом и застыла. Опасность взрыва ликвидирована. Спасибо тебе, Степаныч!
  
   Ефрейтор Куценко
  
   Ефрейтор Куценко был самым тяжелым в реанимации. Боролись за него долго и всеми самыми передовыми методами того времени. Одной донорской кожи насадили, считай на всё тело. Упорно боролись и с самой ожоговой болезнью - гемодиализ, гемасорбция и плазмаферез чуть ли не каждый день. Это когда больного подключают к специальным аппаратам, которые его кровь чистят. Ведь печень и почки - тю-тю, горелыми шлаками забиты. Ложить его на обычную кровать нельзя - прилипнет, пойдут пролежни и инфекция. А это смерть. Положили его на взвешенный поток. Кроватка такая под стерильным колпаком. Никаких простыней. А вместо матраса специальный тент, под которым нежные струйки фильтрованного стерильного воздуха поднимают много тонюсеньких фонтанчиков из специального песочка. Вот на такой подушечке ефрейтор Куценко и пролежал почти месяц. Потом умер. Да с тем, что у него было, иного и не ждали. А был у него ожог девяноста процентов тела.
  
   Ефрейтор Куценко служил в автороте. Шофера всегда были элитой среди солдат. А тут маршал Устинов подписал приказ ДМБ - уволил из армии его призыв. Солдат после приказа дембель! А дембелям положено отличаться, тем более, что салаги в часть уже прибыли. Крутым отличием считалось белое ХБ - хлопчатобумажное обмундирование. Вообще-то ХБ жёлто-зеленое, а чтобы оно стало белым, дембеля стирают его в бензине. Куценко от правил не отступил. Куртка, штаны-галифе и пилотка улетели в таз с бензином, как только рота грохнула строевым шагом на завтрак. Дембель Куценко на завтраки уже не ходил - салаги доставляли ему хлеб, масло и чай прямо в постель, как в пятизвездочном отеле. Но на общее построение в девять утра всё же придется становиться. За крайнюю борзость есть риск разозлить ротного, и тогда уедешь домой последним из дембелей. А хочется первым. Ефрейтор Куценко был умный. Он знал, что бензин быстрее воды испаряется. Он всё рассчитал. Успеем и хэбэшку выбелить, и в белой хэбэшке на построении постоять. Пусть молодые полюбуются на него, на крутого, и уже не просто деда, а дембеля. Полтора часа форма мокла в бензине. За двадцать минут до построения Куценко её вытащил и отжал. Ещё десять минут обмундирование сохло на спинке кровати. А вот оставшиеся десять минут перед построением самые святые - надо идти в курилку и с наслаждением покурить перед нудным мероприятием. Ничего, что форма бензинчиком ещё попахивает, на ощупь она лишь чуток влажная. На теле быстрей высохнет. Одевается дембель в белое ХБ и идёт курить. Чиркнул ефрейтор Куценко спичкой и вспыхнул большим факелом. До сапог, где и осталось десять процентов его кожи.
  
  
  
   СОЛДАТ СПИТ - СЛУЖБА ИДЕТ
  
   Кафедра Пропедевтики была самой гуманной кафедрой в Военно-медицинской Академии. Пропедевтика - это первый раздел реальной медицины. Собственно с нее медицина и начинается. Пропедевтика учит как больных надо опрашивать, как к ним врач должен относиться, как осматривать, как щупать-пальпировать не лапая, как стучать-перкутировать не больно, что и где фонендоскопом слушать. Военные курсанты-медики от гражданских студентов в этом плане ничем не отличаются. Нет такой "военной пропедевтики", хоть на кафедре одни полковники на майорах сидят. Мирная наука. Но и на самой мирной кафедре порой случались весьма занимательные военные эксперименты.
  
   Давно это было. Гагарин отлетал, "Союз"-"Аполлон" отстыковался и началась эра развития советской долгосрочной орбитальной космонавтики. Если кому приходилось видеть кадры документальной кинохроники о возвращении первых советских долговременных космических экспедиций, тот поймет о чем речь. Первопроходцы наших длительных орбит, отсидев в невесомости на "Союзах" и "Салютах" несчастные пару месяцев, вываливались из приземлившихся капсул, как мешки с дерьмом. Невесомость коварной оказалась - никакой нагрузки на мышцы. Да ладно бы только на мышцы, при развивающейся сильной мышечной атрофии из костей кальций уходил! Кости хирели. Надо было проблему как-то решать. Это сейчас космонавт, крутящий педали тренажера, картинка естественная, а в те дремучие времена любой космический начальник над идеей закинуть в космос велосипед только бы рассмеялся - слишком уж дорогим килограмм груза и кубометр космической станции выходили. Однако ежемесячно менять экипажи выходило еще дороже.
  
   Как в науке водится, перед тем, как проблему решить, надо ее хорошенько изучить. А изучив, надо сделать модельный эксперимент. А если на модели появляется искомый результат - вот тогда вам и доказательства, и метод решения на блюдечке. Переход теории в практику, так сказать. Кафедра Авиационной и Космической Медицины за дело взялась споро - за пару месяцев был спроектирован хороший тренажерный комплекс и отрегулирована диета - полагалось космонавтам много часов в день крутить педали, да тянуть пружины, а вместо сахара жрать глюконат кальция. Вызвали тогда начальника кафедры в Звездный и спросили, знает ли он, сколько его задумка народному хозяйству СССР стоить будет? Ну а тот не знал, в чем искренне признался. Тогда и вышел приказ - малой кровью на земле длительную невесомость смоделировать, чтобы теоретические изыскания на практике по дешевке подтвердить.
  
   Ну с велотренажером просто оказалось, хоть тоже не без курьеза. Есть в спортивной медицине такой термин ПВЦ-170. Это когда человечий организм на тренажер сажают и заставляют педали крутить, чтоб сердце аж 170 ударов в минуту выколачивало, а сами время засекают - сколько до "больше не могу" испытуемый выдержит. Министерство Медицинской Промышленности хороший титановый "велосипед" сделало - полную копию того, что на ВДНХ в "Салюте-6" вверх тормашками висел. Позвали педальки покрутить на этом велосипеде какого-то чемпиона СССР по велогонкам. Ну тот пришел утречком, на велик сел, покрутил, быстренько вышел на 170 ударов в минуту, а потом с таким сердечным ритмом так и сидел до конца рабочего дня. Затем слез, утер пот и сказал, что договор с ним на пятьдесят рублей за пять часов. Вот он пять часов открутил, давайте мне полтинник, а крутить задаром он не хочет. Ну наша военно-медицинская братия от такого результата слегка опухла - из обычных курсантов никто больше пятнадцати минут ПВЦ-170 не выдерживал. Вот были спортсмены в советское время! И ведь без допингов. Когда настоящих летчиков-космонавтов на тренажер привозили, то результаты не сильно курсантские превышали - такую пытку мало кто до получаса выносил. Пришлось требования к сердечной нагрузке значительно понизить, чтоб на три-пять часов ежедневной космической тренировки выйти...
  
   А вот с полной моделью костно-мышечной гипотрофии оказалось сложнее. Не было на Кафедре Авиационной и Космической Медицины своих коек, а значит и не было возможности положить людей, как подопытных кроликов под многомесячный эксперимент. Зато такие койки были на Пропедевтике. Так и ввязалась мирная кафедра на военный эксперимент: необходимо было отобрать несколько молодых людей в абсолютном физическом здравии и положить их полными инвалидами-паралитиками втечение многих месяцев на коечку. Руки и ноги фиксировались к кроватям ремнями, а чтобы никаких тонических упражнений не делали (то есть чтобы статически мышцы не напрягали) в каждую палату полагались круглосуточные сиделки-надзиратели. Кровати располагались так, чтоб всем был виден телевизор, плюс перед сном несколько часов отводилось на чтение художественной литературы. Читала сиделка, а все слушали. И письма тоже сиделка писала под диктовку. Что касается естественных надобностей, в смысле пописять-покакать, то и тут дело было за медсестрами. Оправлялись в утку. Душ и ванну заменяли обтирания мокрыми полотенцами. Кровати были специальные, с открывающейся под задницей дыркой, чтоб даже во время необходимых физиологических актов никакой нагрузки на мышцы спины не выходило. Да и сам уровень кроватей был необычный - не строго горизонтальные, а 26 градусов наклона вниз в сторону головы, чтобы давление крови было точно как в невесомости. Ну а от сползания на кровати человека удерживали опять те же фиксирующие ремни. Лежи себе лениво и радуйся жизни на уровне одноклеточного организма, всех неприятных дел только что периодически кровь на анализ брать будут. Больше никаких усилий и переживаний, даже взвешивание на кроватях проводилось.
  
   К назначенному сроку подготовили в клинике под эксперимент одно отделение, посадили на вход постового, взяли с персонала необходимые подписки о неразглашении, и дело осталось за малым - добровольцев-волонтеров найти. Это сейчас на Совок гонят, мол советская система была беспредельно антигуманной. Может когда-то и была, а вот при Леньке Брежневе касательно экспериментов на людях было строго - или добровольно, или никак. Хотите верьте, хотите нет. Ну, конечно из любого правила существовали исключения, но точно не в этом случае. С волонтерами поступили просто - поехали добрые полковники-пропедевты в войска Ленинградского гарнизона и предложили молодым солдатам год за два. Вы мол только призвались, дедовщина тут всякая, а тут нате вам возможность - вполовину срок скостить, да при этом еще и денег прилично подзаработать. Если солдат от первого до последнего дня выдерживал, то предполагалось не много не мало, а заплатить пять тысяч рублей - цена новых "Жигулей" по тому времени. А "контракт" сам по себе был вовсе не железным - в любой момент солдат мог заявить о том, что он отказывается от дальнейшего участия в эксперименте. После этого надлежало подписать официальную бумагу и идти дослуживать в войска по полному сроку, денег же никаких не причиталось в случае подобного малодушия. Понятно, что столь жесткие условия солдат-добровольцев на полный срок амебного образа жизни весьма стимулировали.
  
   Сорок коечек было в отделении. В назначенный срок туда легло сорок солдат. Первый солдат подписал отказ на следующий день - ушел стирать "дедовские" портянки несмотря на все увещевания и взывания докторов наук к здравому смыслу. Через неделю ушло еще трое. Через месяц осталась половина. Через три - семь человек. Через полгода - всего двое...
  
   Лежат себе рядовые Виктор Малышев и Эльдар Сумамбаев, служат великому делу советской военной науки. Персонал на них не нарадуется - капризов никаких, с неподвижной жизнью полностью смирились. Виктор оптимист-говорун, все думали, что в числе первых уйдет, а он смотри как, до конца долежал! А как анекдоты рассказывал - заслушаешься. Утренняя смена новую шутку принесет, так тот ее так переделает и так расскажет, что вечерняя смена со смеху аж ногами совала. Эльдар же был полной противоположностью - не болтлив, скорее весьма замкнут, книг себе читать не просил, только иногда требовал поставить кассету в магнитофон с его любимыми азербайджанскими песнями. Иногда и сам пел - тягуче, громко, но красиво. Сиделкам нравилось, и пение не запрещали, хоть и не понимали ни слова. На девятом месяце эксперименту конец - все биохимические изменения и электрофизиологические отклонения выяснены. Однако солдатам конкретную дату окончания опыта до последнего не сообщали, ориентировали их на год. За день до окончания опыта к ним пришли генералы да полковники от медицинской службы, пожали руки героям и вручили сберкнижки с оговоренной суммой денег. Эльдар отнесся к этому делу философски - конец мучениям завтра в двенадцать дня, вот завтра и приходите после последнего забора крови. Типа я уж без малого год лежу, вставать мне страшно, надо бы мне помочь, а то совсем хилый стал. Ну над такой точкой зрения военно-медицинские светила поухмылялись, но не стали отказывать любимчику. Хочешь еще недельку на кроватке понежиться - нет проблем, устроим.
  
   Виктор же спать не мог, как ждал завтрашнего полудня. Отказался от снотворных на ночь - у солдат давно уже сон нарушился, без снотворных они спать не могли, и это были единственные таблетки, которые им давать было разрешено. Всю ночь проболтал, мечтая вслух, как вернется он домой, как встретиться с мамой, а потом пойдет к своей любимой девушке. А потом как на вырученные деньги он накупит леса и кирпича, развернет стройку и построит хороший новый дом для будущей семейной жизни. А потом... Короче не было конца его мыслям вслух.
  
   Ровно в полдень пришла к оптимисту вся свита. Без пяти минут двенадцать сестричка венку кольнула, взяла последнюю пробирку кровушки на анализ. Отстегнули ремни, и вот уж секундная стрелка подбегает к вертикально стоящей минутной. Свершился долгожданный миг! Рядовой Малышев с радостным криком под общие аплодисменты вскакивает на пол с осточертевей кровати. Вскакивает и тут же радостный крик переходит в ужасный вопль. Солдат падает и через момент теряет сознание. Лежит на полу бледный, ноги неестественно выгнуты. Подхватили его офицеры медицинской службы, и тут же стала ясна причина его падения. Нет, не предполагаемый ортостатический коллапс (это когда от долгого лежания при быстром вставании кровь от мозга отливает). Все оказалось куда хуже - обоюдный двусторонний перелом шеек бедра! Самые крупные кости от недвижимости стали настолько хрупкими, что не выдержали массы человеческого тела. Начались реанимационные мероприятия и моментальный перевод в Клинику Травматологии. "Нормальный" перелом бедренных костей может человека на полгода в кровать уложить, а вот перелом костей, где кальция всего-ничего осталось... Почти год на выздоровление рядовому Малышеву потребовалось - опять пришлось ему на коечке полежать, только еще больший срок. Вроде и срослось плохо, вышел парень с инвалидностью. Уж как он потом свой дом строил, я право не знаю...
  
   Но с Эльдаром все получилось, как надо. Его уж сам персонал от поспешных движений удерживал. Вначале переложили на обычную горизонтальную кроватку. Потом позволили поджать ножки. Потом сесть. Сидеть он несколько дней не мог- терял сознание от того самого ортостатического коллапса. Наконец гладко-мышечная мускулатура кровеносных сосудов натренировалась, и парню разрешили вставать. Две санитарочки подхватывали его под бока и тащили вокруг кровати, где тот делал пять "облегченных" шагов. А потом его опять клали на кроватку, но уже не лениво - давали ему жгут, который солдат брал в руки и пропускал под согнутую ногу, а затем эту ногу разгибал. Получалась одновременная тренировка мышц рук и ног. Затем к нему в палату притащили вышеупомянутый космический велосипед, а в диету добавили калорий. Назначили лошадиные дозы витаминов и кальция в уколах. А через месяц видел я рядового Сумамбаева бегающего трусцой по парку 49-го Городка.
  
   Вот вам и гиподинамия.
  
  
  
  
   СОВНАРКОМ
  
   Сейчас медики с наркомовским контингентом частенько встречаются. Встречи в основном неприятные, особенно если у наркоманов ломка. А вот в те дремучие советские времена, случаи наркомании бывали гораздо реже. Наверное поэтому и запоминались.
  
   Неясная болезнь.
  
   Звали ее Света, и было ей неполных шестнадцать лет. Была у Светы непонятная болезнь с периодическими приступами - Свету скручивало от боли и выгибало в дугу, дыхание становилось частым, а лицо приобрeтало землистый цвет. Любой врач, видевший Свету во время приступа, сильно терялся с постановкой диагноза. Болезнь не подходила ни под какие рамки. Давление и сердечная деятельность были в норме, хотя остальное свидетельствовало о нестерпимых болях. Вообще-то Света с подобными приступами частенько попадала в разные больницы Ленинграда, откуда выходила сравнительно быстро и старалась в одну и туже больницу часто не попадаться. Наверное из-за того, что никто не мог понять, что же со Светой такое творилось. Боли то неясные, а снимались только уколом наркотиков.
  
   Попала она с подозрением толи на аппендицит или на мезоденит в клинику Общей Хирургии Военно-Медицинской Академии. Никаких симптомов, указывающих на необходимость операции у нее не было, поэтому и решили пока просто наблюдать за больной. В ночь у девочки снова приступ. Бегают дежурные хирурги вокруг нее, понять ничего не могут - в животе явно порядок. Вызвали невропатолога, тот тоже ничего не нашел, ради отмазки предложил какую-то дежурную глупость вроде защемления корешка какого-то нерва. Но смотреть на эту больную было страшно - в миг побледнела, потом позеленела, потом посерела, губы как у мертвеца, того гляди помрет. Да еще орет и извивается от боли. Делать нечего - раз ничего больше не помогает, надо наркоту колоть.
  
   Укололи. Света успокоилась. Затем пошла в туалет. А через пять минут вышла из туалета с нормальным лицом почти здоровая. Это дежурному хирургу странным показалось. На следующую ночь у девочки снова приступ. На этот раз уже не суетились - взяли больную якобы на рентген, а сами ее кровать и тумбочку проверили. И нашли! Две баночки самодельного крема - одна для "бледности", другая для "позеленения". Была на отделении одна старя медсестра, Алевтина Петровна, так та в минуту такой же макияж себе сделала и пошла завозить "больную". Как Света свой секрет на чужом лице увидела, так сразу сникла, боли кончились. Кстати, ломок у нее не было, это она так себе дозу "для кайфа" искала.
  
   Сноровка
  
   Этот нарк был со стажем - вен на его теле не было нигде, даже по лбу бежали две "дорожки" - шрамы от постоянных уколов. А попал этот наркоман в Клинику Инфекционных Болезней из-за сильнейшего энтерита, заразного заболевания, напоминающего дизентерию. Постоянные поносы вызвали обезвоживание организма, плюс выраженная интоксикация, отравление бактериальными ядами. Требовалось срочное внутривенное вливание жидкости. Конечно, можно было вызвать реаниматолога, тот бы поставил капельницу без проблем - через подключичный катетер. Но нам захотелось у этого нарка самим вены поискать. А наркомана трусит и от болезни, и от начинающийся абстиненции.
  
   Посмотрел наркоша на толстую иглу от капельницы, только усмехнулся. Говорит, что вены, которые у него остались, потоньше будут. Обезвоживание и у нормального человека вены в ниточки сожмет. А тут еще все его гадостью сожжено. Куда мы его только не кололи, результат один и тот же - полное отсутсвие венозного просвета, все склерозировано от его "химии", да ран от частых уколов. Наконец наркоман вызвал дежурного врача и предложил тому торг - за один кубик омнопона он сам себе поставит внутривенную систему за пятнадцать секунд. Попросил только один пустой шприц. Врача такое дело заинтриговало, и он велел принести шприц. На всякий случай сказал, что вколет наркоту только в резинку нормально поставленной капельницы.
  
   Наркомана как подменили. Грязными, трясущимися руками он потянулся к системе и схватился за иголку. Медсестра истерично завизжала, что нельзя браться за стерильную иглу. Наркоман криво ухмыльнулся: "Давай буксир!" С этими словами он отцепил от капельницы иголку, плюнул на руку у стал что-то гладить под коленкой. Толи он таким образом "сметал" грязь, "стерилизуя" место укола, толи массировал что-то. Ни жгута, ни ватки со спиртом ему не потребовалось - он так быстро всунул иглу в подколенную ямку, так что мы даже ничего не смогли предпринять. Игла торчала очень глубоко, почти на всю свою длину. Насадочное отверстие у иглы наркоман прижимал пальцем: "Баян давай!" Теперь наркоман схватил шприц и сильно подсосал иглу. Через секунду в иглу хлынула черная венозная кровь - наркоман вслепую умудрился войти в глубокую подколенную вену, что проблематично сделать даже под рентгеном с рентгенконтрастной инъекцией сосуда, когда все видно на "живой" картинке.. Дальше он быстро отсоединил шприц и подключил капельницу. По хронометрии врача, вся "операция" заняла четырнадцать секунд.
  
   Семья
  
   На пятом курсе дежурил я на "Скорой Помощи". Как-то раз дает мне диспетчер вызов, а сам смеется: "Ну, молодой, езжай с семейкой познакомиться, там похоже, прокормыш загибается". Мне эти слова в то время ничего не говорили. А оказалось все просто: советские наркоманы жили семьями. Не в плане муж-жена, ячейка общества. Семьи у них состояли из любого количества разновозрастных наркоманов обоих полов. Главой семьи всегда были Достоевские - те, кто "соломенную шляпу" носили. Вообще-то Достоевский мог носить на голове что угодно по сезону, от ничего, до меховой шапки, а "соломенную шляпу" он носил в семью. "Шляпа" на древненаркоманском означала маковую соломку.
  
   Тогда социализм был, и наркотрафика еще не было, вот и выбирали семейные наркомы из своей среды наиболее физически сильных, финансово ответственных и "морально стойких" лиц, определяя их в заготовители-доставатели сырья или Достоевские. Они были первыми челноками, прообразом наркотрафика того времени - ездили на юга, где не столько чего-то там покупали, сколько просто пакостили на дачках, вырывая маки под корень. Правда бабушек под чистую не обижали - вырывали ровно две третьих от посаженного, чтоб бабушка на следующий год снова посадила. Тогда коммунизм ждали, официально считалось, что в СССР наркомании быть не может в силу социалистических условий, вот менты и смотрели на таких "дачников" сквозь пальцы - лишь бы в домики не вламывались. Ну а ночь напряженной работы давала от одного до десяти чемоданов сырья в зависимости от района. Достоевские жили по-ленински - в шалашах. Там же сушили мак, перебивали его, упаковывали в целлофановые мешочки, которые трамбовали в чемоданы. Как наберут нужное количество чемоданамов "шляпы", так и домой. К началу девяностых те наркоши уже физически вымерли. Но кто из наркоманов слышал рассказы долгожителей, то до сих пор поминают советское время, как райское. Сейчас ведь кругом сервис - таджики да цыгане готовы на дом все принести, "герыча-афганыча" полно, а вот "дикой" заготовки и самопальной "ханки" почти не стало. Современная наркомания удовольствие дорогое, ну а как вы хотели, все по Марксу-Ленину, развитие товарно-денежных отношений по капиталистическому образцу.
  
   Время шло, Достоевский или на лево начинал солому сбывать и тогда из семьи изгонялся, или же наркоманский стаж давал о себе знать - уходила через уколы былая удаль. Такой становился семьянином - мало на что годным законченным наркошей. Семьянин мог долго жить в семье без забот - достоевские годовой завоз обеспечивали. Но были у семьянина и обязанности: надо было формально ходить на работу и быть прописанным на жилплощади, где бережно хранить семейную "соломенную шляпу". Шляпу на главной блатхате не хранили никогда. Позже, на курсе наркологии, когда я писал учебную историю болезни, мне один нарк рассказывал, что работал сторожем на складе. За год был на работе два раза, оба раза, чтоб "притаренный мешок заготовки" забрать; но его не выгоняли, так как начальник получал за него зарплату. Ну а работа "по-лимиту" позволяла ему быть прописанным в общежитии, где он хранил немного "шляпы" на текущие нужды и свободно вел ленинградско-наркоманский образ жизни образцового "семьянина". Подрабатывал он торгуя соломкой по сезону. Стакан молотого на кофемолке мака стоил 10-25 рублей - смех, уже к началу Перестройки в середине 80х в "межсезонье" цены взлетели до 100 рублей, что и стало началом конца "наркомовской семейности". Опять прав Ленин - "капитализм подвергает сомнению устойчивость семейных отношений, когда туда приходит капитал". В одном великий Ильич ошибся - не о тех семьях писал.
  
   Однако наркоманская судьбинушка скоротечна, и примерный семьянин довольно быстро превращался в никчемное дерьмо. Ничего не мог - ширяться только, да гепатитом с сифилисом болеть (СПИДа тогда не было). Но семья молоденького "старичка" не бросала и определяла его в "прокормыши". У зеков слово "прокормыш" совершенно иное значение имеет - это тот, кого "волки" на побег с собой берут, чтоб сожрать, как свинью по дороге. Как ходячий продуктовый запас. Так вот зековского и наркоманского прокормыша путать не надо. У наркоманов "прокормыш" тоже животное, но он больше не свинью, а кролика напоминал - когда они свое варево варили, то испытывали его всегда на этом организме. Если прокормыша цепляло без иных видимых последствий, то все дружно кололись - биопроба прошла успешно, ширево безопасное. Ну а если прокормыш загибался, то последнего надлежало порезать в ванной на куски, затем куски пропустить через мясорубку, а полученный фарш можно было удобно спустить в унитаз - такое тихое исчезновение асоциального элемента гарантированно проходило без последствий. Ну а битые кости можно было незаметно в сумочке вынести и за городом тихонько в костерке спалить. Могил у прокормышей не было. Шашлычный запах над полями был их последним пристанищем. Ну а если прокормыш не загибался как положено, а застревал где-то между смертью и жизнью (если такое бытие можно было назвать жизнью), то иногда в наиболее сердобольных семьях вызывали "Скорую Помощь".
  
   На момент моего "семейного" вызова по скорой с наркоманией все было в порядке - у власти сидел Андропов, и по его словам надо было бороться больше с нарушениями трудовой дисциплины. Как и все его предшественники, он считал, что наркоманов в СССР официально нет. Точнее, как он считал, я не знаю - это так мы с его слов считали. Поэтому то, что я увидел на "семейной блатхате", повергло меня в легкий шок.
  
   Заходим в подъезд. Судя по номерам, квартира на третьем этаже. До этого этажа подъезд немного облеван, хотя выше похоже чисто. Звоним. У дверей непонятная суета. Звоним второй раз, третий... Наконец открывают. В прихожей кто-то лежит. Спрашиваем, не это ли больной. Оказывается это здоровый, которому вполне хорошо. Переступаем через этого "хорошего" и на входе в зал сразу видим еще парочку "здоровых" в отключке. Наш гид - девчушка лет семнадцати, похожая на сорокалетних заключенных из концлагеря Освнцим, проводит нас в спальню. В луже, состоящей из смеси жидкого кала, мочи и рвоты лежит нечто. Переворачиваем это нечто - оказывается вполне молодой парень лет 27-ми. По всему видно, что отходит - сознания нет и агонирующее дыхание Чейн-Стокса. Вообще типичный передоз проходит по типу угнетения дыхательного центра, поэто Чейн-Стокс у них редкость. Заподозрили отравление или аэроэмболию мозга. Нарки нашу версию аэроэмболии (закупорки сосудов мозга или сердца случайно попавшим воздухом) сразу отвергли - говорят, мы не ваши медсестры-неумехи, мы внутривенные инъекции делать умеем! Получается острая интоксикация некачественным ширевом. И вправду - была весна и заготовленная "шляпа" у них кончилась, вот и решили они сварить нечто из дички, что кто-то собрал в Кандалакше. Ну на вечной мерзлоте опиумный мак не растет - там растет пушистый полярный мак. Опиатов в том маке нет совсем, или даже если есть, то в следовых количествах. Зато много изохинолинов - той же дряни, что содержится в белладонне и белене. Получается, что объелся нарком белены, да в жуткой дозе и по вене. По их рецепту сильная вытяжка ядов получается, да мимо печени - прямо в мозг. Делать нечего, диагноз ясен, надо в Военно-Полевую Терапию или в токсикологический центр эвакуировать.
  
   Пока я нарка ворочал, то все руки в его рвоте и дерьме измазал. Перед тем как за носилками спускаться, да звонить, решил я руки помыть. Спросил, где ванна. Провели. Санузел совмещенный, толчек рядом с ванной. Двери нет - выбита. Спрашиваю, давно ли выбита? Да уж года два. Кран в ванной сломан - из него полным напором хлещет горячая вода. Похоже, что тоже давненько хлещет - ванна покрылась ржавой патиной. Веселая жизнь в семье, если какать надо при общем обозрении мальчиков и девочек в парной атмосфере.
  
   Нарку повезло - попал таки он на ВПТ в Военно-Медицинскую Академию. Там с отравлениями очень хорошо боролись. Потом перевели его в Клинику Психиатрии. Где-то через месяца три решил я его навестить. Ломки у парня давно кончились, вес набрал, выглядел вполне нормальным. Спрашиваю его, а может хватит, скоро выписка, жизнь новую начнешь. Как он на меня глянул! Как на законченного клинического идиота. Говорит, ты что, доктор, совсем неграмотный?! Мы, опиатные нарки, только мечтаем, чтоб курить анашу и пить сухое вино, но это кайф бычий. Настоящий кайф в игле с маком. Поэтому для нас лечение позволяет только "завязать дозняк". Я такой терминологии не понял. Оказалось, что "завязать дозняк" означает не завязать совсем, а лишь сократить минимально достаточную дозу. За год жизни в семье дозняк "распускается" и лучшее дело его завязывать побывав в "калечной". А для него, нарка со стажем "расфуфлить дозняк" вообще дело месяца. Отделения наркологии сами нарки считали за семинары по обмену опытом и называли их или "санаториями", или "съездами", по аналогии с процветавшими тогда партийными мероприятиями. Эффективность лечения на "съездах" всегда была близка к нулю. Такая вот крепкая советская традиция нерушимых семейных уз...
  
  
  
   ПРАВИЛЬНЫЙ ПОДХОД
   (или Пропедевтика на ВПХ)
  
   Этот забавный эпизод произошел на Кафедре Военно-Полевой Хирургии зимой 1983 года. Я тогда там себя пробовал в качестве будущего хирурга в научном кружке (выброшенное время - к хирургии в дальнейшем не подходил на пушечный выстрел). Кто из младшекурсников не мечтает стать хирургом? Вот и я был не исключение. В те юные годы ВПХ мне нравилась, и нашел я себе на этой кафедре толкового молодого научного руководителя - майора м/с Константина Яковлевича Гуревича. Сейчас этот дядька весьма известен - один из ведущих профессоров в ГИДУВе, или как он сейчас обзывается - в Медицинской Академии Последипломного Образования. Ну а тогда сей ученый был заурядным клиническим ординатором, только-только отписавшем кандидатскую.
  
   Позвал меня майор Гуревич "на крючки" в свое дежурство - помощи не много, волосы брить, мочу катетером выпускать, операционное поле йодом мазать, да рану для хирурга растягивать. Но какое ни есть, а приобщение к рукоделию - к оперативной медицине (надеюсь не забыли, что хирургия, это рукоделие по латыни). Сам Гуревич хоть и большая голова (в смысле умный), а росточку маленького. И вот в его дежурство поступает здоровенный "химик" с колото-резаным ранением в области правой почки. Может сейчас термин "химик" не совсем понятен, на тогдашнем сленге "химиками" называли зеков на вольном поселении - вроде как условно-досрочно освобожденный, но обязан ежедневно отмечаться.
  
   Зечара здоровенный, росту за два метра, весу за сто-пятьдесят кило, ботинки размера этак сорок шесть - сорок восемь. Да такой и в солидном костюме по Невскому пройдет - от Адмиралтейства до Гостиного Двора народ в след смотреть будет. А тут зима, из "скорой" весьма бодро соскакивает этот амбал с голым торсом, на его бычьем торсе не обнаруживается естественного цвета кожи - одни тюремные татуировки и алая полоска крови на спине. На все вопросы докторов и сестричек отвечает исключительно матом вперемешку с тюремными идиомами. Ко всему прочему видно, что наш Геракл весьма пьян и настроен весьма агрессивно. Кулаки как баскетбольные мячи, а пальцы веером -точно павлиний хвост. Как к такому подойти? Гуревич ему едва ли до плеча. Сестрички вмиг врассыпную. Дежурный реаниматолог опасливо из предоперационной выглядывает. От меня, малолетки, тоже толку, как с козла молока. Ситуация патовая.
  
   И тут Константин Яковлевич вдруг преображается. Вроде как он не хирург и кандидат медицинских наук, а обычный работяга с хулиганским уклоном.
  
   Гуревич: "О-оо, Васёк, сколько лет, сколько зим! Какие люди к нам пожаловали! Проходи родной, не стесняйся."
   Зек: "Ты чё, Айболит, в натуре? Не Васёк я, Васёк на "хулигане" еще год назад погорел, ему "строгую Ригу" приписали. Я Жора-Маленький, разуй глаза, мудило!"
   Гуревич: "Опа! Неужели сам Жора-Маленький?! Совсем я плохой стал, таких людей перепутал. Жорик, ну проходи, щас мы с тобой за встречу спиртугана гахнем!"
   Зек: "Ты чo, Айболит, в натуре?"
   Гуревич: "Да за базар отвечу. У меня в моей каморе спирта хоть залейся, хоть утопись!"
   Зек: "Ну давай, пошли по маленькой."
   Гуревич проводит зека в предоперационную. Реаниматолог убегает, и там остается только операционная сестра Тамара. Тётка молодая и очень симпотная, хоть и форм Рубенсовских. Гуревич показывает на неё пальцем: "О, это моя начальница, бугриха здешняя. Щас у неё спиртягу будем клянчить. Тамарочка, золото, вишь ситуация - друг закадычный ко мне зашёл, выдай нам спирта литра два."
  
   Тамара впадает в предобморочное состояние, бледнеет, молча показывает на стеклянный шкафчик с бутылью и пулей выбегает из предоперационной. Гуревич лезет в шкаф, достает здоровенную бутыль литров этак на пять и почти полную. Открывает пробку и нюхает: "Чистый спирт! Самый лучший, самый медицинский, садись Жорик на стульчик, а я огурчики и стаканчики организую."
  
   Выходит он из предоперационной как будто ничего не происходит. Все к нему, на мордах немой вопрос: "Что делать?" Гуревич голосом дежурного хирурга говорит: "Пустую литровую банку, пару соленых огурцов и два стакана." И без всяких дальнейших объяснений шмыг назад в предоперационную. Оттуда слышно: "Жорик, моя бугриха добро на спирт дала. Сказала, что бухать можно столько, сколько захотим. Только ее на стрём твоя рана поставила. Что было-то? Пока нам стаканЫ и закусь принесут, ты забазарь всю историю. Ну чо за кипеж был, в натуре?"
  
   Зек: "Да в натуре подляну кинули! Падлы - перо в спину."
   Гуревич: "Сознанку не терял?"
   Зек: "Ты чо, в натуре? Они б меня затоптали! Не-ее, я продержался. Хреново было, но вниз сошёл, а там контролер внутреннего порядка, падла, скорую вызвал. Типа грузись, блатата, а то назад в зону отчалю. Ну я, понятно, лучше сюда, чем на лесоповал. Чо свистеть-то, вот и все дела."
   Гуревич: "Жора, ну ты молодец, в натуре!"
   Зек: "На молодцах нормы списывают, а я, в натуре, с понятиями!"
   Гуревич: "Жора, так ведь и я о том же! Ты же с понятиями, сразу видно, что не фраер. Так вот я тебе по понятиям скажу: что тебе перо в спину всунули, это или дешёвые беспонты, типа не фиг суетиться. Или тебе труба через час - ласты склеишь даже на обидку ответить не сможешь. В натуре так, век воли не видать! Наверняк тебе эти падлы почку прошили."
   Зек: "Ты чо, Айболит, в натуре?"
   Гуревич: "Да в натуре, Жора, сказал же - век воли не видать. Сейчас нам закусон принесут и банку. Так вот, ты в эту банку пописай. Если там одна моча - то тогда мой базар - пустой прогон и холостые беспонты. Бухнем спиртяшки, помажем ранку йодом и пойдешь себе домой. Ну а если что серьёзное, то я тебе листочек и карандашик дам - может успеешь прощальную маляву мамане или там друганам накатать."
   Зек: "Ты чо, Айболит, в натуре? Ты - на воле, да и бабы через дверь смотрють, мне так ссать западло. Неси банку и вали в калидор!"
  
   Дежурный реаниматолог, опасливо поглядывая, вносит пластмассовый поднос. На подносе литровая банка, два стакана и блюдце с нарезанными огурцами. Гуревич берет поднос, ставит на свою табуретку и выходит. Дверь в предоперационную остается открытой. Зек недовольно смотрит на собравшийся в коридоре персонал клиники: "Вы чо, в натуре? Чо театр? Чо не ясно? Не, ну в натуре!"
  
   Затем зек берет с подноса банку и в своих грязнючих ботинках идет в стерильную зону операционной. Дежурная бригада заглядывает в дверь. Зек: "Не, ну вы чо, в натуре?! Щас мОзги вышибу!"
  
   С этими словами зек захлопывает двери в операционную, да и ни у кого уже нет особого желания смотреть, что там происходит. Проходит минуты три-четыре. Дежурная бригада начинает волноваться. В основном теоретические предположения крутятся вокруг шкафов с медикаментами группы А. Наверное зечара их уже разгромил и морфином колется. Или выбил окно и смылся со всем запасом наркотиков. Делать нечего - майор Гуревич, как дежурный хирург, подкрадывается к дверям и чуть приоткрывает одну створку.
  
   Голос Гуревича в момент становится властным голосом ответственного хирурга: "Санитарка, приберите. Вынести все и быстро дезинфицировать пол! Бригада - мыться. Пенетрационное ранение правой почки, кровопотеря. Сестра, быстро кровь на группу и кровь на гематокрит!"
  
   Мы вваливаемся в предоперационную. Сквозь распахнутые двери стерильной зоны нам предстает следующая картина: на операционном столе на животе лежит абсолютно голый зек. Вся его одежда аккуратно сложена на полу, и венчают эту кучку его громадные грязные ботинки. Рядом стоит литровая банка, почти до краев наполненная кровью. Зек медленно поворачивает голову: "Друганы, режьте меня!" А затем обращается персонально к майору Гуревичу: "Слышь, братан! Ты же свой, паря, не надо письмо мамане. Спаси, бля буду, век воли не видать. Да я за тебя везде впишуся, бля буду! Спаси, братан!!!"
  
   Операция прошла успешно. Но это мелочи, главное - индивидуальный подход к больному!
  
  
  
  
   ЦЕНТРИФУГА
  
   Этот случай произошел на Кафедре Биохимии Военно-Медицинской Академии им. С.М. Кирова в самом начале 80-х. Историю эту мне поведал однокурсник, курсант с моего отделения Серега Власов. Он тогда на Биохимии в научном кружке плотно ошивался и все вечерние дела, что там творились, знал. Ну а меня всегда новые инженерные решения привлекали, так что я с самой центрифугой тоже был знаком не понаслышке.
  
   Часть первая. МЫТАРСТВО ПРИОБРЕТЕНИЯ.
  
   Академик генерал-майор медицинской службы Борис Федорович Коровкин давно мечтал дополнить свои старенькие и слабенькие центрифуги на 1 MG для седиментации белка чем-нибудь более серьезным. Захотелось ему и тонкие фракции осаждать по тогдашнему последнему слову техники. Заказал он кучу зарубежных каталогов и выбрал самую-самую продвинутую центрифугу на 5 MG. Кто забыл, напомню - G это сила тяжести. Ротор таких центрифуг так быстро крутится, что за счёт этой силы позволяет фракционно осадить, что хочешь. Очень нужный для исследований в современной биохимии белка аппарат.
  
   Самые лучшие центрифуги в то время делала немецко-американская компания Сименс. Ну с валютой для науки, тем более военной, в Советские времена намного проще было - раз надо, значит дадим. Направили все заявки и вот с Внешторга приходит ответ - центрифугу вам продать не могут, так как оная попадает под санкции КОКОМ (тогда высокие технологии СССРу Запад не продавал).
  
   Началась бюрократическая переписка - инструмент вроде не для прямых военных целей... Надо отдать должное советским юристам, что они нашли факт, что какая-то центрифуга уже передавалась в СССР, но почему-то в рамках Советско-Американского проекта "Союз-Апполон" 1975-76 годах. Кафедра Биохимии в этой волоките не участвовала. Академик-генерал Б.Ф. Коровким написал что-то умное в ЦВМУ и выше в МО, типа без такого инструмента Советской Военной Медицине Америку не перегнать, ну и всякие там МИДовские агенты вкупе с военными атташе включились в работу. Пришла бумажка из Москвы, что центрифуга в Академии будет, но по цене в несколько раз большей от указанной. А вот устанавливать ее придется самим - КОКОМ импортных наладчиков не пропускает.
  
   Приходит долгожданный день. МинФин платит валюту, и на склады Академии подъезжают несколько большегрузных немецких фур-грузовиков. Сверяются документы - по документам все нормально. Сверяется заявка. Кроме слова "Центрифуга" ничего не совпадает. Центрифуга оказалась чуть великовата и предназначалась для ВВС - лётчиков-космонавтов в ней крутить!
  
   Налетело комиссий, давай выяснять, кто такую глупость сотворил и на каком этапе верхняя бюрократия свихнулась. Виновных нашли быстро где-то в Москве, но даже вроде не наказали, так как за эту машинку сразу три ведомства друг другу за глотки схватились - Институт Авиационной Медицины, Звездный и Байконур. Куда же ее в конце концов отослали, я забыл.
  
   Ну а генерал Коровкин ходит в великом гневе и печали. Опять бумажки в верхние инстанции сочиняет: "Где моя крутилка! Советская Армия боеготовность теряет не по дням, а по часам! Гоните срочно центрифугу, она утверждена в плане обязательных закупок."
  
   Возымели действие бумажки - покупают теперь уже "правильную" центрифугу. И опять КОКОМ не пропускает - на той центрифуге стоит супер-секретный воздушный подшипник. Сам ротор весит около полутонны, а на тех скоростях, что он крутится при сотнях тысяч оборотов в минуту, его ось никакой материал удержать не сможет - любая композитная супертвердая керамика сгорит, оплавится, растрескается, изотрётся и взорвётся, а любой металл не только расплавится, но и испарится...
  
   Так что имелось только одно техническое решение - держать эту махину в воздухе. Точнее на специальном потоке-подушке фильтрованного и сильно охлажденного воздуха под гигантским давлением. Это узел и назывался аероламинарный несущий воздушный подшипник ультра-высокого давления. Сам же ротор крутился за счёт электро-магнитного силового момента банальных проволочных обмоток по его периметру и на внешних контурах - по типу обычного электромоторчика, а баллансировался специальной системой электромагнитов. Ко всей этой махине прилагалась куча трансформаторов, каскадных турбин, компрессоров, вакуумных насосов, фильтров и систем охлаждения. Ну и весь этот комплекс мульёна на три-четыре долларей того времени тянул. Дорогая игрушка штучного изготовления.
  
   Списался Коровкин с нашими "ящиками", НИИ всякими закрытыми. Ему и говорят: ваш воздушный подшипник - не проблема. Мы на гироскопы тяжелых ракет подобные штуки имеем. Бери, мол, центрифугу без этого узла - мы тебе несущую подушку за месяц сделаем, нам бы только размеры померить.
  
   Купили центрифугу. Сделали и установили воздушный подшипник советского производства. В подвале под Биохимией выкопали здоровую квадратную яму и залили ее бетоном с кучей арматуры - специальный противовибрационный фундамент. На него и поставили центрифугу. Рядом установили все вспомогательные узлы. Ввели должность инженера-эксплуатационщика, чтобы всю эту систему обслуживать. Провели пробные испытания - агрегат пашет как швейцарские часы! Кому надо премии дали. Но было одно "но"... Когда устанавливали русский подшипник, пришлось отключить всю западную программную систему, в народе называемой "защитой от дурака". Ротор, работающий на таких радиальных ускорениях, требует сверхточной балансировки. Иначе каюк - резонанс. Пробирочки должны стоять в строго определенных местах и каждая должна быть сбалансирована по весу до миллиграммов другой пробиркой аналогичного веса на радиально-противоположной позиции ротора. Изначально это достигалось автоматически, или аппарат отказывался включаться при малейшей дисбалансировке, а вот после русской реконструкции приходилось полагаться только на инструкцию, что висела на стенке. Но махина исправно, хотя и недолго, работала и сыпала кандидацкие и докторские, как из ведра.
  
   Часть вторая. ТЯЖЁЛАЯ ЛЕТАЮЩАЯ ТАРЕЛКА
  
   Хорошо помните пол главного коридора из метлахской плитки (мрамор в полированном бетоне), что идет через всю Биохимию? А замечали, что в конце того коридора на полу есть неровное бетонное пятно, где цемент несколько иной текстуры, а полированная мраморная галька отличается по цвету? Вроде как когда-то дырку в полу заделали. Вот об истории этой дырки и пойдет речь:
  
   Пока умные люди на этой супер-центрифуге крутую науку делали, всё было хорошо - медицинские полковники народ в основном серьёзный. Но вот дорвался до передового края науки какой-то жутко блатной не то адъюнкт, не то клинорд аж в чине капитана. Но по блатате его отказать ему никак не могли и дали столько часов работы, сколько мальчику хотелось. Подвинули докторов-профессоров, мол очень хорошему перспективному человеку на очень важную тему срочно необходима наша центрифуга. Эх, жаль забыл его имечко - написал бы вкупе с паспортными данными. Мой однокашка, Сергей Власов, характеризовал его весьма точно - лёгкая стeпень дебильности, осложненная крайней мохнаторукостью. Так вот это капитанское чмо получило полный доступ и безраздельную власть над мировым достижением технической мысли.
  
   Как-то после шести вечера, когда штатный инженер ушел домой, сей научный деятель остался в Лаборатории Тонкой Седиментации один. Ну пара курсантов-кружковцев не в счет. Взял тот научный светоч 200 миллилитровую тефлоновую пробирку с каким-то своим экстрактом для седиментации и засунул ее в первую попавшуюся лунку. Всё! Контрбаланс не сделал. Никого нет - на кой правила эксплуатации соблюдать? Включил машину. Машина не включатеся - вся красными лампочками мигает и визжит, как Скорая Помощь. Не проблема! Капитан уже выучил - под аккуратными импортными кнопочками и тумблерочками есть обыкновенный громоздкий русский выключатель из тех, что в казармах свет выключают. Щелкни его, и какофония с забастовкой у центрифуги сразу кончается - она начинает ротор раскручивать. А если по инструкции, то можно и пару часов с балансировкой провозиться, пока машинные визги успокоишь, да лампочки погаснут. Кому такой непродуктивный подход нужен?
  
   Вот и отключил наш гений защиту от дурака и пошел на второй этаж чай пить. Центрифуга обороты набирает медленно, а там еще и крутить на заданных оборотах с час надо - короче времени завались. А что там только одна пробирка в крайнем ряду ротора его никак не волновало.
  
   Проходит час. На кафедре Биохимии тишина. Несколько отработчиков и дежурный преподаватель сидят кучно в одном из классов-лабораторий. ВНОСовцы как мыши тихонько гонят свои эксперименты в подвале. И вдруг...
  
   Пол в коридоре биохимии со страшным грохотом взрывается и в пролом влетает НЛО (неопознанный летающий объект характерной "тарелочной" формы). Крутясь на страшных оборотах и сыпя искры, с визгом пролетев по коридору, эта "летающая тарелка" вышибла какую-то дверь с куском стены в дальнем конце коридора, разгромила все в лаборатории и затихла. Как вы поняли, это был ротор ультраскоросной центрифуги.
  
   После аварии оборудование ремонту не подлежало и было списано в металлолом. На Биохимии быстро провели ремонт. Блатному капиташке ничего небыло - он пошел дописывать свой диссер на другую кафедру.. Гражданского инженера-эксплуатационщика чуть не посадили по статье "Преступная Халатность", потом правда сжалились и просто уволили за халатное отношение к работе. Из курсантов и преподов находившихся в тот момент на Кафедре по счастливой случайности никто не пострадал. Методика ультратонкой седиментации больше в Академии не применялась. Вскоре и генерал Коровкин уволился на гражданку (тогда академики везде в почете были).
  
   Мораль такова: если дурак дорвется к технике, то ни инженерно-програмные решения по защите от него, ни хорошие инструкции не помогают. И если дебил - блатной, он всё равно дебил.
  
  
  
   ДОНОР СЕРДЦА
  
   (или Дружба Рядового с Генералом и Хирургия Гениальности)
  
  
   Часть 1 (Дружба)
  
   Не, не вру - большой хирург, блестящий учёный, прекрасный организатор, генерал-майор, профессор, но бомж. Точнее, БОМЖ - "без определённого места жительства", общепринятая советская аббревиатура. Генерал-бомж, начальник кафедры Военно-Полевой Хирургии ВМА в условиях развитого социализма. И это не осквернение памяти заслуженного человека - это он САМ себя так называл. А был Дед Дерябин, как кто-то из пролетарских классиков писал - человечищем весьма достойным!
  
   Но давайте по порядку. Выпало мне на третьем курсе быть свидетелем на свадьбе у одного сокурсника. Ну а батяня у того курка был крутым военно-полевым хирургом, десять календарных лет на войнах по всему глобусу!. Вообще о "Дяде Эде" (в Министерстве Обороны кличка "Ленин") надо писать отдельно - личность того заслуживает. Ну, понятно теперь, какого калибра гости были у такого крупнокалиберного вояки?
  
   Короче, сижу я, рядовой. С одной стороны - жених, с другой - генерал-майор Дерябин в форме. За столами от эполетов и лампасов в глазах рябит. Ну как посмотрит какой генерал в мою сторону - мне по стойке смирно вытянуться охота. Видит Дерябин - сильно колдобит курка их присутствие. Ну а как перед ними бухать, если им же сдавать экзамены!? Тогда он тихо так, но властно, говорит мне: "Товарищ курсант, пройдите в коридор". Есть, товарищ генерал! Пять секунд - я в коридоре, а генерал следом неспешно идёт.
   Ген. Дерябин совершенно неожиданно спрашивает: "Коньяк будешь?"
   Я: "Никак нет, товарищ генерал!"
   Ген. Дерябин: "Почему?"
   Я: "Уставом Внутреней Службы не положено!"
   Ген. Дерябин: "Ну и глупо!"
   Я: "А Вам принести?"
   Генерал: "А я уже взял!" - и достаёт из внутреннего кармана кителя плоскую фляжку из нержавейки с теснённым профилем Сталина. Свинчивает крышку, нюхает: "КВВК-армянский, 35 лет выдержки. Один мой ученик прислал - сейчас начгоспиталя в Ереване".
   Я: "Ну если Вы не возражаете и не доложите..."
   Генерал: "Ну ты что, и вправду c причудой?" Передразнивает: "Не вввозззражаете, да не дддоложите! Кому мне на тебя стучать? Самому Министру Обороны? Я чай генерал... Слушай, а ты сам не болтун?"
   Я: "Да нет, вроде. Курсанты не жалуются."
   Генерал: "Правильно, курсанты не жалуются - курсанты болтунов бьют!"
   Я (с обидой): "Не, ну чесслово, товарищ генерал, никому не скажу, что с Вами коньяк пил, если... если дадите, конечно."
   Дерябин протягивает мне фляжку: "Ладно, посмотрим. Вот мой предшественник, генерал Беркутов, он всех, кого к себе в адъюнктуру на кафедру брал в лоб спрашивал - А ты не сволочь?"
   Я: "Ну, я не знаю..."
   Генерал: "Ой, хоть честно! Хирургию любишь?"
   Я, глотая коньяк: "Не-а."
   Генерал: "Совсем?"
   Я: "Совсем... Не, ну правда, абсолютно не люблю. Раньше баловался, в кружок, там, к Вам на кафедру ходил - да и то больше с Вовкой, ну с женихом сегодняшним, за компанию."
   Генерал: "Ага, значит подлизываться тебе незачем?"
   Я: "Так точно, а коньяк какой хороший! Ну такой замечательный, я такого не пробовал, и фляжка такая красивая..."
   Генерал сразу обрывает меня: "Да, ничего коньячок. А ты где живёшь?"
   Я: "Как где!? На Втором Факультете, ну на Маркса девять."
   Генерал: "О, на Девятой Карламарле! Ха, и я там же! Соседи мы с тобой, получается. Хотя, вообще-то я там нелегально. А если совсем откровенно - то я бомж."
   Я: "Шутите, товарищ генерал."
   Генерал: "Нет, не шучу. Так, проблемы личного плана... Ну, конечно, была у меня квартира генеральская - всё чин-чинарём. Решил не ссорится, отдал тем с кем жил - пусть радуются, а подробности не интересны. Мне то много не надо - спать в тепле, да книги читать при свете. Ну позвонил я генерал-полковнику Иванову, тот просто-полковнику Образцову - а этот куда денется, ну иди живи на 2-й Факультет, милости просим. Вон и до кафедры рукой подать. А документально оформлять не зачем - и так вокруг одна бюрократия. Так что можно записать меня в Книгу Рекордов Гинесса - я первый советский бомж-генерал!"
   Я: "А мы Вам не мешаем?"
   Генерал: "Это я вам мешаю. Как идёшь домой - дежурные при виде генеральской формы орут как полоумные - весь первый этаж "смирняют". Слушай, что-то мы с тобой, брат, заболтались. Свадьба, в конце концов, пора тебе возвращаться к исполнению своих свидетельских обязанностей - ну там Свидетельницу танцевать, балагурить, тосты говорить... И не сиди ты как на госэкзаменах! Что генерал не человек? А человеки на свадьбах веселятся. Значит так - хлебни ка ещё моего коньячка и пошли в зал."
  
   Через неделю после этой свадьбы стоял я в наряде по курсу. В тот день заступил дежурным по факультету один прапор с курса годом старше, - за "добрый" нрав и любовь к уставному порядку все его Рексом звали. Звонит, значит, мне это животное "на тумбочку" - дневальный, гони своего Деж-по-Курсу ко мне в "аквариум" (так мы застеклённое КПП в вестибюле Факультета называли). Я вроде трубку телефонную положил, но телефон у нас был калечный, и рычажки не всегда хорошо вдавливались. Вот и случился конфуз - Рекс в своей "банке" слышит, как я во всю глотку своему дежурному ору: "Игорёха, беги скорее вниз - тебя Рекс, псина-козлина рябая-кривомордая, по-срочному вызывает! Кто-кто, Рекс, говорю - дебильный "кусок" с 4-го курса!"
  
   Пятнадцать секунд, и Рекс взлетел на наш этаж - быстрее, чем мой дежурный от толчка до двери добежал. Морда красная, от злости скулы ходят: "Дежурный, останетесь на этаже, мне нужен этот курсант на продолжительное время для уборки внизу". Игорёк пытался меня отмазать, но Рекс пригрозил нас всех в конце смены с наряда снять и паровозом на следующие сутки опять поставить "за прямое оскорбление прямого начальника". Ну типа, как же так - я аж прапорщик, а вы - говно.
  
   Заставил он меня полы на первом этаже мыть. В общем дело не хитрое, при сноровке за 20 минут управиться можно. Да как только я этаж домываю, он берёт подошву сапог своих извёсткой мажет и по мокрому полу ходит (как назло там что-то подбеливали, и извёстка в его конуре стояла). А вот уже отмыть извёстку!.. Как не стягивай воду - как высыхает, так и пол в белых разводах. Короче, кто мыл - тот знает. Ну мне делать нечего - всё равно всю ночь мудохаться. Уже я этаж раза три промыл, смотрю Дед Дерябин в спортивном костюме на другом конце коридора за мной внимательно наблюдает. А мне с чего-то ну такой неудобняк стало, вроде как я чем-то постыдным занимаюсь. Пока расстояние было порядочным я делал вид, что генерала не замечаю, а как домыл до него - ну что дальше притворятся, мы ж вроде знакомы: "Здравия желаю товарищ генерал", хоть тот и не в форме.
   Генерал: "Привет. За что он так тебя?"
   Я: "Да вроде как обозвал я его."
   Генерал: "Так "вроде как", или всё же обозвал?"
   Я: "Да я сам не знаю, случайно вроде, хоть и нехорошо, за глаза получилось, - трубка на телефон не легла... Ладно, товарищ генерал, мне мыть надо..."
   Генерал: "Да подожди, ты! У Рекса к утру упадёшь."
   Тут у меня швабра из рук выпала и челюсть отвисла: "Как Вы сказали, у Рекса? Я именно так его и назвал."
   Генерал: "Да так все его называют. Вообще-то я стараюсь жить незаметно, но уж героев Факультета знаю, тут как говорится, кто мало говорит - тот много слышит. Давай, пойдём ко мне чай пить, а то вот я старый стал - бессонница мучает, а до всяких снотворных-седативных не хочу привыкать."
   Я: "Товарищ генерал, а наряд?"
   Генерал: "Честно сказать, я в дела Факультета ещё ни разу не вмешивался, но попробую тебя на пару часов освободить" - и пошёл в стекляшку дежурного.
  
   Через минуту я сидел в генеральской комнатушке - точно такой, в которой жил сам, только я делил её с тремя подобными организмами. Конечно, обстановка у Дерябина отличалась от нашей - книжные полки, вешалка какого-то диковинного дерева, дубовый стол, небольшой сервант с набором красивой посуды. Там же стояла и обычная курсантская кровать со стандартным постельным комплектом и даже заправленная абсолютно по-курсантски - кирпичиком. Тот факт, что Начальник ВПХ оказался знаком до таких мелочей с нашим бытом, меня удивил. Пока генерал хлопотал с электроплиткой я решал головоломку - толи в русской армии способ заправки кроватей не меняется никогда, и тогда генерал научился ему ещё будучи рядовым, толи кто-то его научил уже на Факультете. Так этот вопрос и остался не выясненым.
  
   Генерал похвастался своими заварочными чайниками. По его словам это лучшие в мире чайники. Для зелёного чая - китайские, из сычуанского фарфора с плетённой ручкой сверху, а для чёрного - индийские из стерлинга (сплава серебра с никелем) и эбонитовой ручкой сбоку. Чайники оказались подарками учеников-азиатов с 5-го "импортного" факультета. Генерал заварил какого-то экзотически-ароматного чая, разлил по чашкам, в каждую бухнул по доброй ложке коньяку (самого обычного Самтреста 3 звезды, ну того - за 5 руб. 75 коп). Себе взял кусок сахара, но в чай не положил, а положил в чайную ложку, залил вонючей валерианкой и морщась отправил в рот.
  
   Почему-то мне стало абсолютно ясным душевное состояние этого деда - на предсознательном уровне пронеслись подобострастные лица молодых хирургов, шепотки за его спиной от "умудрённых коллег" с немыми вопросами - "а не пора ли, генерал, на покой; уйди - нам свежий старт нужен", и его собственная чудовищная тоска и одиночество, сродное тому, что называют "одиночеством в толпе". Генерал с полчаса пытался создавать видимость диалога, якобы интересуясь нашей учёбой, но было видно, что это дань вежливости - то, что надо ему, как профессору Академии, он прекрасно знает и без моих комментариев. Затем дед пустился в воспоминания. Рассказывал много и интересно - жаль сразу не записал, а сейчас, через четверть века, разве упомнишь!
  
   Но одна вещь мне врезалась в память намертво. Далеко за полночь Дед Дерябин наконец подустал, и я понял, что пора идти домывать пол или, если Рекс изменил свое решение после генеральского визита, то спать. Я поблагодарил генерала и встал из-за стола на выход. Генерал тоже встал, и задумчиво посмотрел на настенный календарь: "Подожди минуту". Я остановился. "Слушай, ты можешь мне сделать маленькое дело?"
   Я: "Ну, постараюсь. Только мне в город выход не скоро - я "залётчик", нарядов полно ещё".
   Генерал: "Да не надо никуда выходить. Дел то, через Боткинскую перейти! Я бы не просил, да завтра учёный совет аж на пять вечера назначили - скорее всего опять допоздна затянут. Своих же просить не охота - опять судачить начнут..."."
   Я: "Товарищ генерал, так что сделать то надо?"
   Генерал: "Да ничёго по сути не надо - надо проторчать с шести до девяти перед Кафедрой или до прихода странного человека с ведром цветов. Быть с наружи, в здание не заходить. Ну а вечером ко мне сюда прийти и описать, что видел. Да не бойся ты, не шпионаж это. Если он завтра придёт - ты не ошибёшься, сразу его узнаешь! Так, задание понятно? Ну тогда после девяти жду с докладом, а в награду я тебе расскажу одну интересную историю. Ну всё. Спокойной ночи!"
  
   Часть 2 (Хирургия)
  
   К назначенному времени я был перед клиникой Военно-Полевой Хирургии. Жду. Вот уже наш старшина "Абаж" погнал курс на вечерний выпас - на ужин, рыба плюс картошка пюре, три года, день в день без перемен. А скотопрогонная тропа -это прямо-мимо-возле меня, тысячу раз хоженый маршрут. Чтоб меня не заметили, я спрятался за Боткиным, перемещаясь вокруг памятника по мере прохождения курса. Вскоре я понял, что мёрз не зря.
  
   Прямо к крыльцу подкатила чёрная "Волга" с госномером. Быстро вылез шофёр в сером пиджаке и при галстуке - крепкий стриженный дядька кагэбэшного вида. Он как-то колко, наверное профессионально, осмотрел пятачок перед зданием, затем открыл пассажирскую переднюю дверку и вытащил громадный букет цветов. Да каких! Там были каллы, белые лили, красные "короны" - ну те, что цветками вниз, и ещё какое-то чудо, похожее на наперстянку. Меня, привыкшего к зимнему репертуару "тюльпан-гвоздика" с лотков перед метро, букет потряс.
  
   Наконец водила открыл заднюю дверь"персоналки" и помог вылезти пассажиру. Сразу стало ясно - какой-то туз. А вот сам туз выглядел странно. Нет, одет он был что надо - дорогущий плащ-пальто из натуральной чёрной кожи с меховой подбивкой, пожалуй тоже натуральной. На голове норковая шапка-"пирожок", как у совсем больших людей, всяких там членов ЦК или Политбюро.
  
   Но первое, что бросилось в глаза - человек явно страдал тяжелыми неврологическими расстройствами. Его движения были плохо координированными и перемежались инволюнтарными "дёрганиями" всего тела, руки била крупная, почти паркинсоническая дрожь. Он опёрся на трость и сильно выбрасывая одну ногу в сторону заковылял к двери. Его шофёр не на шутку встревожился, что человек пошёл один, побежал и первый открыл дверь - даже не столько, чтобы помочь, как скорее убедиться, что в "тамбуре чисто". Я вдруг понял, что первый раз в жизни вижу "проводку"охраняемой персоны, ведь у наших гнерал-полковников, начальников ВМА и ЦВМУ, водилами были простые солдаты, а не bodyguards.
  
   Второе, что совершенно сбило меня с толку - это страшное уродство. Голова "туза" была несимметричной из-за чудовищных деформаций черепа, один глаз выше другого, очки с сильными линзами явно сделаны на заказ, лицо всё в грубых старых шрамах, но в общем выглядит слишком молодо для старпёра такого ранга.
  
   Я хотел было пройти за человеком, да вспомнил, что генерал просил (или приказывал, если угодно) в здание не ходить. Простоял на морозе ещё с полчаса, пока парочка не вышла. Я был далековато, но мне показалось, что у туза-урода под очками блестели слёзы. Разглядеть толком я не сумел - его кэгэбэшный шоферюга моментально вперил в меня тяжелый взгляд, он явно запомнил, что я тут был по их приезду. К тому же уже слышался стадный топот идущих со столовки курсов, а попадаться "вне строя" на глаза в мои планы не входило. Оставалось только повернуться и бежать на Факультет.
  
   В коморку к Дерябину я попал лишь после вечерней проверки. Дед опять спать явно не торопился. Я подробно, как мог, рассказал (доложил, если угодно) ему, что видел. У самого любопытство свербит - как шило в большой ягодичной мышце. Дед молчит. Я не выдерживаю и спрашиваю: "А кто это, если не секрет?"
   Дерябин: "Секрет." Потом видит крайнее разочарование на моей физиономии и добавляет: "Да, правда секрет, не мой секрет - казённый. Но раз обещял, то намёком скажу - это учёный-оборонщик."
   Я: "Это он Вам цветы приносил?"
   Генерал: "Мне!? Да он со мной не разговаривает, как и с любым врачом в форме!"
   Я: "А что так?"
   Генерал: "Что, что - а то, что я его должен был убить!"
   Я (ошалело): "Как убить?"
   Генерал: "Да так и убить - очень просто, холодным оружием, скальпель же холодное оружие."
   Я: "А-аа, ну там, врачебная ошибка!"
   Генерал грозно сверкнул своими глазами: "Запомните, коллега, врачебные ошибки, а тем паче ошибки военного хирурга убийством не являются - как бы прокуроры не внушали нам обратное. А будешь считать иначе - не сможешь работать. Стал бы я из-за этого тебе огород городить!"
   Я: "Тогда я вообще ничего не пойму -что просто преднамеренно убить?"
   Генерал: "Да, именно преднамеренно убить, но не просто, а крайне изысканно - в лучших традициях центрально-американских индейцев, всяких там Майя или Ацтеков".
   Я думаю - дед гонит, хотя виду не показываю: "А-аа... А как это?".
   Генерал: "Да должен был я у него вырезать бьющееся сердце".
  
   Генерал поставил чайник и неспешно стал рассказывать:
   "Цветы эти для его второй мамки в честь его второго Дня Рождения. О чём речь сейчас поймешь.
  
   Было это по моим понятиям - недавно, по твоим - давно. И был шанс у Академии стать вторым местом в мире (а может и первым!), где была бы осуществлена трансплантация сердца. Это сейчас все привыкли смотреть на западные достижения, как на икону. Тогда же мы им дышали в затылок, и уж что-что, а Южная Африка для нас авторитетом не являлась. Главную роль играл не я, а академик Колесов с Госпитальной (*Прим. - фамилия может была Колесников, сейчас точно не помню). Они там к тому времени уже тонну свиных сердец пошинковали, да и на собаках кое-что отработанно было. Что думаешь, экстракорпоралка у нас слабая была? Что без забугорных оксигенаторов не прошло бы? Да мы тогда уже над пузырьковой оксигенацией смеялись, работали с "Медполимером", разработали хорошие насосы и мембраны- гемолиз во внешних контурах был весьма приемлимым. Да, была наша оксигенация в основном малопоточной - ну а делов то двадцать литров дополнительной крови в машину залить! Всё равно больше выбрасываем. А какие наработки по гистосовместимости! Да нам неофициально вся Ржевка помогала - я имею в виду Институт Экспериментальной Военной Медицины, они же там со своими "химерами" -ну облучённые с чужим костным мозгом все реакции отторжения нам смоделировали! А про оперативную технику я вообще молчу.
  
   Короче всё готово. Но, но очень большое "но" остаётся. Через Минздрав такое провести было невозможно, даже через их 4-е Главное Управление. И досада, кроме политической, вторая главная препона - юридическая. Ну вопрос, когда человека мёртвым считать. Сердце бьётся - значит жив, а когда сердце мертво - так на что нам такое сердце! Подбил Колесов меня с ним на денёк в Москву съездить, на приватный разговор к начмеду в Министерство Обороны. Пальма первенства уже утеряна - "супостаты" "мотор" пересадили. Речь идёт по сути о повторении достигнутого. А ведь в СССР как, раз не первый - значит и не надо. Что с Луной, что с сердцем. Ну в Управлении и резко рубить не охота, и напрасно рисковать не желают. Ситуация - ни да, ни нет. Хлопцы, разок попробуйте, но из тени не выходите, мы тут наверху за вас не отвечаем. Получится - к орденам и звёздам, нет - к неприятностям.
  
   Ну и придумали мы бюрократическую процедуру, которая помогала эти ловушки обойти. Несколько потенциальных реципиентов подобрала Госпиталка, всех протестировали. Дело ВПХ за малым - добыть донора. Мы даже придумали как нам через Боткинскую с ним "прыгать". Кому донорское сердце больше подойдёт - тому и пересадят. Так вот, был у нас документ с печатью ЦВМУ, Медуправления Министерства Обороны, за подписями Начмеда и Главного Хирурга. Было в том документе упомянуто 11 фамилий на 12 пунктов под подпись- десять военных, ну кто к "донорству" будет приговаривать, одна - пустой бланк (это на согласие от ближайшего родственника "покойника"), и последняя, самая малозначительная подпись вообще считай лаборанта - подтвердить оптимальную совместимость донор-реципиент при "переводе" в Госпиталку! Ну не совсем, конечно, лаборанта - я специально пробил должность в лаборатории клиники - ну там иммунология-биохмия; сразу взял туда молоденькую девочку сразу после университета. Нет хоть одной подписи - и "донор" автоматически остаётся в нашей реанимации до самого "перевода" в Патанатомию.
  
   По понятным причинам намерение держим в тайне и ждём "донора". Через пару недель происходит "подходящий" несчастный случай. Считай рядом с Академией, сразу за Финбаном, пацан 17 лет на мотоцикле влетает головой в трамвай - прямо в ту гулю, что для вагонной сцепки. Скорая под боком - пострадавший наш, профильный, доставлен в момент. Прав нет, но в кармане паспорт. Ну я как его увидел - категория уже даже не агонирующих, а отагонировавшихся. Травма несовместимая с жизнью. Но на ЭКГ все ещё работающее сердце! Голову кое-как сложили, с кровотечением справились и быстро на энцефалограмму. Там прямые линии - красота мёртвого мозга. Говорю сотрудникам - боремся с возможной инфекцией - в башке то точно некрозы пойдут! Ну нельзя же сделать хирургическую обработку травмы мозга в виде ампутации полушарий под ствол - а там всё побито! Ну и конечно реанимационное сопровождение и интенсивная терапия по максимуму - тело сохранять живым любой ценой, пока мы наш "адский документ" не подпишем.
  
   Первым делом согласие родственников - без него всё дальнейшее бессмысленно. Одеваюсь в форму, беру для контраста с собой молодого офицера и пожилую женщину - что бы легче было уболтать любого, кто окажется этим ближним родственником. Мчимся по адресу в паспорте куда-то на Лиговку. Заходим. Комната в коммуналке - на полу грязь страшная, на стенах засохшая рвота, вонь вызывает головокружение, из мебели практически ничего, похоже живут там на ящиках. Оказывается, что существует только один ближайший, он же и единственный родственник - его мать. Человеком её уже было назвать сложно - полностью спившееся, морально деградировавшее существо. Такого я ещё не видел - её главный вопрос был, а можно ли НЕ забирать тело, чтоб не возиться с похоронами. К сыну похоже она вообще не испытывала никаких положительных эмоций, а истерика и вопли моментально сменились откровенными намёками, что по этому поводу надо срочно выпить. Я послал офицера купить ей три бутылки водки. Документ она подписала сразу, как услышала слово водка! Получив подпись мы пулей вылетели из той клоаки с брезгливым осадком.
  
   Но ещё более интересную новость я узнал чуть позже, когда в клинику прибыл тот офицер, что был послан за спиртным для "ближайшего родственника". Он столкнулся с другими обитателями той коммуналки и узнал некоторые подробности о самом "доноре" - крайне асоциальный тип, хулиган, исключался за неуспеваемость из школы и ПТУ, хоть и молод - сильно пьет, страшно избивает свою мать! Короче, что называется - яблоко от яблони... А ещё через десять минут, как по звонку Свыше, в клинику пришёл следователь и принёс ещё более увлекательную информацию - мотоцикл "донора" краденный, точнее отобранный в результате хулиганского нападения, а сам "донор" и без этого уже под следствием не то за хулиганство, толи за ограбление. Похоже единственное хорошее дело "донору" за всю его жизнь ещё только предстоит - и это отдать своё сердце другому.
  
   Быстро все обзваниваются - собираем "заключительный" консилиум - бумаги под "приговор" подписывать. Все ставят подписи - сомнений ни у кого нет. Только одну подпись не можем пока поставить - анализы не готовы, времени не достаточно их завершить. В Госпитальной Хирургии идёт подготовка, ответственой за лабораторию велено сидеть на работе, пока результатов не будет. Ну вот наконец и это готово - иди, ставь свою последнюю подпись! Ну а тётка и говорит, мол по документу на момент подписания я обязана совершить осмотр! Тю, ты ж дура, думаю. А десяток академиков-профессоров, совершивших осмотр и разбор полдня назад, тебе не авторитет!? Ну вслух ничего такого не говорю, пожалуйста, идите. Смотрите себе тело под аппаратом, только не долго.
  
   Она и вправду недолго. Пошла, взяла ЭЭГ, а мы ему энцефалограммы чуть ли не непрерывно гнали - ну как не было, так и нет там ничего. Мозг - аут! Стетоскоп достала - вот умора, да её в клинике вообще со стетоскопом не видели. На что он ей вообще? И что она там выслушивать будет - "утопил" ли дежурный реаниматолог его или пока нет. Да мне уже всё равно - счёт пожалуй на часы идёт. Что-то она там потрогала, что-то послушала, толком ничего не исследовала - курсант после Санитарной Практики лучше справится. А потом поворачивается ко мне и так это тихо-тихо, но абсолютно уверенно говорит:
  
   - Он живой. Не подпишу я...
  
   Девочка, ты деточка!!! Да ты хоть представляешь какие силы уже задействованы? Отдаёшь ли ты себе отчёт, что ты тут человек случайный - почти посторонний? А понимаешь ли ты, что городишь ты нам полную чушь - кровь в пластиковом контейнере тоже живая, а вот человек - мёртвый. Тело есть, а человека в нём нету! Короче ругали мы её, просили, убеждали, угрожали увольнением. Нет, и всё. И ведь сама по себе не упрямая, а тут ни за что не соглашается. Мол если я ноль - то и делайте без моей подписи. Сделали бы, да не можем мы без твоей подписи.
  
   На утро собрались все главные действующие лица. "Донор" терпит? Да пока терпит - ни отёка легких, ни инфекции, кое-какая моча выделяется. Стараемся, ведём этот "спинно-мозговой препарат" как можем. А может потерпеть, если Колесов в Москву слетает и переутвердит новый документ? Не знаю, надежды мало. Короче день мы решали лететь или не лететь. Потом полетели. Что-то сразу не заладилось. А там выходные. Восемь дней волокита заняла. А "донор" терпит! Горжусь - во мужики у меня в клинике - мертвеца столько ведут.
  
   Наконец назначен новый консилиум с "вердиктом". Только не состоялся он - ночью на ЭЭГ кое-какие признаки глубокого ритма появились. Всё - дальше по любому не мертвец, а человек. Зови спецов с Нейрохирургии - пусть погадают. Много они не нагадали - ведите как сможете, прогноз неблагоприятный. О том, что это был кандидат в доноры сердца - табу даже думать. Обеспечиваем секретность, как можем.
  
  
   Долго он был в нашей реанимации. Сознания нет (а я тогда был уверен, что и не будет), но мозг ритмы восстанавливает. Попробовали отключить ИВЛ. Дышать пытается! Дальше - больше. Перевели в Нейрохирургию. Там ему много чего сделали, но ничего радикального - всё как у нас, что природа сделает, то и прогресс. Говорить пытается, шевелится. Уже порядком восстановившись из Нейрохирургии он попал в Психиатрию. Наверное для учебного процесса психо-органический синдром демонстрировать. А там вроде вот что было - перечитал все книжки, и всем надоел. Ну кто-то и подшутил - сунул ему вузовский учебник по высшей математике. А ещё через полгода комиссия и первая (!) группа инвалидности. А ещё через полгода ещё комиссия - пацана в ВУЗ не берут! Молит-просит - дайте вторую. Что он закончил, я не точно не знаю, по слухам Московский Физтех. Пять лет за два года. Если это не легенда - то на экзамены ходил так - один экзамен в день. Сегодня сдаю ну там математику за первый семестр, завтра сопромат за пятый, послезавтра ещё что-то за девятый. Заходил на любой экзамен вне зависимости от курса. А к концу второго года что-то такое придумал - короче моментально целевое распределение в какой-то сверхсекретный "почтовый ящик". Ну а финал ты сам сегодня видел.
  
   Колесов год ходил грознее тучи - полностью подробностей не знаю, но похоже кое-что просочилось на самый верх в ЦВМУ и выше в МО. Вроде сам Гречко об этом знал - может как байку в бане кто ему рассказал, а может в сводке прошло, типа вон в ВМА пытались сердце пересадить, да ничего не вышло. Видимо посчитали там наш подход к решению проблемы авантюрным, направление быстренько прикрыли.
  
   Особисты и люди из ГлавПура нас самого начала предупреждали - какая-либо информация только в случае полного успеха. Боялись видно, что вражьи голоса злорадно запоют - в Советском Союзе провалилась попытка пересадки сердца, а вот у нас в Мире Капитала с пересадками всё ОКэй, как зуб вырвать. Нам последствий никаких - пострадавших то в этой истории нет, да и вообще полная картина известна единицам и с каждым годом этих "единиц" меньше и меньше становится... Люди подписавшие этот конфузный документ молчат, а сам документ мы уничтожили - всё равно он силы без той подписи не имел, что макулатурой архивы забивать? Всё вроде тихо-спокойно... Забывается потихоньку. Но одна тайна всё же мне покоя не даёт. Невозможно это, ну абсолютно исключено и совершенно не научно. Но факт.
  
   Знаешь, никто ему не мог сказать, что он "донором" был. Мы с Колесовым все варианты перебрали. Некому было рассказать. А он знает! Притом знает всё с самого начала. Даже как под ИВЛ трупом лежал.
  
   Я: "Ну вы же сами говорили - учёный не простой, ну там КГБ вокруг всякое. Ну они же ему и сказали..."
   Генерал: "Глупости! Не получается так."
   Я: "Ну а тётка эта?"
  
   Генерал: "Нет, нет и нет! Парадокс, что он её вообще знает. А ещё больший парадокс, что всю дальнейшую историю после того дня она знает только со слов самого "донора"! Я от неё избавился сразу после отказа подписаться. Два года спустя разыскал её - меня сильно совесть мучила. Предложил вернуться в Клинику, посоветовал хорошую тему для диссертации. Она никогда не интересовалась судьбой "донора" - история в её изложении была очень простой - "донор" умер, тему закрыли, генералов надо слушаться. Так она и считала, пока "донор" уже в теперешнем виде не явился к ней ровно в тот же день, как она сказала, что он живой. И знает "донор" только то, о чём говорилось в его палате. А значить это может только одно. Когда у него на энцефалограмме прямые линии ползли - ОН ВСЁ СЛЫШАЛ! Слышал и помнил..."
  
   Дерябин взял кусочек сахара и обильно полил его влериянкой: "Ладно, поздно уже. Иди спать и не болтай много".
  
  
  
  
  
   АВТОНОМНЫЙ АППЕНДИЦИТ
  
   Старший лейтенант Пахомов ничем особенным не блистал. Три года назад он закончил 4-й Факультет Военно-Медицинской Академии и вышел в жизнь заурядным флотским военврачом. Хотя Пахомов был прилежен в учебе, троек за свои шесть курсантских лет он нахватался порядочно и уже с той поры особых планов на жизнь не строил. Перспектива дослужиться до майора, а потом выйти на пенсию участковым терапевтом, его вполне устраивала. А пока Пахомов был молод, и несмотря на три года северной службы, его романтическая тяга к морским походам, как не странно, не увяла. Распределился он в самый военно-морской город СССР - Североморск, оплот Северного Флота. Там находилась крупнейшая база подводных лодок. На одну из них, на жаргоне называемым "золотыми рыбками" за свою запредельную дороговизну, Пахомов и попал врачом. Вообще то это была большая лодочка - атомный подводный стратегический ракетоносец.
  
   Холодная война была в самом разгаре и назначение подобных крейсеров было куда как серьезное. Им не предлагалось выслеживать авианосные группировки противника, им не доверялось разведки и диверсий - им в случае войны предстояло нанести удары возмездия. Залп даже одной такой подводной лодки, нашпигованной ракетами с мегатонными термоядерными боеголовками, гарантировано уничтожал противника в терминах "потерь, неприемлемых для нации", выжигая города и обращая экономику в руины. Понятно, что при таких амбициях выход на боевое задание был делом сверхсекретным и хорошо спланированным. Подлодка скрытно шла в нужный район, где могла замереть на месяцы, пребывая в ежесекундной готовности разнести полконтинента. Срыв подобного задания, любое отклонения от графика дежурства, да и само обнаружение лодки противником были непозволительными ЧП. Понятно, что и экипажи для таких прогулок подбирали и готовили с особой тщательностью. Народ набирался не только морально годный, самурайско-суперменовый, но и физически здоровый. Получалось, что врачу на подлодке и делать то особо нечего, в смысле по его непосредственной медицинской части.
  
   Это была всего вторая автономка доктора Пахомова. О самом задании, о том что, как и где, знают всего несколько человек - сам капраз, командир корабля, да капдва, штурман. Ну может еще кто из особо приближенных. Для доктора, впрочем как и для большинства офицеров, мир на полгода или больше ограничивается размерами подлодки. Самым любимым местом становится медпункт - специальная каюта, где есть все, даже операционный стол. В нормальных условиях он не заметен, так как прислонен к стене, откуда его можно откинуть и даже полежать на нем от нечего делать. За автономку много таких часов набегает - бесцельного и приятного лежания в ленивой истоме. За дверью подводный корабль живет своей размеренной жизнью, где-то отдаются и четко выполняются команды, работают механизмы и обслуживающие их люди, где-то кто-то что-то рапортует, кто-то куда-то топает или даже бежит. А для тебя время остановилось - ты лежишь на любимом операционном столе, в приятно пахнущей медициной и антисептиками, такой родной каюте, и просто смотришь в белый потолок. Впрочем пора вставать. Скоро обед, надо сходить на камбуз, формально проверить санитарное состояние, снять пробу и расписаться в журнале. Короче изобразить видимость некой деятельности, оправдывающей пребывание доктора на подлодке. Вот и получается, что доктор здесь, как машина в масле - стоит законсервированным на всякий случай.
  
   Обед прошел как обычно. Доктор пробу снял, а вот обед почему-то в рот не полез. После приема пищи замполит решил провести очередное политзанятие. На берегу это была бы скукота, а тут развлечение, приносящее разнообразие в монотонную жизнь. Доктор Пахомов всегда серьезно относился к подобного рода мероприятиям. Если просили выступить, то непременно готовился и выступал, что надо конспектировал, да и выступления товарищей внимательно слушал. Но не сегодня. На обеде за миской супа внезапно мысли доктора закрутились назад, он стал мучительно вспоминать курсантское время, Академию и свои занятия по хирургии. Впервые он решил не присутствовать на политзанятии. А виной тому симптомы. Доктор снова лежал на своем любимом операционном столе в десятый раз перебирая в памяти те немногие операции, на которых он побывал зеленым ассистентом-крючкодержцем и парочку операций, выполненным его собственными руками. Он вспоминал банальную аппендэктомию - удаление червеобразного отростка при аппендиците. Операция на подлодке явление из ряда вон выходящее, хотя все условия для этого есть. Но наверное, не в этом случае.
  
   Дело в том, что симптомы острого аппендицита появились у самого доктора Пахомова. После не съеденного обеда неприятно засосало под ложечкой, потом боль возникла где-то ниже печени. Потом спустилась до края таза. Брюшная стенка внизу живота в правой половине затвердела. Если медленно давить - то боль несколько утихает, а вот если резко отпустить, то острый приступ боли кажется пробивает живот насквозь. Сильная боль, до крика. Пахомов скрючившись слазит со стола и медленно садится на стул перед микроскопом. Колет себе палец, сосет кровь в трубочку. Пахнущий уксусом раствор моментально разрушает красные клетки, но не трогает белые. Доктор осторожно заполняет сетчатую камеру и садится считать лейкоциты. Здесь вам не больница, лаборантов нет, и любой анализ приходится делать самому. Черт, выраженный лейкоцитоз! Еще температура поднялась. Для верности надо бы градусник в жопу засунуть. Опять ложится на любимый операционный стол. Как хочется подогнуть ноги, вроде боль немного стихает. Так, лишим сами себя девственности термометром. Не до смеха, повышенная ректальная температура развеяла последние сомнения и надежды - банальный классический аппендицит! Надо звать капитана, командира и бога всего и вся на нашей бандуре. Такие вещи надо вместе решать.
  
   В двери появляется голова стармеха. "Ну как?" "Хреново, зови командира." Приходит командир, старпом, особист. Появляется замполит. О-оо, даже политзанятия прервал! Еще кто-то мельтешит сзади. Начинается не опрос, а допрос больного. Потом слово берет капраз. Ситуация мерзопакостная, домой идти никак нельзя, да и долго туда добираться, считай Тихий Океан надо пересечь. Это тебе, доктор, по страшному секрету говорим в нарушение всех инструкций. И никакую посудину вызвать не можем. Ну чтоб тебя перегрузить и в ближайший порт доставить. Всплыть не можем. Ничего не можем. Даже компрессированный радиосигнал на спутник послать нельзя. Все, что мы можем, это океан слушать, ну и временами космос через специальную антенну-буй. А иначе это срыв задания и громадная брешь в обороне. Извини, старший лейтенант Пахомов, но на подобный случай, как с тобой, у нас инструкция строгая. Жаль что в инструкции аппендицит у самого доктора не предусмотрен. Скажи нам, что с тобой будет с позиции твоей медицины. Помрешь?
  
   Что будет то? А то будет - отросток наполнится гноем и станет флегмонозным. Потом перейдет в гангренозный, так как ткани умрут, и сосуды затромбируются. Потом "гнилой червяк" лопнет и начнется перитонит. Если перитонит будет не сильно разлит, то можно выжить. В конце концов сформируется холодный инфильтрат, который можно прооперировать и через полгода. Но далеко не всегда. Чаще от перитонита человек умирает. Или от заражения крови вместе с перитонитом. Так что скорее всего помру.
  
   Ваше решение я слышал, теперь Вы послушайте мое: Родину я люблю, ситуацию понимаю, вас не виню - наша боевая задача поважнее отдельной жизни будет. Раз эвакуация невозможна, то шансы выхода через холодный инфильтрат я использовать не буду. Хреновые шансы, да и больно. Наркотой с антибиотиками всю автономку ширяться не хочу. Это уже мой приказ, я хоть и маленький начальник, но медслуждбы. Операция будет. Удачная или неудачная - это как получится. Авантюра, конечно, но в процентном отношении шансы берег увидеть не меньше, чем если ничего не делать. А раз никто, кроме меня, операций не делал, то я ее делать и буду. В помощники мне боцмана Кисельчука позовите, он садист известный и крови не боится. Да и с камбуза мичмана Петрюхина, пойдет кок за второго ассистента. А еще мне помощь нужна - надо здоровое зеркало из кают-компании повесить горизонтально над столом, а операционную лампу поставить с правого боку. Ну и замполит нужен - будет перед моим носом книжку листать, меня ободрять и нашатырь под нос совать, если отключусь. Пусть поработает санитаром - один нестерильный нам все равно необходим.
  
   Капраз, это железо, нет сталь каленная. Подпольная кличка "Камаз" - эмоций, как у грузовика. А тут вдруг преобразило мужика. Всех из "медички" выгнал. Крепко сжал Пахомовскую руку, трясет, что-то такое правильное сказать пытается, а вылезает что-то глупое: "Прости, сынок, ну пойми сынок, если смерть, сынок, вроде как я тебя приговорил. Вроде на моей совести... Как матери сказать, сынок... Не прощу себе, но поделать ничего не могу, сынок. Служба..." А доктор ему и отвечает: "Товарищ капитан первого ранга! Мы это обсудили. В журнале я свою запись сделаю. Решение мое, приказ мой, подпись моя. Если что, так прямо и матери и командованию доложите. А Вам лично скажу - я старался быть достойным офицером, хоть и от Вас нагоняи получал. Мое отношение к службе не изменилось, поэтому разрешите приступить к выполнению своих непосредственных обязанностей.". Капраз опять стал Камаз: "Разрешаю, товарищ старший лейтенант. Выполняйте, Пахомов! Но смотрите, чтоб все как надо. Я лично проконтролирую - как закончите, вашу книжку ко мне в каюту!" Рассмешил Пахомова такой ответ, он без головного убора, лежа на столе, отдал честь "под козырек" и с улыбкой ответил бодрое: "Есть! Будет книжка у Вас. Рекомендую, как лучшее снотворное".
  
   Пахомов кое-как слез со стола и держась за стенки и переборки пошел писать назначение операции самому себе. В хирургах он оставил себя, боцман с поваром пошли первым и вторым ассистентами. Операционной сестры не было, замполита приписали как "лицо, временно исполняющее санитарные обязанности". Описал он и про метод предполагаемой операции, и про зеркало, которое уже технари устанавливали в его малюсенькой операционной. К нему заглянул кок. "Сан Сергеич, хорошо, что заглянул. Найди мне чистую пол-литровую банку с крышкой - мы туда формалина нальем и отросток, как вещественное доказательство, положим". Будет сделано. Затем опять в операционную - там уже все моется, дезинфицируется. Зеркало на месте. Пахомов садится на стул и начинает давать указания - откуда что достать, где что открыть, куда что поставить. Наконец готово. Опять по стеночкам идет в каюту. Операционная бригада в сборе. Начинается нудный инструктаж, как вести себя стерильным, как руки мыть, что можно, что нельзя. Ну невозможно курс общей хирургии прочитать за час, да еще заочно. Понял доктор, что только зря время тратит. Там на месте разберемся - что скажу, то и делать будете. Снимай, ребята, робу, одевай нестерильные халаты, маски и фартуки. Давай теперь мне лобок, пузо и ноги от стопы до колена брить. И чтоб было чисто, как у баб-манекенщиц! А ноги зачем? Надо! Задумка одна есть. Обрили здесь же, в каюте.
  
   Снова в операционной. Бактерицидную лампу выключили, чтоб не резала глаза своим сине-ултрафиолетовым светом. Доктор налил первомура из черной бутыли, развел и стал мыться. Один. Ассистенты смотрят. Затем Пахомов лезет в биксы, корцангом достает перчатки и стерильный халат, одевается. Затем накрывает столик с инструментами. Инструментов кладет больше, чем надо - с такой бригадой точно половина окажется на полу. Готово. Все покрывается стерильной простыней до поры, до времени. "Ну что, мужики, надо бы мне капельницу поставить, но не в руку - в ногу, для того и брил. Руки мне свободными нужны." Пахомов бесцеремонно раздевается до гола. На нем остаются перчатки, маска и белый колпак. На ногу накладывается легкодавящий жгут. Вены выступили, как у рысака на ипподроме. Вот хорошая - на голени. Игла у внутривенной системы толстая, колоть такой самому себя ой как неприятно. Под кожей сразу надувается синяк - черт, с самого начала не все так гладко, как хотелось. Надо опять покопаться, поискать венку, поширять. Наконец из иглы выбивается бодрая струйка черной венозной крови. Подсоединяется капельница, ослабляется жгут. Теперь порядок. Физраствор пущен редкими каплями, пока сильнее и не надо. Пластырем фиксируется игла по ходу вены.
  
   "Ой, бля! Одну вещь забыл. Товарищ капитан второго ранга - сходите ко мне в каюту, там в тумбочке пачка презервативов!"
   Замполит удивленно смотрит на доктора: "Гандоны? На подводной лодке? Мы же в порты не заходим! Или Вы что тут в тихую..."
   "Да несите их сюда, сейчас увидите, что к чему!"
  
   Возвращается замполит с пачкой презервативов. Пахомов уже не стерильный, хоть все еще в перчатках - после "сервировки" он уже хватался за что попало. Он стягивает перчатки и достает два презерватива. Разворачивает и вкладывает один в один. Потом срезает "носик" - спермоприемник. Достает резиновый катетер и капельницу. Соединяет их в одну длинную трубку и опускает ее в градуированную банку под столом. Катетер продевает через презервативы и засовывает себе в член, по трубке начинает бежать моча. "Так, эту золотую жидкость мы мерить будем, сколько когда натекло. Без катетера, боюсь, что мне будет не проссаться после операции. Вообще-то его туда стерильным надо пихать, ну да ладно - уретрит не самое худшее в нашем деле. Пойдет и так". Презервативы плотно одеваются на член и фиксирутся пластырем к коже и катетеру. Получается герметичная манжета - о катетере можно забыть на время операции. Опорожненный мочевой пузырь сжавшись что-то сдвинул в брюхе - боль резко усилилась. Черт, с трубкой в мочевике, с капельницей в ноге и сильными болями в животе уже совсем не побегаешь. А-ля хирург-паралитик.
  
   Дальше велит поднести ему банку от капельницы. Заранее заготовлен шприц с лошадиной дозой мощного антибиотика широкого спектра действия. Такое при нормальной операции не надо. Это так - подстраховка на всякий случай, операция то совсем ненормальная. Харакири, а не операция. Кто за что тут поручиться может. Поэтому пойдет антибиотик внутривенно-капельно - береженного Бог бережет.
  
   Ну все, ребята, идите ручки щеткой под краном помойте. Пять минут на ручку. Хватило бы и двух, но опять же , подстрахуемся. Помылись - теперь руки в таз с первомуром, держим секунд тридцать и начинаем поливать раствором руку от самого локтевого сгиба. Отлично! Мокрые руки держать вверх. Да не так, твою мать. Чо ты их держишь, как немец под Сталинградом? Вверх, но перед собой. Ничего не касаясь, ко мне! Пахомов корцангом выдает стерильные полотенца, что заблаговременно положил на столик с хирургическим инструментом. Хоть и наставлял, что надо начинать сушить с пальцев, а уж потом все остальное и на кисть больше не возвращаться, не получается у них. Вытирают, как тряпкой солидол после работы. В любой хирургии заставили бы перемываться. Но нам пойдет, лучшего от такой "профессуры" не дождешься. Теперь халаты. Пахомов берет себе на руку шарик со спиртом - намоченный марлевый комочек. Вроде тоже общие правила нарушает. Разворачивает халат лицом к себе, просит механика просунуть туда руки. Руки просовываются и тыкаются в нестерильное тело голого Пахомова. "Так, ты расстерилизовался. На тебе шарик со спиртом - тщательно три руки и держи их перед собой". Опять же по нормальному и руки перемыть надо, и халат сменить. Да ну его - болит сильно. Побыстрей бы уже. Повар точь в точь повторяет ошибку боцмана. Ну и тебе спирт на руки. Готово.
  
   Так, дай мне вон тот разрезанный целлофановый кулек. Я его себе на грудь до шеи пластырем налеплю вместо фартука. Теперь меня повторно моем - замполит, неси тазик! Полулежа Пахомов отмыл руки, без всяких церемоний схватил стерильное полотенце, высушил первомур. Взял халат со столика, просунул руки - замполит завязывай тесемки сзади. Халат подогнут до солнечного сплетения. Дальше халат не нужен - на половине тела доктор кончается и начинается больной.
  
   Опять спирт на руки, одеваем перчатки. Вначале доктор натянул свои, затем помог ассистентам. Ну и снова спирт. Спирт - наше спасение, даже если и не во внутрь. Вроде бы есть возражения? Во внутрь будет после снятия швов, замполит поддерживаете? Ну если даже замполит поддерживает - тогда точно будет. И снятие швов, и спирт. Красимся! Пахомов начинает густо мазать свой живот йодом. Так, чуть подсохло - давай простыню, будем операционное поле накрывать. Ты что, дурак, делаешь?! Зачем ты это говно с пола поднял?! Не эту простыню надо. Ну ка возьми спирт на руки два раза, а нагибаться в операционной имеет право один замполит. Всем стоять, как будто ломов наглотались! Руки до яиц не опускать!
  
   Правильно - вот эту стерильную простынку. Теперь цапки давай. Каких таких тяпок не видишь? Я сказал - цапки! А-аа, так это у вас на Украине так тяпки называются. Я и не знал. Давай вон те зажимчики-кривули, это и есть цапки. Черт, ими через простынь за тело хватать надо. Ооой! Ааай! Ыыых! Блядь! Фух, ну вот и все. Да нет, не все - обрадовался. Все - в смысле все готово начинать операцию. Всем спирт на руки! Руки дружно полезли в банку с шариками, как дети за конфетами. Любая операционная сестра лопнула бы от смеха.
  
   Замполит, вон ту банку давай. Нет не наркоз. Если Вы возьметесь провести операцию - то с удовольствием сам себе наркоз дам. Новокаин это - местная анестезия будет. Да-да вот именно, чтоб "заморозить". Пахомов набирает здоровый шприц новокаина. Начинает себя потихоньку колоть по месту предполагаемого разреза. Кожа взбухла лимонной корочкой. Перед продвижением иглы предпосылает новокаин. Вроде не очень больно, но страдание на лице видно. Один шприц, другой, третий. Вот и подкожка набухла. Только руки уже дрожат. Черт подери, что за дела, ведь считай , что еще и не начал. "Сан Сергеич! Вы буженину делали? А ее маринадом напитывали? Да Вы что - пользовались для этого обычным шприцем? Это очень хорошо! Тогда возьмите у меня шприц и напитайте стенку моего брюха новокаиновым маринадом из этой банки. Не бойтесь - получится. Я пока чуть отдохну - расслаблюсь. Только стенку насквозь не проткни. Да не бойся - вгони шприца по три-четыре в обе стороны." Кок начал старательно ширять новокаин в ткани. Ни о какой анатомии он не думал и перед уколом лекарство не предпосылал. Получалось очень больно - точно как в гуся или свинину. Однако уже через десять минут боль стала тупеть и гаснуть. Количество бестолково вколотого лекарства переходило в качество обезболивания. Пора за нож!
  
   Пахомов опять скомандовал лозунг дня - спирт на руки. За дверями операционной явно стоял народ - командир корабля приказал подежурить на подхвате - вдруг ИМ чего понадобиться. Раздались смешки - во дают, их медициной уже по всей лодке несет. Видимо вентиляционная система быстро разносила хлорно-бензиново-эфирно-спиртовой букет хирургических запахов. Пахомов с опаской взял в еще мокрую от спирта перчатку брюшистый скальпель. По спине побежали мурашки, ноги похолодели, а в руках снова появилась дрожь. Черт, только сейчас он ощутил, как страшно резать себя. Сразу пожалел, что не выпил сто грамм спирта перед операцией - ни замполит, ни особист, ни кэп не сказали бы ни слова. Сам решил, что оперировать "под газом" не в его интересах. Тогда терпи. Доктор закрыл глаза и решил испытать - будет больно или нет. Он без всякого прицеливания нажал острием скальпеля на кожу. Ощущалось слабое тупое давление. Когда он открыл глаза, то с удивлением обнаружил полупогруженный скальпель в лужице крови. Боли не было. Проба пера очень обнадежила Пахомова, он осушил ранку и решил, что дальнейший разрез проведет от нее - просто расширится в обе стороны. Вроде и так на месте. Разрез надо сделать большой - от моих слесарей-поваров с маленьким разрезом помощи не будет.
  
   Пахомов закусив губу стал резать кожу вверх от ранки. Ливанула кровь, хоть и полосонул он не глубоко. Разрез получился под каким-то углом, некрасивый. Надо бы и вниз сразу расшириться. Салфетки быстро намокали и тяжелели. Вместе с кровью сочился новокаин, от явно плохой инфильтрации. Пахомов нашел пару кровящих мест и сунул туда москиты. Держать голову становилось все труднее и труднее - шея крупно дрожала. Пришла пора воспользоваться зеркалом. Завязать узел под кровеостанавливающим зажимом, глядя в зеркало оказалось делом почти невозможным. Зеркальное отражение полностью переворачивало движения и вместо работы оставалась досада. Оставалось вязать на ощупь. "Замполит, пустите раствор в капельнице почаще - три капли на две секунды. Похоже, мне предстоит немного крови потерять!" Наконец наложил две несчастных лигатуры - можно "дорезать" вниз. Разрез опять получился кривой и рана стала несколько напоминать математический знак "< меньше", только с более тупым углом. Внизу чувствовалась боль, но кровило не так сильно. Опять москиты легли на сосуды. Поймать кончик сосуда не удавалось, а когда это выходило, то попутно захватывалось немного тканей. Такие перевязанные кусочки могут дать некрозы. Но уж лучше так, чем никак. Пахомов опять взял шприц и скомандовал растянуть рану крючками. Как крючков нету? А что это? Нет, боцман, "цэ нэ грабэльки", эти грабли и есть крючки. Рана растянута. Страх резать самого себя почти ушел. Для пущей самостраховки доктор берет наполненные новокаином шприцы и вкалывает их в открытую рану в подлежащие ткани брюшной стенки, за апоневроз и мышцы, туда где ему сейчас придется резать. Колоть себя можно с комфортом - глядя в зеркало. Новокаина вогнано много - боли нет совсем, но есть чувство расперания в тканях.
  
   Опять скальпель. Подкожка рассечена окончательно и по всей длине. Палец лежит на фасции-апоневрозе - большом, но тонком и плоском сухожилии. Кок нашел забавным ловить кровящие сосуды - в ране уже торчит дюжина москитов, а кровотечения нет! Может был прав Мао Цзедун, когда сказал, что маоизм и Китайская культурная революция позволяют подготовить врача-специалиста за 2-3 месяца. Ортодоксальный марксист-ленинец Пахомов начинал верить Великому Китайскому Кормчему. Боцман и кок в такие сложности не лезли, но сосуды вязали. Не быстро и неправильно, но прочно: "Ты побачь - уця блядына соскоче. Давай другу нытку! Чи как там ее - лихамэнту". "Не лигаменту, а лигатуру!" "Да якось воно будэ - нехай лигатура. Сымай щипцы, звязав!"
  
   Тут кок забыв про стерильность бросает крючок и начинает старательно тереть свой нос под маской. Маска мажется кровью. Первым заорал замполит: "Ты чо, урод, делаешь!!! Спирт на руки!"
   Вмешивается доктор: "И перчатку сменить, а потом опять спирт на руки. Смотри, и замполит к хирургии за час приобщился!" Точно прав Мао.
   Кок идет "перестерилизовываться", первоначальный стресс из-за свалившейся ответственности боцмана явно уже отпустил: "Доктор, ты ж мэнэ говорив, шо у тэбе спирту нэма. Глянь сколько тратим! Извините, товарищ капитан второго ранга, цэ без намеков".
   Замполит тоже не прочь разрядить обстановочку, но должность обязывает к строгости: "У нас сухой закон. Это мы не обсуждаем. Сказано же - как будем швы снимать - тогда и устроим доктору ревизию." Похоже, что в благополучном исходе операции никто из них не сомневается, хоть сделано всего-ничего. Вся аппендэктомия еще впереди.
  
   Кок занимает свое место. Пахомов опять берет скальпель и вскрывает апоневроз. Ярко-алыми губами выворачиваются мышцы. Где-то перерезана небольшая артерия, и из нее тонкой струйкой бьет кровь, окрапляя мелкими пятнышками простынь и халат кока. "Боцман, лови эту суку - видишь как кровит!" - орет несколько струхнувший доктор. Да, боцман, ты и вправду садист - чего полраны в зажим схватил? Пересади его аккуратненько на кончик сосуда. Замполит, раствор в капельнице кончился. Поставь вон ту, маленькую, и гони частыми каплями. Как только прокапает, опять поставишь большую, но на редкие капли. Вот так, капает хорошо!".
  
   Похоже ребята и с этим кровотечением справились. Ох и узлы! Блядь, им только швартовые вязать! Хотя вяжут же крючки на леску, может есть надежда, что узлы не разойдутся ночью. Может и не спущу на первый послеоперационный день свою кровушку. Дальше мышцы в другом направлении идут - тут не только резать, но и тупо расслаивать надо. Ха, получилось - мужики сильные, им мясо раздвинуть не проблема. И кровит мало. Так, ребята, теперь начинается самое трудное. "Замполит держи им картинку." Замполит открывает учебник по хирургии. "Мы сейчас на глубокой фасции - ее разрезать особых проблем нет. Там дальше брюшина. Она мягкая и вскрыть ее надо аккуратно. А вот потом будет самое сложное. Судя по моим болям, то аппендикс мой за слепой и восходящей толстой кишкой спрятан. Сам он в рану не выпрыгнет. Надеюсь, что брюшиной он все же не прикрыт и вы его без труда вытащите. Но очень бережно! Если он лопнет - то смерть. Сбоку у него может быть пленочка-брыжейка. Его надо будет в рану вывести, два раза перевязать и посередине перевязок отрезать. Ну а потом культю йодом обжечь и кисетом обшить. Я вам много помочь в выделении аппендикса не смогу. Как вскроете брюшину под кишку, сюда, сюда и сюда надо наколоть новокаина длинной иглой. Только потом за отросток браться, иначе я могу сознание от боли потерять. Поняли?"
  
   Объясняя Пахомов водил по картинке кончиком зажима, оставаясь стерильным. Но теперь ляп дал боцман - он ткнул пальцем в перчатке в книжку, оставив там красное пятно: "Так шо, мне в эту дырку к тебе прям в брюхо руками лезть?"
   Доктор крайне вымученно улыбнулся: "Да, только перчатку смени и спирт на руки". Пахомов чувствовал себя все хуже и хуже, и контролировать ситуацию ему становилось тяжело. "Давайте, ребята, побыстрее, хуево мне. За кишки потянете, могу отключиться. Тогда вам замполит один будет эту книжку читать."
  
   В брюшную полость вошли быстро и без проблем. Брюшину сам Пахомов подхватил пинцетом и боцман без колебаний ее рассек одним движением, приговаривая: "Брюхо як у сёмги, а икры нэма!". Потом попытались подвинуть слепую кишку для забрюшинной анестезии. Тут и началась пытка! У Пахомова выступили слезы, его пробила дрожь с холодным потом. Через стон он сказал: "Стойте, мужики, очень больно! Плесните на кишку пару шприцов новокаина, может поможет, а потом продолжим." Вне зависимости от обезболивающего эффекта, он решил терпеть и стиснул зубы. Плеснули. Подождали минуту и опять полезли куда-то колоть. Вроде боль немного стихла, не все равно, когда тянули кишку она оставалась на грани переносимости. Слезы полились ручьем, а стоны доктор уже и не сдерживал. "Бляди, давайте отросток в рану!!! Мочи больше нет."
  
   Боцман в очередной раз сказал свое заклинание "а якось воно будэ" и решительно запустил руку в рану. Пахомову показалось, что с кишками у него попутно выдирают и сердце. Внезапно боль унялась. Левая рука боцмана все еще утопала где-то в Пахомовском брюхе, а правая рука бережно, двумя пальчиками, вертикально держала весьма длинный багрово-синий червеобразный отросток. Брыжейки практически не было, все сосуды шли прямо по стенке аппендикса. К ране вплотную прижималась слепая кишка. Пахомов схватил лигатуру и попытался приподняться. Замполит поддерживал его под плечи. Напряжение брюшной стенки опять пробудило боль и Пахомов заговорил с подвыванием: "Щааас, я-ааа тебя-ааа, суку, апендюка, перевяжу!" Перевязал. Хорошо ли, плохо - сил нет переделывать. Уже лежа и глядя в зеркало перевязал еще раз. Потом окрасил йодом своего больного червяка и отсек его.
  
   Замполит заорал "Есть операция!!!" и подставил банку с формалином. Отросток плюхнулся в банку, а культя и слепая кишка опять ушли в рану. "Блядство. Боцман достань опять, так что б обрубок мне был виден! Ушить надо!" Пытка повторилась снова и закончилась тем же - странно и совсем не по хирургически выкрутив руки боцман снова вытянул слепую кишку. Он сильно и больно давил на брюхо. Картина такой ассистенции совершенно не походила на то, что делали в клиниках. Слабеющей рукой Пахомов взял иглодержатель с кетгутом. "Только бы не проколоть кишку насквозь!" Он еще раз прижег культю отростка йодом и попытался подцепить иголкой наружный слой цекума. Выходило плохо. Иглодержатель перешел в руки кока. У того тоже выходило не лучше - кое где нить прорвала ткани, но местами держала. Попытались затянуть кисет. Получилось довольно некрасиво, но культя отростка утопилась. "Ладно, не на экзамене, сойдет и такая паутина. Вяжем." Узел Пахомов завязал сам. Показал как надо шить брюшину простейшим обвивным швом. На это дело пошел боцман, твердя свою мантру "а якось воно будэ, а шо - як матрас штопать!" Потом лавсаном ушили апоневроз. Узлы были несколько кривые, но фасция на удивление сошлась весьма ровно. Просто брюшная стенка была настолько перекачана новокаином, что ее Пахомов уже шил сам, практически не ощущая никакой боли. Сам он и закончил операцию, наложив швы на кожу. Швы, правда, тоже были далеко не мастерские - кое где выгладывали "рыбьи рты" от неправильно сошедшихся краев под узлом. Да плевать - лишь бы не разошлось, а уж уродливые рубцы на брюхе как-нибудь переживем.
  
   Наконец наложена повязка. "Замполит, сколько там мочи с меня накапало?"
   "А кто его знает - банка полная и лужа на полу... Да мы помоем!"
   "А времени сколько прошло?"
   "Кто его знает. Долго возились, а время мы что-то и не засекали..."
   "Да-аа, бригада у меня подобралась. Ладно - вытащите мне катетер, пора перебраться из операционной в каюту-изолятор."
  
   Напоследок Пахомов засадил десять миллиграмм морфина прямо в капельницу, со словами, что работа работой, но надо и отдохнуть. Затем быстро докапал остатки и приказал сменить банку на обычный физраствор. В физраствор опять дали антибиотик и пустили очень редкими каплями, а глаза доктора заблестели, и по телу разлилась приятная истома. Боль и сомнения отступили на второй план. Хотелось покоя и уюта. Подали носилки и множество сильных рук бережно сняло расслабленное тело со стола и потащило в изолятор. Пахомов пошутил, что сегодня он порядок нарушает и протокол операции писать не будет. Похоже никто его шутку не понял. Через десять минут доктор спал странным сном с сюрреалистически яркими сновидениями.
  
   На утро (если такое деление времени применимо к подводным лодкам в автономном походе) температура была 38. Рядом на стуле дремал офицер-акустик свободной смены. Стало понятно, что в сиделки к доктору-герою рвутся многие. Пахомов негромко позвал спящего: "Василь, ты мне утку не подашь? Боюсь, что швы хреновые, разойдутся. На постельке хочу дней пять полежать." Акустик подскочил как ужаленный и стал подкладывать утку. Оправившись, доктор попросил новую банку физраствора и еще раз засадил туда антибиотик. Тут в дверь постучали - это был капраз, командир ракетоносца собственной персоной.
  
   "Ну, здравствуй, док. А ты, старлей - мужик. Придем домой, проси, что хочешь - на любую учебу отправлю. Сам по штабам хлопотать буду. Эх жалко такого хлопца терять - но уж если ты себя смог прооперировать, то уж других... Ты - хирург!"
  
   "Спасибо, товарищ капитан. Спасибо за доверие!" Потом они еще поболтали с полчаса в основном на околомедицинские темы и шеф собрался уходить. Тут из под одеяла Пахомова раздался нелицеприятный громкий пердёж и каюта быстро наполнилась "ароматом". Капраз сконфузился, а Пахомов закричал "Ура! Это моя самая приятная музыка на сегодня! Газы отошли - кишечник работает. Уж не буду извинятся." Капраз улыбнулся, опять пожал доктору руку и вышел из благоухающей каюты.
  
   Затем пришел кок. После доктора, боцмана и кока на борту чествовали героями номер два и три, а замполита - номер четыре. Правда из рассказа самого замполита получалось, что это чуть ли не он сам единолично выполнил операцию, руководствуясь мудрыми решениями партии. Хотя все знали вес замполитовских слов. Кок пришел узнать, чего же больной желает откушать? Сегодня, пожалуй, ничего - попью глюкозки. А вот на завтра захотелось гоголь-моголя, манной каши на молоке и шоколадных конфет. Кок на каприз не обиделся, сказал что исполнит.
  
   К вечеру температура спала до 37.3, что Пахомову страшно понравилось. Антибиотики прокапали еще раз, а потом надобность в них отпала. Доктор явно полный курс завершать не собирался. На ночь он решил никаких обезболивающих не принимать, а выпил две таблетки нитрозепама - сильного транквилизатора со снотворным эффектом. Шов болел, но вполне терпимо. "Под транками" спалось нормально.
  
   На следующий день кок принес красиво сервированный поднос с тарелкой манной каши на молоке и гоголь-моголь. И то и другое было сделано из порошковых продуктов, но вполне вкусно. Пахомов поел, а дальше началось странное. Шоколад! Коробка конфет от самого капитана (берег себе на День Рождения), старпомовские трюфеля, "Птичье молоко" от штурмана, "Каракумы" от радиста, "грильяж в шоколаде" от ракетчиков, шоколад "Вдохновение" от реакторного отсека и много, много чего. За свою лежку Пахомов съел по чуть-чуть из каждой коробки, а остальное сберег на собственную "выписку" - ссыпал остатки в большую чашку и раздал всем в кают-компании после ужина к чаю. Праздник то семейный, общий!
  
   Швы Пахомов снимать не спешил - решил подождать для верности до седьмого дня, хотя рана выглядела вполне прилично. Не совсем он себе верил - мало ли чего и как он там навязал, пусть срастется получше. Вечером шестого дня к нему опять зашел Камаз. Видимо от замполита разнюхал, что доктор кое-чего обещал. Тянуть волыну и косить смысла не имело, и Пахомов решил сказать командиру в открытую: "Товарищ капитан, я тут это, ну тогда, бригаде моей пообещал кой чего... Мол если все нормально будет, ну я всем спиртяшки плесну. Так символически, немного..." Камаз зло смотрел на доктора своими стальными непроницаемыми глазами. Такой взгляд ничего хорошего не сулил: "Снятие швов проведете сразу после ужина. Это приказ. Я приду, проконтролирую!"
  
   Об этом разговоре Пахомов оповестил всех участников. После ужина он в одиночестве отправился в операционную, которая опять стала обыденной "медичкой-процедуркой". Опустил стол, снял штаны и отлепил повязку. Рана абсолютно чистая, даже "рыбьи рты" под неудачными швами загранулировались и по краям пошла нормальная эпителизация. Работая пинцетом и ножницами доктор резал нити у самой кожи и резко дергал - старые лигатуры выходили легко, не больнее комариных укусов. Когда осталось снять последний шов дверь каюты бесцеремонно распахнулась. В проеме стоял грозный Камаз. Доктор застыл с пинцетом в руке и вытянулся по стойке "смирно" со спущенными штанами. Командир шагнул в процедурку: "Ну как?"
   "Да все отлично, товарищ капитан первого ранга!" - отрапортовал старлей.
  
   "Бригада, заходите!" За ним ввалились замполит, кок и боцман. "Товарищи офицеры, больше всего на свете я не переношу болтунов и стукачей! Если где-то услышу хоть полслова - ззз-сгною! А сам все буду отрицать." С этими словами Камаз извлек откуда-то небольшую банку домашних консервированных патиссонов. Всем все стало понятно; доктор лихо срезал последний шов, натянул штаны и нырнул за бутылью и стаканами.
  
   Близился конец похода. Лодка уже не лежала в дрейфе, а весьма активно работала своими гигантскими винтами. Скорее всего домой. Этого никто, кроме приближенных, конечно не знал, но каждый догадывался. Старший лейтенант медицинской службы Пахомов все также бесцельно лежал на своем операционном столе и глядел в белый потолок. Зеркала не было - его давным-давно перевесили на старое место в кают-компанию. Мысли доктора были просты и прозаичны. О его будущем. Вероятно будет представление к награде. Камаз не соврал - поможет. Надо писать заявление в клиническую ординатуру. По общей хирургии...
  
  
  
   НАЧМЕД
  
   Часть 1 (НАЧМЕД)
  
   Была в ВМА кафедра с длинным названием - Кафедра Военной Токсикологии-Радиологии и Медицинской Защиты от Оружия Массового Поражения. Ну курсантам такая абракадабра не очень нравилась, поэтому при переводе этого названия с военно-тарабарского на русский, его сильно сократили и стали называть эту кафедру просто ТоксОй. Так вот был на ТоксЕ Начмед. Фигурой он был крайне вальяжной. Против него никто никаких действий предпринять не мог, несмотря на то, что Начмед был крайне ленив. Он был единственный, кто мог без стеснения спать на людях. Начмед был неприкосновенным при любых обстоятельствах, так как был он любимчиком самого Главного Токсиколога Вооруженных Сил СССР генерала м/с Саватеева. А с такой протекцией делай, что хочешь - никто ни полслова не скажет, ни против шерсти в жизнь погладить не рискнёт. Да, лапа у него, что называется, лохматая была! Весь коллектив Кафедры перед ним пресмыкался. Ну там, чтобы к курсантам выйти, это было выше его достоинства. Курсанты видели его крайне редко, он в основном в верхних лабораториях ошивался. Несмотря на то, что с медзащитой от радиации Начмед был прекрасно знаком, можно сказать с пеленок, да и торчал на Кафедре безвылазно, ничем полезным он не занимался - только жрал, да пил, ну и действие некоторых радиопротекторов демонстрировал. Из прямых обязанностей ему вменялось только одно - открыто людям не гадить. Но это всех вполне устраивало, потому что Начмед не был офицером медицинской службы. Гражданским он был, а по характеру и складу ума - чистое животное. Но несмотря на эти нелицеприятные характеристики, слава о Начмеде по всей Академии ползла. Потому, что кот он был. Но кот необыкновенный!
  
   Вообще все эти отравители с Токсы, может и мечтали о ядерной войне, но природу любили. У них на кафедре целый зоопарк был. Был здоровенный террариум с длиннющими змеюками, которых они кормили живыми мышами к всеобщему удовольствию. Забавное было зрелище. Еще был солидный аквариум с пузатыми тетраодонами - ну такими рыбками, у которых самая ядовитая в мире печень. Толи они там втихую японской кулинарией баловались - суши из рыбки фугу готовили, толи тетродотоксин из своих питомцев для науки извлекали - этого я не знаю. Но все равно среди всей этой экзотики Начмед особняком стоял. Вот действительно был Кот-Бегемот, в реале, а не в Булгаковских сказках! Огромный был кошара. Ну тигр какой-то. Точнее не тигр, а свинья, покрытая кошачьей шерстью. Кличку этому монстру лично генерал Саватеев придумал.
  
   Об истинной истории Начмеда случайно проболтался один препод. Оказывается, что его судьба была неразрывно связана с другой гордостью кафедры - РДД. Весь коллектив работал над его созданием, и назывался их шедевр Радиопротектор Длительного Действия. Для знающих людей само за себя название говорит - таблетка от радиации. Было это снадобье основано на каком-то чумовом веществе, напоминающим гормон стероидной группы, не встречающийся в природе и поэтому с жутко секретной формулой. И по фармакологическому действию РДД являлся стероидом с суперсильным эффектом. Так вот еще в "мышиный" период, когда всякие ЛД-50 определяют и тератогенные эффекты ищут, мышки несколько великоватыми становились. Вот генерал Саватеев это заметил и приказал вырастить себе котика.
  
  
   Часть 2 (Nachmed)
  
   Эта часть только для факультативного чтения. К обязательному прочтению не относится, так как касается Академии весьма косвенно.
  
   Была у меня кошка Джессика. Кошка весьма мелкая, а имя длинное, вот и стали мои дети ее Сикой называть. У всех дети как дети, кошачьи имена с хвоста подрезают, а мои - с начала. И вообще наша семья в этом (кошачьем) плане не сознательная. Нормальные люди хватают кошечку и сразу ее тащат до ветеринара. Он ее кастрирует (коты -50$, кошки - 200$), потом вакцинирует (всех одинаково за стольник), потом дегильментирует (глистов гоняет за полтинник), потом регистрирует (за 17$), и наконец специальный ошейник с медальончиком цепляет (всего за десятку, ну а если ошейник со снадобьем от блох, то за двадцадку). Так вот мне денег стало жалко. Пусть себе Сика живет как в развивающихся странах - рожает сколько хочет и без квалифицированной медицинской помощи.
  
   А у соседа моего, мистера Мак-Грегора, кот был по кличке Виски. Эта кличка не от естественного созвучия с английским whiskers - кошачьи усы. Эта кличка от естественной любви мистера Мак-Грегора к скотчу и бурбону. Кот Виски был ободранным чахлым доходягой, а вот виски на соседских вечеринках хорошее и дорогое. Поэтому, если сосед приглашает, я не отказываюсь. Ну и его Виски не отказывал моей Сикой пользоваться. У нас чуть теплее, чем в Санкт-Петербурге, поэтому мартовских котов нет. У нас мартовские котята, а коты январские.
  
   Моя Сика исправно давала свой приплод, и как только котята начинали самостоятельно кушать, я еще одну мерзость совершал - сажал их в картонную коробку и раненько утром отвозил к какому-нибудь большому магазину, где сознательные люди, воспитанные в правильном духе Энвайронментализма-Мультикультурализма, быстренько их растягивали по домам.
  
   И долго длилась бы эта идиллия, если бы Сика не повадилась свою кличку оправдывать - стала она с завидной регулярностью сикать на коврик "Welcome" - "Добро Пожаловать", что перед входной дверью. Как к дому подойдешь - вонь, а если кто ненароком ковриком по назначению попользуется - в смысле ноги вытрет, то мне хоть под землю проваливайся. Ну, значит пора от нее избавляться по-несознательному. По сознательному надо опять же к ветеренару - он за мзду ей отравы вколет, та гуманно сдохнет. А по несознательному надо отвезти через первый фривэй (скоростную дорогу) или речку и там выпустить - пусть себе живет бездомной кошкой. Но было на тот момент одно обстоятельство - Сика пузатая ходила. Ну нельзя же беременных из дому выкидывать. Решил я повременить. И тут меня идея прошибла - а не сделать ли мне Начмеда-2?
  
   У меня на работе врачей нет - то ли страна бедная, толи врач дорогой, бюджета не хватает чтобы его на каждую точку сажать. Один нёрс - сержант-фельдшер. К тому же наш нёрс, сардж Джимми, смесь черного с пуэрториканцем. Хуже только смесь тринитротолуола с гремучей ртутью. Подхожу я к Джимми и говорю: "Привет, старина! Насыпь ка мне самых сильных таблеток от радиации."
   А он, буквоед, мне и отвечает: "Бэдж давай." Ну бэдж это такая карточка с фотографией сотрудника и магнитной полоской на обороте, типа водительских прав или кредитки. Обычно болтается у всех на шнурке на шее. Ее используют как ключ от дверей или как источник информации о сотруднике. Сует он мой бэдж себе в компьютер, смотрит тупо на экран и говорит. "Ты на вход под открытый щит реактора не внесен. Дозиметр давай!"
  
   Я ему: "Джимми, да в порядке мой дозиметр, нигде ничего я не нахватался. А под щит мне и за даром не надо, я там не был и не собираюсь быть. Мне эти таблетки для личных целей нужны."
   Тут как он на меня посмотрит и так сурово говорит: "Не дам, может ты русский шпион и мою секретную таблетку в Кремль пошлешь!"
   Я думаю: "Fucking idiot!" И прямо так откровенно, прямо в глаза ему заявляю со всей американской прямотой: "Многоуважаемый господин сержант. Я практически полностью разделяю Ваши опасения и очень рад за Вашу проявленную бдительность. Я только хотел бы обратить Ваше почтенное внимание на пару мелочей: Во-первых если бы я из нашей шараги чего туда передавал, то твоя таблетка была бы на самом последнем месте в списке "Бесплатные Приложения". Во-вторых я бы их втихую уже фунтов десять набрал, когда ты свои пузырьки ко мне в отдел на мою помойку таскаешь. Мне просто тогда они не нужны были, а сейчас нужны." А ему и вправду всю его антирадиационную гадость с истекшим сроком годности в обычный мусор по инструкции нельзя было выкидывать, вот он и сбрасывал всю эту химию в наш контейнер с опасными отходами.
  
   Но разве сарджа переубедишь простыми доводами. Джимми мне и отвечает: "То таблетки негодные, старые, а значит - несекретные!"
   Ну разве против такой логики попрешь? Это ж естественно, что новое - секретное, а старое - несекретное. Вчера "секретно", сегодня "несекретно" - в жизни такое сплошь и рядом бывает. Понял я, что дальнейший разговор бесполезен и говорю ему: "Ну ладно, старина, не серчай. Звякни мне, как твое начальство приедет."
   Он: "О-Кэй, нет проблем." И вправду, через пару дней звонит, мол приходи, офицеры у меня в медпункте сидят.
  
   Захожу. Сидят Секонд Льютенант и Льютенант-Кёнал, лейтеха и подпол по-русски. На эмблемки глянул - свои люди, договоримся. Правда у нас страна малопьющая и дисциплинированная, поэтому на эмблемах офицеров медицинской службы змеи не вокруг рюмок, а вокруг палок обвиваются. Ну объяснил я в трех словах, на что мне нужен радиопротектор на стероидной основе, заодно и историю Начмеда вскользь помянул.
  
   Тут подпола пробило. Оказывается он по молодости на подлодках класса "Огайо" служил. И надо им было за советскими "Акулами" по океанам гоняться. Он и говорит лейтехе, вроде как опытом делиться: "Вот у русских в бывшем СССР все такое было - "Акула" втрое больше "Огайо" по тоннажу была, Ту-160 вдвое больше Б-1. И в военной радиологии у них тот же подход, где мы крыс травим - они котов!" Растрогался от воспоминаний, дал мне банку таблеток и фельдшеру наказал выдавать их мне по первому требованию. А я больше и не требовал, я их с помойки брал.
  
   Родила Сика котят. Генотипчик, как я уже упоминал, так себе, на троечку с минусом. Когда она их только молоком кормила стал я ей радиопротектор давать, ну так сказать, чтоб киски с ранья привыкали, впитывали что надо буквально с молоком матери. Вся эта гадость в белковой капсуле, поэтому давать ее легко было. Положишь на кошачий язык, она и глотает без проблем. Киски подросли, выбрал я себе котика рыженького, а от остальных известным способом избавился, заодно и Сике вольную дал. Котеночку стал давать протектор напрямую, перорально, исходя из его веса. Высыплю три четверти капсулы в самый обычный мусор, остальное назад белковыми половинками закрою и ему в рот. Потом больше. Пытался сам порошок давать, и на кошачьи консервы сыпал, и в их гранулированный комбикорм - не жрет. Потом нашел на чем жрет - на свежем филе лососи. Так до сих пор с него свою дозу получает - подрос уже и к гормону привык. Теперь если не дашь вовремя, такой мяв поднимает! Моя жена говорит, что у него явная гормональная зависимость. Не верю я. Просто кот умный и к тому же Начмед. Калифорния, она же на белых гранитах стоит, естественный радиационный фон в три раза выше среднестатистического. Вот кот это чувствует своей мудростью природной и добровольно принимает превентивные лечебно-профилактические контрмеры, чем всем начмедам и положено заниматься по роду службы.
  
   Но должен оговориться - не получился у меня тот настоящий Начмед. Так, Начмедишко - жалкая пародия на оригинал. Видать слабоват американский радиопротектор. Сейчас нашему Наче один годик и три месяца. А как он выглядит сложно сказать - посмотрите на кискины размеры.
  
  
  
  
  
   ГЕНОТИП ИЛИ СИЛА КРОВИ
  
   В советском городе-герое Ленинграде жили-были две военных академии - Военно-Медицинская и Артиллерийская. Сосуществовали они между собой очень мирно, их пути и интересы никак не пересекались. То есть где-то, конечно, пересекались, но это было далеко и высоко, в Москве, в Министерстве Обороны СССР, а в повседневной жизни их бытие было абсолютно автономным друг от друга, хоть и располагались они очень близко: медики по правую сторону от Литейного моста, а артиллеристы по левую. Чтобы из одной академии в другую добраться, всех делов было проспект Лебедева перейти. Видать из-за такого географического соседства и возникла у начальников этих академий большая дружба.
  
   Начальником Военно-Медицинской Академии был генерал-полковник Иванов, а начальником Артиллерийской Академии был генерал-полковник Анисовец. Равенство званий и полная независимость друг от друга такой дружбе весьма способствовали. Любили генералы друг к другу в гости съездить, на дачке рыбку половить, в картишки перекинуться, да в баньке попариться. У медицинского генерала уж внучата нарождаться стали, а вот у артиллериста... Облом, короче - не было у Анисовца детей. Ну над мадам Анисовец вся кафедра Гинекологии колдовала, да без толку. Точного диагноза я не помню, но вывод был один - медицина бессильна. Очень такое заключение генерала Анисовца опечалило, что он своему другу и высказал.
  
   Начальником кафедры Гинекологии ВМА в то время был один военный профессор, полковник Цвилев. Ну сами знаете классификацию советских полковников - "товарищ полковник", просто "полковник" и "эй, полковник!". Для медицинского генерал-полковника обычный полковник медицинской службы в любом случае попадал под категорию "эй-полковников", будь ты хоть трижды профессор. Позвал Иванов Цвилева и говорит: "Проблему моего друга необходимо решить самым наилучшим образом - надо найти очень хорошего ребенка на усыновление." Точнее на удочерение, очень уж Анисовцам девочку захотелось. Критерии были просты - родители должны быть стопроцентно здоровы, очень умны и красивы. Козырнул Цвилев, ответил вечно-военное "Есть!" и принялся за работу.
  
   Уж по каким каналам он ребеночка искал, я и понятия не имею, однако нашел, что потребовали, и весьма быстро. Молодую беременную привез к себе на Кафедру аж за месяц до родов. Обследовал полностью, убедился в полном здоровье, лучший курс витаминотерапии провел и точно в срок сам роды принял. Ну подождал еще дней десять - проконтролировал, чтоб ребенок на полноценном грудном питании был, и пошел докладывать начальнику академии. Оба генерала пристальные смотрины "генотипа обоих сторон" устроили. И по документам генеалогию родителей перекопали самым тщательным образом, и в личных "очных ставках" присутствовали - младенец, как не поверни, на пять с плюсом. Девочка, две недели от роду, роды неосложненные, быстрые, естественные. Вес три-триста. Ни группового, ни резусного конфликтов, никаких заболеваний у матери не до, не во время беременности, ни токсикоза, ни осложнений. Биологическая мать из самой, что есть благополучной семьи - питание беременной было полноценным, психологические стрессы отсутствовали. Дедушка по материнской линии доктор наук, бабушка - кандидат. По отцовской линии науки меньше, но общественный статус повыше - дедушка был так себе, невесть каким партийным начальником в Ленисполкоме, а вот бабушка из мира искусства - на весь мир известным преподавателем консерватории.
  
   Одно только "но" оставалось - отец ребенка только месяц назад, как поступил на первый курс юрфака Ленинградского Университета, а мама вообще малолетка - только перешла в девятый класс средней школы. Озаботил этот факт медицинского генерала, собрал он всех знатоков человеческой генетики у себя в кабинете и попросил (али приказал) дать им свое научное заключение об молодом возрасте родителей, и как такой фактор на потомстве может отразиться. Ну ученые корректно попросили недельку на раздумья, чтобы свои выводы результатами мировых исследований, опубликованных в открытой литературе, подтвердить. Через положенное время вся "генетическая экспертиза" является с докладом - если зачатие без осложнений было, в смысле не по пьяне и без какой-либо наркоты-химии, то ранний возраст только плюс - меньше риск мутаций и отклонений от исходного генотипа.
  
   Позвал тогда генерал-полковник Иванов главного особиста Военно-Медицинской Академии, и просит (тут уж точно просит - военному КГБ не прикажешь) устроить небольшой допросец самим родителям. Для Гебухи дело пустяковое, тем паче если заслуженному человеку надо. Явились школьница, первокурсник и оба генерала в гражданской одежде (не разглашать же тайну удочерения!) в назначенное место, что скорее всего было на Литейном-4, в главном КГБшном здании Ленинграда. Папа с мамой загляденье - мать, хоть и молода совсем, а уже красива по взрослому, как обложка с "Плэйбоя", ну а отец как герой с советского плаката. Родители от страха дрожат - все что есть, как на духу перед взрослыми "агентами в штатском" выкладывают: "Ну согрешили мы, так как живем недалеко. Не пили, не курили. От ребенка надо избавиться, так как малышка нашей обоюдной будущей карьере мешает." Очень генералам такой ответ понравился, быстренько оформили необходимые документы об удочерении, а о том, что ребенок приемный тайна получилась полная - родители отказ безоговорочный подписали, вроде как и не сношались, и не рожали никого.
  
   Мадам Анисовец и муж-генерал в приобретенной дочке души не чаяли. А девочка своим биологическим родителям соответствовала на все сто - красива была, как на открытке, училась на одни пятерки, в школе активистка и спортсменка, учителя не нарадуются, а одноклассники, так все поголовно в любви признаются, класса этак с седьмого... И все было благополучно до конца восьмого класса. Четырнадцать полных лет прошло с момента, как профессор Цвилев сию малышку на руках своих держал, и вот нате - опять она в его клинике очутилась!
  
   Снова вызывают генералы эй-полковника Цвилева и говорят: "Можно ли что-нибудь придумать, типа аборт на таких сроках сделать?" Ну а Цвилев, хоть и военный, а гуманист был, им и отвечает: "Виноват, товарищи генерал-полковники, но никак нет. Окончательно и бесповоротно - девочке рожать через месяц!" Опечалились тогда оба генерала и приказали Цвилеву найти хорошую семью на усыновление (на этот раз там был мальчик, это полковник-гинеколог ультразвуком определил).
  
   А вы говорите "воспитание"! Чушь это, вот сила крови...
  
   * * * Аннотация:
О методах и последствиях. Не сочтите за эротику или пошлость - судмедэкспертиза и популярная гинекология.
  
   КРИМИНАЛЬНЫЕ АБОРТЫ
  
   Знаете, в своей куцей практике военной судебной экспертизы я с криминальными абортами сталкивался мало - воинская служба в Советском Союзе больше вынуждала с мужскими трупами дело иметь. Поэтому какого-то полноценного обзора по теме я дать не смогу, но все же несколько забавных случаев припоминаю. Сразу оговорюсь, не все случаи уникальны. А что финалы печальны - так ведь на моей работе иных просто не бывает.
  
   -- Первый обычный криминальный аборт
  
   Труп этой молодой женщины поступил из маленького северного военного городка под Кандалакшами. Даже глаза не закрыли. Господи, лежит голое тело на столе, взор голубой в потолок. Весь персонал, включая виды видавших старых и многоопытных циников-прозекторов, проходя мимо, изрекает одно и тоже слово - "Красивая!" От живой, кроме отсутствия дыхания, отличается лишь цветом белого мрамора. Этакая статуя творения Микеланджело. Ну хватит лирики, где мой секционный нож. Через пять минут причина смерти ясна, как солнечный день - острая кровопотеря, правда из весьма пикантного места.
  
   На поверхности эндометрия, то есть внутренней выстилки матки, здоровое вышкребленное пятно - явно беременность под пять месяцев, да и сама матка размерами и толщиной стенки этому сроку соответствует. Точнее весь эндометрий отскребли, просто плацентарное место выделяется. В теле сосудики "схлопнувшиеся", крови осталось мало, видать за ночь вытекла в объёмах, несовместимых с жизнью. Эх, жалко, какую тетку загубили!
  
   По образованию педагог, всего первый год, как после института. Муж молодой офицер, семейная жизнь толком еще не началась. Елизавета Петровна, Лиза, Лизонька, Лизка - кому как. Ему - Лизонька. Законному мужу, соавтору беременности. А вот соображения, по каким Лизонька от ребенка решила отказаться, для красавиц лейтенантских жен, увы, не редкость.
  
   Лиза была коренной ленинградкой. Родилась и взросла в самом центре Северной Пальмиры, среди дворцов и коммунальных квартир, среди чистых площадей и грязных колодцев внутренних дворов, черных ажурных решеток и белых ночей, под холодными дождями и контрастом теплого метро.. Город был частью ее, а она частью города. Лизка бескорыстно обожала Питер, Питер же воздавал ей за это вниманием и почестями - длинными, прилипчивыми взглядами парней и завистливо-колючими глазами девушек. Она была красива. Слишком красива. Настолько красива, что не в школе, не в институте никто не рисковал с ней сблизиться. Может в Универе, Меде или Техноложке все было бы иначе - там парней много. Но не в Педе. В Педе мужичков мало, все они на виду и свою самооценку берегут. Кто захочет связываться с фотомоделью с риском потерпеть сокрушительное фиаско? Мужики красивых боятся. По жизни они любят средних, а с красивыми они спят в мечтах. Со средними они кавалеры и властелины, а с красивыми они сторожа. И что можно противопоставить ее внешности в свои двадцать с хвостиком? Она уже центр внимания, а ты еще никто. Не получается паритетного начала. А институтская любовь - это чувство равных. Поэтому частенько очень красивые девушки при всеобщем почитании оказываются довольно одиноки.
  
   На выпускной вечер новоиспеченных офицеров ЗРКУ - зенитчиков-ракетчиков - она попала практически случайно. Сама три дня назад выпустилась. Будучи прописанной у папы с мамой, осталась в Ленинграде, правда конкретной школы, как места будущей работы по распределению, еще не имела - городской Наробраз с приложением ее учительского таланта еще не определился. И тут она встретила Максима. Могучее сложение, мужественное лицо. Новая офицерская форма так ладно подчеркивает мужскую фигуру, а всякие яркие блестяшки-эполеты даже как-то возбуждают. Дерзкий, но культурный и умный, без каких-либо намеков на собственную неуверенность, он так не походил на парней из ее педагогического окружения. Годы жизни в чисто мужских коллективах военных училищ и академий накладывают свой отпечаток - большинство курсантов не имеют повседневного опыта общения с противоположным полом, а когда с ним сталкиваются, то подсознательно включают свои привычные стереотипы, напрочь сбивающие дистанцию. Будь то гусар утонченной души или сапог-солдафон, всегда где-то внутри сидит Поручик Ржевский, в той или иной степени, конечно. А ведь именно Поручика так часто ждут всеми желаемые, но всеми избегаемые, красавицы. Именно Поручик и завоевал ленинградское сердце Лизоньки.
  
   Она бросила все и практически мгновенно, за месяц, выскочила замуж. Выписалась от родителей и уехала в Кандалакшу. Нет, Максим не был плох. Поручик, раздающий патроны, умело чередовался с корнетом, плещущим вина на званых балах. Если бы его часть стояла под Петергофом, то ее жизнь, наверное, была бы счастливой. Однако специфика ракетчиков такая - глухие уголки, грязь по колено и скучно-сварливый коллектив офицерских жен, где все про всех все знают. Это даже не провинция, это ссылка, это каторга, а Лиза отнюдь не разделяла взглядов декабристок. Она вдруг поняла, что лучшие годы ее жизни должны пройти в ДОСах - домах офицерского состава, где супруги начштаба и командира являлись главенствующей инстанцией, снисходительно патронирующей, или наоборот, злобно презирающей любую другую женщину, ведающими распространением импортных сапог и слухов, безоговорочно любящими лесть и подчинение. А она привыкла блистать! Блистать не получалось. Получалось гавкаться. Как-то сразу эта красавица своими столичными манерами вызвала ненависть полковых матрон. Да и муж, казалось бы единственная и верная опора, ни с того, ни с сего в серьез ударился в службу, гонял солдат и болел за матчасть. Вдруг оказалось, что его мечта стать полковником или генералом требует для своего воплощения громадного напряжения сил и неразумной траты времени, забранного у нее и отданного бездушным радарам и ракетам. Она днями и вечерами оставалась в одиночестве, а вокруг одни болота и нет людей. Комары и криволесье, росомахи и прапора, солдаты и сержанты, особисты, замполиты, зампотехи и зампотылу. Господи, что же я Тебе сделала, что Ты посадил меня в эту дыру?! Снова так захотелось быть в центре ее Города с его многомиллионными обожающими глазами. Пусть похотливыми, пусть на секунду, но всегда в центре!
  
   Лиза осознала, что двадцать три это не конец, а начало. То, чем природа наградила ее, а именно редкой красотой, все еще при ней, хотя и не будет долго. Что ее красота в Городе означает реальные возможности, и что в институте она просто жевала сопли, вместо того, чтобы эти возможности использовать. А Максим должен понять простую истину, что она выше болот и сплетен жен комсостава. Она создана для Города, она любит Город, она не может без Города. Солдаты, радары и ракеты для нее не важны, как не важны и погоны, пусть даже полковничьи, но в такой дыре. Зарплата тоже ничего не значит - лучше с рублем по проспекту, чем с сотней по сопкам. Стоило ей закрыть глаза, как ярким видением представал силуэт набережной Невы, Ростральные колоны и Зимний. А мосты! А подземка! Она останавливалась около тяжелых многоосных "Ураганов", когда те выползали из-за бетонного забора части. Специфический запах какой-то смазки или еще чего-то напоминал воздух метрополитена. Вспоминались "Восстания", "Пушкинская", "Чернышевского", ее родные станции...
  
   В местной школе Елизавета Петровна с боем получила шесть часов в неделю - четыре урока и два часа на "домашку", учеников было мало, а офицерских жен-учителей явный перебор. Работа не могла скрасить ее одиночества. Муж уходил в шесть, а возвращался порой за полночь. Она пилила его за это уже месяца три, но результатов не было. Точнее результаты были - Максим совсем зациклился на карьеризме и стал высказывать откровенное недовольство поведением жены. Ему страшно не нравилась ее дерзость и независимость в отношении супруг его начальников. Нашла коса на камень.
  
   К сожалению Лиза подошла к пределам своего терпения на пятом месяце беременности. В тот вечер Максим вернулся совсем поздно - у его солдат были ночные стрельбы. Он грузно плюхнулся на обувную полку в прихожей и стал стягивать грязные сапоги. Лиза глядела на комки грязи, разлетавшиеся по чистому, только что вымытому линолеуму, глядела на свои осиротевшие туфли на высоком каблуке, которые здесь так ни разу и не одела, на мокрую плащ-палатку и вьющихся у лампы комаров. Злость и досада переполнили ее:
  
   - Как мне здесь надоело! Я вернусь в Ленинград, упаду и буду целовать асфальт Невского Проспекта!
  
   Она выдержала без малого год и с нее хватит! И она высказала ему все. Максим также в долгу не остался - началась перебранка на всю оставшуюся ночь. К утру оба сочли брак досадной ошибкой, а беременность глупым следствием обоюдного недоразумения. Максим в последнее время догадывался, что Лиза уйдет, и страшно переживал за предстоящие алименты. Конечно, развод для советского офицера был солидным ударом по карьере - политотдел подобной "аморалки" не прощал. Однако без детей дело обстояло куда легче - разовая крупная пропесочка. А вот когда в дальнейшей жизни за послужным листом военнослужащего тянулся исполнительный лист суда, "аморалка" длилась до совершеннолетия брошенных отпрысков. Генеральские погоны автоматически переходили в раздел несбывшихся мечтаний. Лиза же понимала, имей она ребенка на руках, хоть ее финансовое состояние несколько улучшится (по советским понятиям офицеры получали много), но шансы нового старта заметно сократятся. А ей был нужен старт совершенно новой жизни, без старых хвостов. Беременность стала лишней по обоюдному согласию сторон. Только уже поздно - после трех месяцев ни один абортарий за такое дело легально не взялся бы. Однако мир не без чудес и не без добрых людей - аборт пятимесячного плода был сделан прямо на следующий день после окончательного выяснения семейных отношений. А еще через день, на утро после аборта, красавица Лиза была уже мертва.
  
   В принципе, что три, что пять - для врача технически разница небольшая, а вот для женщины риск возрастает многократно. Хотя если в больничных условиях, то обычно и с такими сроками после абортов не мрут. Только полежать надо пациентке под врачебным наблюдением, как после родов. А тут вот какая история получилась: аборт Лизоньке сделали вечером и отправили ножками топать четыре километра по грязной дороге - глубокой колеe, набитой по болотам тяжелой военной техникой. Лиза едва дошла домой и сразу легла спать. Максим опять явился поздно, с ней больше разговаривать не стал, так как увидел в ванной полотенце в красных пятнах и понял, что все прошло как надо. Молча завалился на раскладушку в другой комнате.. А на утро его жена не проснулась. Матрас под ней тяжеленный стал, за ночь весь кровью пропитался...
  
   Вот и закончили мы с Лизкой. В смысле вскрыли - ушили. Ушили ее швом-косичкой, как всех, только на ее белом обескровленном теле черная капроновая нитка резче выделялась. Пора бумаги писать. Только накатал я протокол, как является капитан, следак из военной прокуратуры. Он уже по месту пошустрил и кое-чего по делу накопал. В той части, где служил муж покойной, был очень интересный майор - начмед. Давным-давно закончил сей медик гражданский мединститут со специализацией по гинекологии. Потом попал по обязаловке в армию, где в те времена была и зарплата повыше, и хлопот поменьше. Там и прикипел. Дорос до начальника медицинской службы полка, но свою первичную специализацию не забыл. Ну в нормальном советском полку на тысячу военных мужиков одна женщина-военнослужащая приходилась, обычно сидела такая "зеленая юбка" на должности какой-нибудь машинистки в штабе. Жены офицеров военнослужащими не являлись. А раз контингента нет, то и легальной гинекологией начмеду заниматься не приходилось, вот он и занялся нелегальной. В основном абортами среди жен. Следак к этому майору умудрился в гараж залезть, так там подвал весь был белым кафелем обложен, стояло гинекологическое кресло и стерилизаторы, полные специфического хирургического инструментария. Короче, все по науке. По науке, если бы своих пациенток домой сразу не гнал.
  
   Ох не люблю я коллег в погонах сажать, да приходится. А в этом случае и без сожаления.
  
   -- Второй обычный криминальный аборт
  
   Ну этот труп был совсем не белый - скорее желтый, как лимон. Тридцать пять лет, трое деток осталось. И чего бы ей не родить четвертого? Срок беременности самый подходящий для аборта - около двух месяцев. С таким сроком иди себе легально в женскую консультацию и скребись там на здоровье. А еще лучше без "скр-" по умному: муж ведь на подлодке служил и по сроку беременности в папы отнюдь не попадал, так как в момент оный находился далеко-далеко в другом полушарии под водой. Поэтому и побоялась "верная" жена тащиться в какое-либо медицинское учреждение. Но ведь мир не без добрых людей - нашелся один знахарь-терапевт в Североморске, помог за двести рублей. Пришел этот лекарь на дом. В дипломате укороченный гинекологический набор - зеркало, пулевые щипцы, набор бужей, две кюретки и абортцанг.
  
   Специально для мужиков объясняю: зеркало - это такая блестящая железяка, которой женское хозяйство раскрывают. Затем в ход идут пулевые щипцы - здоровый, подобный ножницам инструмент, кончики которого загнуты в хищные когти. Пулевыми щипцами никакие пули не вытаскивают, ими хватают за зев шейки матки, прокалывая ее насквозь, и тянут к выходу (а если снаружи смотреть, то ко входу) влагалища. Зев матки узенький, и его надо расширить, для этой цели и существуют бужи. Они чем то похожи на металлический мужской член, только с острым концом. Для нормального аборта необходим целый набор таких штук разного диаметра. Начинают вводить с тоненьких, а заканчивают толстенными. Потом в эту дыру суют абортцанг. Это такие длинные щипцы с остро отточенными колечками на концах. Когда колечки сомкнуты, то абортцанг относительно безопасен, и его легко можно запихнуть в матку и там бодро пощелкать. Края колец быстро кромсают тело зародыша на кусочки. Ими же можно легко эти кусочки из матки вытянуть. Малюсенькие ручки, ножки, фрагменты смешного кукольного личика и еще хрящевого черепа и тельца... Как только ребеночка убили, надо позаботиться об маточной выстилке - её надо хорошенько отскрести до милого звука царапания ножом по картону. Для этих целей и предназначены кюретки - этакие лезвия, загнутые петелькой на длинной рукоятке. Помните такие забавные плетки, неизменный атрибут фашистского надзирателя в концлагере - длинная ручка с небольшим ремешком на конце? Кюретка их полная копия, разве, что слегка уменьшенная и выполненная из медицинской стали. Её тоже суют в матку и там хорошенько "стегают" маточные стенки изнутри. Кровушка с ошметками эндометрия весело течет между ног в подставленный эмалированный тазик. Ну вот и с этим покончено. Доброго вам здоровьица, милая женщина.
  
   Мужики, жалейте своих жен, не будьте дураками. Ей богу легче простить, чем потерять - ведь врач, какой бы он опытный не был, на аборте всегда работает вслепую. А это значит, что никто не застрахован от маленькой такой невезухи - кюреткой или абортцангом можно невзначай проткнуть стенку матки и выйти в брюшную полость. А там режущие колечки зажмут кишку и быстренько выпустят ее содержимое (говно) в брюхо. Если женщина быстро не умрет от внутреннего кровотечения, то может запросто долго умирать от разлитого перитонита. Перитонит, это воспаление брюшины, когда бактерии из излившегося кала и кишечных соков начинают жить не внутри кишок, а снаружи, но внутри живота. Тут уж больше половины в гроб, хотя если аборт в больничных условиях, то кое-что сделать можно - быстро распанахать живот, кишку ушить, или наоборот разрезать и вывести оба конца "двустволкой" через переднюю брюшную стенку. Перелить кровь, промыть брюшную полость и молиться Богу об успешном исходе. Ну что, еще охота делать аборты?
  
   Так вот знахарь-терапевт абортцангом вытащил кишку из матки во влагалище. А как вытащил, так обомлел, ибо будучи врачом, он знал чем дело кончится. Нормальный человек (давайте теоретически допустим, что криминальными абортами может заниматься нормальный человек), так вот нормальный сразу бы бросил все как есть и позвонил бы в "Скорую". Женщину может спасти только немедленная полостная операция. Но ведь криминальные аборты обычно ненормальные делают. И ведь после такого звонка хочешь или не хочешь, а сидеть на зоне придется. Поэтому наш терапевт никуда звонить не стал, запихал тем же абортцангом кишку обратно в брюшную полость, дал женщине тетрациклина и ушел домой. Ну антибиотик в этом случае был как слону дробина. Перитонит разлился на следующий день, а еще через пять дней мать троих детей оказалась в морге. А терапевт в тюряге, уже с отягчающими. И его не жалко.
  
   -- Третий обычный криминальный аборт
  
   Знаете, какое самое главное условие любой хирургической операции? Асептика! То бишь, чтоб на инструментарии и в операционной микробов не было. Аборт, это почти обычная хирургическая операция. Всей необычности там - что малюсенького человечка убивают, а во всем остальном рутинная хирургия. Так вот главное правило рутинной хирургии при криминальных абортах частенько не соблюдается. Трудно поддерживать стерильность в нестерильных условиях.
  
   Труп этой семнадцатилетней девушки по цвету напоминал кофе с молоком. Вот чудо - едва привезли, как сразу разлагаться начала, воняет как от пятидневной. Похоже, что милочка бактериями нашпигована. По вскрытию оказалось точно так - сепсис, или заражение крови по народному. Откуда это заражение началось долго искать не надо - вместо матки зловонный мешок с гноем. Да мы не из брезгливых, сейчас и это распотрошим. Ой, что видно - аборт недельной давности. Сроки беременности совсем небольшие, наверно всего около полутора месяцев. Как же тебя так угораздило, дорогая?
  
   А угораздило просто - залетела от одноклассника. Люда была вообще-то девочка боевая, в десятом классе от взглядов мальчиков не терялась. Игорек с ней просидел за одной партой целых четыре года. Советские правила были строгие - за партой мальчик-девочка, без специального указания классного руководителя место сменить не моги. Да Игорьку и не очень хотелось его менять. Люда училась хорошо, списать всегда можно, но это не главное. Как-то года два назад шутки ради Игорь ей на бедро руку положил. Да не хотел он ее лапать - на спор перед пацанами рисовался. Из этой затеи ничего хорошего не вышло - Людка прилюдно лупила его по голове учебником географии, а потом месяц списывать не давала. Но это два года назад. Недавно Игорек опять ей руку положил туда же и уже без всякой рисовки - очень захотелось за Людкину ляжку подержаться. Была алгебра, скука и тишина. Вот он и рискнул. Парта у них последняя, угловая, никто не видит. Он чувствовал, что на этот раз Людка скандала не поднимет, но ожидал, что его руку тот час же со своего бедра сбросит. А она вздрогнула от первого слабого прикосновения, а потом сделала вид, что ничего не происходит. Не сбросила руку!
  
   Игорь сам испугался такого поворота событий и руку убрал. Люда вела себя с ним, как ничего не произошло. А Игорь спать не мог, так ему этот момент вспоминался. На следующий день он уже Людкину ляжку хорошо погладил, но пока только сверху. А еще через день осмелел и запустил руку между ног. И опять никакой реакции! Лишь на последнем уроке Люда ему тихо сказала, что у нее дома сегодня никого, предки раньше восьми не вернуться. И было это всего два месяца назад...
  
   То что залетела, Люда поняла быстро - задержка и головокружение с подташниванием, точно как было недавно у старшей сестры. Конечно папе и маме она ничего не сказала, но и в женскую консультацию идти побоялась. Сказала подруге. Подруга какой-то старушке со своего подъезда. Старушка и дала наводку сходить к стоматологу. Нет, без шуток к стоматологу. Тётенька стоматолог абортами подрабатывала. Вот этого я понять никак не могу - да ведь при их специфике на одном зубном протезировании можно было делать состояния. В дремучее советское время они поголовно сидели на золоте, потом на метал-керамике. Это же месячная зарплата гинеколога в один день! Зачем ей криминальные аборты? Скорее всего какие-то скрытые психологические драйвы побуждали садистку-дантистку лазить женщинам туда, где зубы только в анекдотах. А делала она это просто - в том же кресле у бормашины. Ну со стерильностью в советской стоматологии не шибко было - посверлят, поковыряются, и бух инструмент в дезраствор. В стоматологии инструментик маленький, и такой метод асептики худо-бедно работал. Гинекологический инструмент большой. Его кипятить надо, потом на специальном стерильном столе в асептических условиях операционной держать. Нашему стоматологу такое слишком сложным казалось - инструмент она даже толком не мыла, так ополаскивала тем же дезраствором в обычном пластмассовом тазу.
  
   "На дело" оставалась наша зубница после работы, были у нее ключи от поликлиники и кабинет без окон. Темной ноченькой приходили к ней девочки со стольниками в руках, за эти вот стольники и избавляла их докторша от нежелательных беременностей. А что, удобно! Дел то - одну ногу в плевательницу, другую на табуретку, лампу от бормашины в самый низ, чтоб между ног светила, и давай работай, вроде как над коренным зубом. Там тоже место узкое. Так, да не так. Занесла она в матку инфекцию. Аборт, он же слизистую, считай, напрочь удаляет, оставляя полость матки одной зияющей раной. Жди, пока новый эндометрий отрастет. Поэтому любой попавший туда микроб идет прямо в кровь. Справедливости ради должен вам заметить, что микроб в крови еще не конец света. Уж коли затронули стоматологию, то скажу, что бактериемия (наличие микробов в крови) стопроцентно выявляется после обычной экстракции зуба. Дернули зуб, и тут же взяли кровь - если микробиолог не бездельник, то обязательно чего-нибудь выделит. При аборте дело обстоит иначе - в матке формируется громадный фибриновый слой свернувшейся крови, хорошая питательная среда для любых бактерий. Поднеси к этому пучку соломы спичку, в виде зараженного инструмента, и сразу полыхнет так, что мало не покажется. Вот и полыхнуло - спалило бактериальным пламенем весь организм молодицы-десятиклассницы за неделю. Думается, что слабым утешением для её родителей и незадачливого "спаринг-партнера" был тот факт, что стомато-гинеколога посадили
  
   -- Необычный криминальный аборт
  
   Обычные криминальные аборты обычно выполняются обычными врачами. Если и не гинекологами, то все же лицами с высшим медицинским образованием. Дальше речь пойдет о людях, взявшихся за абортный бизнес без какой бы то нибыло специальной подготовки.
  
   Труп этой девушки привезли из села со звучным старым финским названием Араппакози. Это с полсотни километров от Ленинграда. Село небольшое, была там хорошая молочная ферма. На ферме работал один пожилой зоотехник с образованием семь классов. При обыске у этого зоотехника нашли атлас по оперативной гинекологии. Знаете, кабы не этот атлас, я бы сто лет гадал, какой садист, зачем и как это с девушкой сделал.
  
   Девушке, а если абстрагироваться от отсутствия девственной плевы, то скорее девочке, было всего пятнадцать лет. Причина смерти ясна сразу - острая кровопотеря. Но все же такую первопричину кровопотери я ни в одном атласе не видел - у этой девочки кто-то самым садистским образом через задний проход полностью вырезал ампулу прямой кишки. Для лиц, от медицины далеких, поясню - это тот участок нашей задницы, что какашки внутри нас удерживает. Интересно было и то, что вокруг ануса имелись многочисленные следы инъекций, а пробы тканей показали громадное содержание новокаина. Все остальное было в норме, за исключением разве что двухмесячной беременности. Но ни спермы во влагалище, никаких иных признаков насилия. Вроде как пришла девочка куда-то и попросила себе изнутри задницу вырезать. Ну обезболили и просьбу удовлетворили. Потом девочка с вырезанной попой отправилась домой, да по дороге потеряла сознание, а вскоре и скончалась. Чушь, думаете? Во-во, и я так думал.
  
   Зоотехник Вячеслав Полторак никогда женат не был и судя по всему в свои пятьдесят лет все еще оставался девственником. Атлас по оперативной гинекологии к нему попал случайно - кто-то забыл его в электричке, когда Вячеслав вез свой крыжовник на базар в Ленинград. Набор хирургических инструментов, несколько напоминающих абортные, достался в наследство от деревенского ветеринара, который выйдя из длительного запоя, что-то там делал в коровнике, как его настигла белая горячка. Вячеслав с доярками кое как скрутили ветеринара, снесли его в сельсовет, где и вызвали скорую. Так как это был не первый заезд на белом коне у коровьего доктора, то попал он на полгода в ЛТП (лечебно-трудовой профилакторий для алкоголиков). Ну а инструментарий долгое время оставался в коровнике, пока его Полторак к себе домой не унес. Там же в сумке была полулитровая градуированная банка с новокаином и шприцы. И кюретки тоже были. Правда коровьи кюретки много больше женских, но выглядят похоже.
  
   Жил Полторак весьма тихим одиночкой-бобылем. Ни пьянок, ни гулянок. В тихую гнал самогон, в тихую им же приторговывал. Никаких других противоправных действий он не совершал. Марина, кумова дочка, частенько захаживала к Полтораку за самогоном. Посылали ее в основном родители, Сявины кумовья, как они сами себя в отношении Полторака определяли. Слали обычно под вечер, вручат трешку и банку, и топай через все село. Но Маринку эти походы совсем не тяготили, она сама любила бывать у этого странного деда , как считались кумовы пятьдесят в девичьи пятнадцать. Полторак Марину не обижал и всегда подносил ее чаркой первача, малосольным бочковым огурчиком или квашеной капусткой с клюквой на закусь. Марина залпом пила, кривилась, закусывала, а потом долго просила Деда Вячу ничего не говорить родителям. На такие просьбы Полторак отвечал порой весьма резко: "Со мной-то умрет, сама не сболтни". Иногда Марина заходила с Гришкой, молодым трактористом, ожидавшим со дня на день призыва в армию. И ему Вячеслав чарки не отказывал. Пусть пьет молодежь, если не наглеет. Наконец Гриша прошел лысым по центральной улице Араппакози в старенькой фуфайке под звук гармошки и магнитофона одновременно. Половина провожающих орала "Как родная меня мать провожала...", а другя пыталась фонетически подражать западно-шлягерной АББе с ее "Мани-Мани..." За призывниками подошел военкоматовский автобус, и Гришка с подножки долго кричал: "Маринка, ты жди! Я отслужу, а ты школу закончишь!"
  
   А на следующий день Маринка притащилась к Полтораку за своей стопочкой с огурчиком, но вся в соплях и слезах. Деда Вячя по своей крестьянской простоте стал Маринку ободрять, мол два года не срок, вон моя крестница, твоя старшая сестра, так из колонии мужа пять лет ждала и ничего... Марина попросила еще чарку, захмелела и рассказала свою беду - Гришку она не любит, потому что он дурак и лодырь, да и изо рта у него воняет, и что он не только с ней, но и с Зойкой, что возле питомника живет, спал. А еще с теми студентками, что недавно к нам приезжали убирать картошку. Только Зойке и им ничего, а она вот беременная! Два месяца, как месячки не идут, уже и соленого хочется, а с жаренной картошки рвет, с дрожжевого запаха тошнит. Дома сказать - так и думать не моги, отец с матерью точно коромыслами позашибают. А если взять и родить, то кому же она с ребеночком нужна потом будет? Короче дело такое, хоть в петлю. А если не в петлю, то надо как-то подпольно аборт сделать.
  
   Вообще Вячеслав Полторак в Араппакози за умного считался. Он смотрел по телевизору "Программу Время", "Новости" и "Международную Панораму", выписывал журнал "Огонек" и газету "Сельская Жизнь". На любой вопрос отвечал не привычное "дыть эти говнюки там...", а по существу, например "а вот агрессивный блок НАТО...". Поэтому получив такое Маринкино откровение, он налил себе и ей самого лучшего самогону и принялся думать над решением проблемы. Одна рюмка для Вячеслава мало что значила, а вот третья для Маринки значила много - стала она пьяная орать, что пойдет сейчас же повесится на ближайшем дереве, али утопится в ближайшем колодце. Мудрый Дед Полторак достал аталс по оперативной гинекологии. Маринка подсела к нему и стала смотреть картинки, несколько успокоившись. Оказалось, что операции делать очень просто - на самые сложные операции было всего каких-нибудь восемь-десять картинок. А на аборт вообще всего три. Поняв простоту поставленной задачи, Полторак открыл ветеринарную сумку и показал инструментарий, поблескивающий белым цветом нержавеющей медицинской стали знаменитой марки 3Х13. Там же были и необходимые медикаменты и шприцы. Правда настойку черемицы, как рвотное для коров, Полторак поставил в сторону, похоже этот медикамент для аборта не подходил. А вот йодовый раствор и новокаин это уже то что надо.
  
   После принятия решения дело пошло споро. Полторак выпил одну за одной три рюмки своей самопальной водки "для храбрости", И Маринке налил четвертую, да под край полную, "чтоб не волновалась и больно не было". Затем достали клеенку, на которой Полторак обычно разделывал хрячков, и покрыли ей кровать, а сверху положили свежую белую простынь. Полторак начинал понимать что-то в дезинфекции и поэтому прогладил простынь утюгом "для стерильности". Коровий инструмент поставили торчком в ведро с водой, но так как ждать , пока оно закипит на печке было очень долго, то Вячеслав быстро вынес его во двор и там быстро вскипятил воду при помощи двух паяльных ламп, которыми обычно осмаливал тех же забитых свиней. После этого весь инструмент разложили на столе, покрытым махровым китайским полотенцем с аляпистыми птичками и цветами.
  
   Наконец все готово. Полторак наливает по последней рюмашке себе и Маринке, велит ей закатать юбку, снять трусы, лечь и широко расставить ноги. В стельку пьяная Маринка с благодарностью повинуется. Полторак еще раз читает небольшой текст под картинками в атласе и закрывает книгу - больше нечего там смотреть, все и так ясно. В первый раз в жизни Вячеслав Полторак коснулся наружного женского полового органа. Коснулся без скабрезного желания, его целью было не обычное мужское "войти туда", а "профессиональное" желание пройти этот орган транзитом. Его тянуло глубже, к половому органу внутреннему, где и предстояло совершить операцию аборта плода. Однако осматривая женскую промежность, у Вячеслава возникли определенные сомнения насчет женской топографической анатомии. Понятно, вот эти складки есть большие половые губы, значит между ними где-то и сидит клитор. Так, наверное этот смешной маленький прыщик, полностью спрятанный в каких-то непонятных складках кожи... Значит от двух до четырех сантиметров под ним должна быть дырка из которой писяют, уретра называется. Никакой дурацкой дырки не видно, все как-то склеено непонятными кожными складками, и место, которое Вячеслав видел первый раз в своей жизни его удручающе разочаровало - какая-то неглубокая щелка с вваливающимися во внутрь скомканными темными и жесткими волосами. Впрочем сами волосы ничуть не удивили, они весьма походили на то, что росло вокруг его собственного полового достоинства. Только у мужиков волоса не забирались в непонятные сладки кожи. А вот раскрыть эту складочку двумя пальцами и посмотреть на истинную анатомию женского полового органа у Вячеслава ума не хватило.
  
   Он решил проверить, где же уретра, простым нажатием пальца на середину щели. Палец вошел на пару сантиметров и уперся в нечто мягкое, завлекая за собой по пути волосы больших половых губ. Полторак спросил Маринку, больно ли ей. Ей больно не было. "Маринка, ты отсюда ссышь?" - для верности уточнил Полторак. "Да тута, тута, там дырка писять есть" - ответила Маринка. Полторак пошевелил пальцем, и тот вдруг провалился вглубь Маринки уйдя ей между ног на всю длину. Ага, значит это и есть уретра, женский мочеиспускательный канал. Ниже должно быть влагалище. Полторак вытянул остро пахнущий палец и пошел его тщательно отмывать под навесным рукомойником холодной колодезной водой с мылом. Никаких сомнений не оставалось - вон та круглая маленькая дырочка с многочисленными радиальными складочками кожи, разбегающихся лучиками во все стороны от отверстия чуть ниже этой гадкой непонятной щели и есть влагалище. А о том что у людей еще бывает анус, дырка из которой какают, Полторак как-то и не подумал. Конечно о существовании заднего прохода у женщин, наш народный умелец точно знал, просто не дошло до него определиться с местоположением влагалища, поискав еще одну физиологическую дырку. Не эротики ради все эти описания - такой ход Вячеславовых мыслей из протокола допроса выходил.
  
   После первичного обследования пациентки Вячеслав налил себе и ей по последней рюмке водки, и сказал, что наверное минуты за три он управиться. Только до операции с чуть надо будет подождать, пока уколы подействуют. Закусив огурцом и быстренько перекурив "Беломоринку" перед делом, Полторак стал наполнять шприц новокаином. Ветеринарный шприц для крупного рогатого скота напоминал стаканчик с двумя колечками-ручками и поршнем с широкой рюмочкой-толкателем. Цилиндр большой, лекарства входит много. Ну и тем лучше, не зря Алексеич, ну тот самый коровий доктор, что отбывал с запоя в ЛТП, и чьим инструментом пользовались, постоянно говорил, что сельский ветеринар завсегда умнее и сноровистей любого городского врача. Вячеслав стал тщательно обкалывать ткани, окружающие анус. Местная анестезия оказалась минутным делом, и пол-литровая бутыль уместилась в четыре укола. . Потом посидели, покурили. Через полчаса у Маринки занемела вся промежность: "Слышь, Деда Сява, я уж табуретки под задницей не чувствую! Вроде пора..." Тогда "доктор" густо обмазал заднепроходное отверстие йодом и смело ввел туда коровью кюретку. Куски слизистой и самой стенки кишки выскакивали из ануса споро и в большом количестве. Поработав кюреткой для верности еще минуты две и убедившись, что больше из дырки ничего, кроме крови не идет, Полторак довольный закончил операцию. Маринка лежала бледная и слегка стонала.
  
   "Вставай, Маринка, одевай трусы и иди домой - аборт тебе сделан, вон сколько гадости из тебя вышкреб. Эти красные ошметки и есть твой недоделанный детеныш. Да ты не расстраивайся, все хорошо, а я никому не скажу!" Полторак был явно доволен честно выполненной работой. Маринка кое как встала и надела трусы, которые тут же напитались кровью, только почему-то больше сзади. Следя за собой частым дождиком красных капель, она шатаясь вышла во двор, кое как доковыляла до калитки и медленно побрела вдоль забора по темной улице в свою сторону. Но как вы знаете, до дома она не дошла, свалилась через пару сотен метров и там же умерла. А как вы хотели, если у нее ближний к анусу участок прямой кишки через задний проход так варварски поотдирали, а сплетение геморроидальных вен превратили в рваные лохмотья. Такая травма в обычных условиях с жизнью несовместима.
  
   Конечно полувековая мужская девственность сама по себе тяжелый случай, но от элементарного знания женской анатомии никак не освобождает - нормальные лица мужского полу этак на заключительных этапах детского сада уже свободно ориентируются, где у девочек письки, а где попки. И уж подобная профанация в столь базисных вопросах мироустройства никак не освобождает от уголовной ответственности.
  
   -- Лаврушка
  
   Ну это тело выглядело впечатляюще, такое на всю мирную жизнь запоминается. Похоже, что нам ее сгрузили не с привычной труповозки-микроавтобуса, а с неведомой машины времени. Привезли точно из середины Второй Мировой Войны - или из концлагеря, или из блокадного Ленинграда. Помните этих ужасных дистрофиков? Если мельком глянуть на них, то не сразу определяешь, где мужчина, а где женщина - некие бесполые скелеты. Полнейшее истощение. На месте грудей, да и самих грудных мышц, глубокие провалы межреберных щелей. Шея настолько тонкая, что само тело кажется неким искусственным Буратино, вышедшем из-под руки скульптора с очень дурным вкусом. Крайняя дистрофия обратила мышцы в ленточки, и под тонкой тряпичной кожей их совсем не видно - колени кажутся громадными узлами на прямых, тонких как запястья, ногах-палках. То же впечатление на локтях и пальцах. Из-за истонченной, кажется до полного отсутствия, лицевой мускулатуры, щеки впалы, а рот и глаза приоткрыты, что навевает картину некого предсмертного адского страдания, запечатленного путем такой вот объемной фотографии. Ну хватит играть в эстетствующего судмедэксперта - если глянуть на низ живота, то сразу возникает здоровый профессиональный интерес. В надлобковой области, из ямой провалившейся брюшной стенки, выпирает нечто. Такое чувство, что перед смертью она проглотила баскетбольный мяч - сюрреалистическое дополнение к картине страшного голода. Так, ничего пока не режем, давайте эту балерину сначала на весы. Ого! Аж тридцать девять килограммов на метр семьдесят восемь. А если выкинуть четыре-пять кило, на то что у нее в пузе, сколько же остается собственного весу? 35 килограмчиков на такой рост - невероятно! И это в доме, полным еды. А ведь недавно здоровая была баба. Вот книжка с ее поликлиники - два года назад 97 кило. Не просто рослая, а еще при весьма пышных телесах. Глядя на этот труп, такое представлялось с трудом.
  
   Полтора года назад Нелька действительно была знойной молодой женщиной округлых форм. Оптимистка и хохотушка, она своего лишнего веса совершенно не стеснялась. Диеты и ограничения на сладкие блюда ей были чужды, равно как ограничения на сладкие утехи. В Ленинград она приехала давно, тогда в свои ранние 17 лет, устроившись работать по лимиту маляром-штукатуром. Уже тогда Нелька была отнюдь не тихоня, хоть и неисправимая провинциалка. Нравы второй столицы быстро придали ей некоторого поверхностного лоска, хотя и не тронули основного клубка дремучей сельской простоты, что сидела ядром в ее душе. Все бабоньки из ее бригады были Нельке друзья. Каких-либо сложных хитросплетений в людских отношениях она просто не замечала, и наверное поэтому в ее комнате всегда было весело и шумно. Соседка, долговязая Наташка, полная Нелькина противоположность, с таким образом жизни смирилась, пожалуй единственное, что ее искренне огорчало, так это несхожесть их размеров - это исключало периодический обмен гардеробами для пущего щегольства. Водка и мальчики в их общаге были не в диковинку, равно как и периодические культпоходы в вендиспансер и женскую консультацию.
  
   В неполные восемнадцать Нелька получила первый свой фингал, за якобы переданную гонорею. На самом деле никакой гонореи тогда у нее не нашли, а нашли свежий острый трихомоноз и шестинедельную беременность. Нелька быстро из обвиняемой перешла в обвинители и обидчику спуску не давала, взяв того на пушку по двум статьям - она пугала его одновременной сдачей в вендиспансер и надвигающимися алиментами. Кавалер такой атаки не выдержал и буквально на десятый день прессинга смылся из Ленинграда куда-то, оставив после себя богатое наследство в виде радиолы, старого бобинного магнитофона, телевизора и холодильника. Исчез странно, практически не попрощавшись. В последний день принес Нельке четыреста рублей денег и еще один магнитофон - кассетную "Весну", которая постоянно жевала пленку. Что-то говорил о море, какой-то путине, длинном рубле и старых друзьях. Все ждали официальных объяснений с отвальной. Но он никому ничего не поставил, а просто выписался из общаги и исчез. От такой роскоши девки устроили пир на весь мир, а в ближайшую среду Нелька не вышла на работу по поводу первого "абортного" больничного. Среда для таких дел самый лучший день - есть возможность дополнительно поваляться в выходные.
  
   Нелька быстро разобралась в мальчиках-лимитчиках, правда общажные залеты не прекратились. От тихого Славика она забеременела на свое двадцатилетие - пили-гуляли большой компанией, а как до дела дошло, то оказалось, что вроде все "заняты". Щуплый и маленький, он Нельке едва доставал до уха. Весь вечер она почти не обращала на Славика внимания, считая его случайным гостем со стороны и уж явно себе не парой. А получилось, что его же на ночь и оставила - все разошлись, а он как к стулу прилип. Правда больше никой любви с ним не было - на следующее утро чуть до драки не дошло с его подругой, которая облазила всю общагу в поисках загулявшего возлюбленного. Из-за этой глупой ссоры Нелька дотянула с абортом почти до конца третьего месяца, как будто желая показать своей сопернице, кто теперь хозяин положения. Однако Славик снял где-то хату, похоже вместе со своей невестой, и они в общаге больше не появлялись. Искать же их ради продолжения скандала Нелька сочла глупым и пошла "облегчаться" во второй раз. Аборт прошел с некоторым осложнением в виде температуры, и ей пришлось задержаться в стационаре на пять лишних дней. Там же выслушала гневную отповедь старой гинекологши о "какого черта дотянутом сроке" и небольшую лекцию о правильном подмывании, ведении календаря с крестиками и "вакууме" - сравнительно безопасном методе вакуумной экстракции зародыша на первых днях задержки менструации.
  
   Менструация! Как много значит это не слишком поэтическое слово для женщины! Категория поистине архитипическая, апофеоз детородной функции, да и физиологически это драма - кровавые слезы матки о несостоявшейся беременности. Месячка, менстра, течка - понятие наполненое совершенно особым смыслом, отделенным от мужского и детского умов магической стеной сакрального, исключительно женского бытия. Ее всегда так трепетно ждут, а когда она приходит, то с такой же силой ненавидят. Ненавидят за усталость и раздражительность, за вонь и головную боль, за прыщи и спазмы внизу живота, за кровь, когда страшно смотреть в унитаз, где не дай бог " аж кусками", за то что между ног трет, за таблетки, за грязные ночнушки и простыни в пятнах, за невозможность быть с мужчиной и за трудности все это ему объяснять. А в советское время неизбежным атрибутом менструации были еще и прачечные заботы - ареал обитания Тампаксов и Котексов на территорию Советского Союза не заходил, а подкладки с крылышками строго ассоциировались с чем-то техническим, с ремонтом оборудования на производстве. Вата, марля и тряпки - вот символы социалистической менструации, а фраза "я потекла" - ее лозунг! Пожалуй закончим оду этому физиологическому процессу и вернемся в Нелькину общагу.
  
   Был Новый Год. Разгул праздника захватил весь этаж. Веселиться начали рано, и так получилось, что не в Нелькиной комнате. Это чудное и редкое обстоятельство имело следствием два половых акта с двумя разными парнями за один Новогодний вечер. Потом прошло аж три недели, а долгожданного "периода" все нет и нет... Умудренная жизненным опытом Нелька галопом помчалась в консультацию, чтоб успеть на "вакуум". Процедура оказалась неприятной, но по сравнению с простым абортом, действительно пустяковой. Выйдя из больничных стен Нелька зло рассмеялась - до нее дошел факт, что она даже не знает, кто отец того высосанного комочка. Вообще аборты плохо действовали на Нельку - на пару месяцев, а то и дольше, она становилась злой на всех мужиков мира. Хамила им, делала мелкие гадости и всегда окончательно и безповоротно рвала отношения с "виновником". Правда после третьего аборта Нелька поумнела и сама стала покупать презервативы. Залеты прекратились, правда не надолго.
  
   Потом был Петр. Ей уже двадцать шесть, а ему тридцать семь. Почему он пошел лимитить "под старость", почему был без семьи, осталось невыясненным. Петр стал Нелькиным исключением. От него она залетела дважды за три года. Каждый раз Петр предлагал ей выходить за него замуж, и каждый раз Нелька без сожаления ему говорила твердое "нет" и бежала за очередным номерком к гинекологу. Потом пару месяцев к себе не подпускала, ну а дальше... Дальше гормоны пробуждали от послеабортной спячки желание, которое вкупе с бесконечной Петькиной сексуальной дипломатией делали свое дело - она его прощала, но не до той степени, чтоб идти под венец. Тут ведь совсем не возрасте было дело. Несолидный он был. На работе едва держался. Пил Петр. Пил вечерами, пил в выходные. Пил много, хоть и без длительных запоев. Так пил, что мог обоссаться в ночь. Какая семья с таким? А что ходил он к ней три года, которые сама Нелька считала выброшенными - так куда же деваться, уже не столь молода, и по серьезному с ней не знакомится никто... Трудно было от Петра отказаться. Хоть и алкаш, а культурный, не бил, не ругался. Песни пел под гитару. Водил не только в ресторан, но и в какие-то музеи, а то бывало, что и на концерт или в театр. В общем с ним было поинтересней, чем с остальными. А еще Нелька знала, что он только к ней ходит. Для любой женщины факт значительный.
  
   На ее пышные груди и пухлые бока всегда было много ночных претендентов, но все они хотели "такую экзотику" или разово, или когда их собственных подруг вокруг нет. К тому же Нелька была куда доступней многих. Как Наташка-соседка шутила, тебе только покажи ключик, как двери нараспашку. Но ни случайные партнеры, ни многочисленные подруги блядью Нельку не считали. Никогда и ничего Неля не хотела взамен, оплатой ей было хорошо проведенное время и оргазмы случай от случая. Лимитные молодые ухажеры частенько были в семяизвержении невоздержанны, да и в остальном необучены, навалятся, только заведут, как сразу и отвалятся с полной потерей интереса. Нелька пробовала поиграть в "недавалку", расчитывая на более долгие ласки, но получалось даже хуже - и не потрогают, и не лизнут, а только злятся и домогаются побыстрей вовнутрь, да и то в основном словами, а не руками.
  
   С Петром было не так. С Петром было всегда "вкусно". Проси, что хочешь - сделает, да и сама готова сделать что угодно. Закусив угол одеяла или подушки Нельке хочется выть, да она и воет от такого неземного удовольствия, пусть и сквозь стиснутые зубе. В такие моменты даже Наташка не смущает, хоть вот она, совсем рядом сопит себе под новым кавалером за тонкой простынкой, висящей на бельевой веревке, протянутой между кроватями. Утром она выгонит своего очередного партнера-новичка, бесцеремонно отодвинет эту бутафорно-символическую преграду, и опять будет беззастенчиво разглядывать сплетенное Нелькино-Петькино якобы тайное соитие, правда уже под одеялом. Хотя соседка ночами так часто встает водички попить - на их самые откровенные фокусы голяком за три года всласть насмотрелась. Ее уже почти не стесняются, как и она их. Наталья, накинув одеяло на ноги, но оставив голыми свои тощие, распластанные груди, закуривает сигарету и, завидливо косясь на блаженную парочку, начинает привычно плакаться, что мол вам хорошо, а мне с моим мудаком хоть собственными пальцами до кайфа дотирайся.
  
   Квартирный вопрос для всех троих застыл в самой глубокой вечной неопределенности - обещания об отдельной комнате в коммуналке и постоянной прописке уже не вызывали былого оптимизма; общажный быт и секс стали некой естественной и единственно возможной нормой жизни. Перемен не ждали. На двадцатьдевятом году жизни Нелька забеременела в шестой раз. Она стояла возле большого настенного календаря, раскрашенного зелеными Наташкиными крестиками и ее красными ноликами. В какой раз она считала клеточки, тыкая в них погрызенным стержнем с красной пастой - задержка получалась недельной. Дело дрянь, у нее уже выработалось чутье на залеты. Пятница, вечер, а настроение на выходные окончательно испорчено. Сейчас прибежит Наталка со своей малярки, притащит два пузыря водяры. Полтора на сегодня, половинка на завтрашнюю опохмелку. На этой неделе ее очередь "в лавку" бежать. За дверями заскребли, это явно не Наташка, у той или ключ, или будет лупить сапогом, если сетки в руках. Петр, наверное. Нельку взяло зло и она крикнула:
   - Подожди, козлина! Щас я...
   Она приоткрыла дверь. В щелку из коридора боязливо заглядывала Верка, костеллянша по кличке "Колобок". Маленькая и круглая, никогда и никем не любимая бельевщица обожала крупную Нельку, но вроде только по дружески, по девичьи, хотя с определенным легким лесбийским оттенком. Нет, ничего такого откровенного, просто обнималась да целовалась, когда той было или очень хорошо, или очень плохо. Сегодня, похоже, ей тоже было плохо, и Колобок пришла плакаться - к груди она прижимала бутылку "Пшеничной" и банку сосисочного фарша, вполне благородная закуска, а если добавить буханку хлеба, то ужин можно не готовить. С радости Верка обычно не угощала.
   - Нелюнька, ты чего? Я тут к тебе. Недостача у меня за полугодие рублей на сорок. Но если что, то я пойду...
   - Вер, да заходи. Я думала, что это мой козззел ломится.
   Нелька замолчала и опять тупо уставилась в календарь.. Верка постояла у дверей некоторое время, видимо ожидая похвалы за водку. Потом поняла, что Нелька действительно зла, а поэтому обычных обниманий с чемиками, охочками да ахачками не предвидится. Она по хозяйски прошла к столу и стала хлопотать как у себя в комнате, скрепя открывашкой по жести и звеня стаканами. Нелька последний раз ткнула стержнем в календарь, бросила его с досадой, и наконец стала помогать Колобку, хоть дел осталось вытрясти пепельницы, да нарезать хлеб.
   - А где Петр?
   - Пятница сегодня, он поди уж бухой. Давай, садись, щас Натаха тоже водки принесет. Надо сегодня нам, бабам, нажраться. С горя. Ой, моя бедная писенька - залетелааа! Опять надо идти скребтись. На куски бы его порвала, алкоту - два раза на неделю его гандоны из себя по утрам вынимаю. Придет кобель - я его пошлю, уже в натуре навсегда!
   Наташа легка на помине - грохот страшный и дверь ходуном. Значит Ната с магазина, да не стучи ты так, сестричка, уже открываем. И действительно, на стол ложится сетка яблок, колбаса, сыр и, конечно, водка...
   - Чего хмуримся, бабы?
   - Ой, Наталья, день сегодня - труба! У Колобка опять недостача, у меня опять залет. Наливай, поехали!
  
   Часа через два компания уже была весьма во хмелю, хотя и не "на веселе" - минорная атмосфера трех пьяных девиц шла в некий диссонанс с душно-загульной атмосферой комнаты, где запах свежевыпитой водки сплетался с ароматами гастронома и вонью табачного дыма. Свет лампы без абажура (разбили каким-то транспарантом еще 7-го Ноября, по пьни после демонстрации) резкими лучами резал сизую мглу. Дым стоял слоями, и было видно, как эти слои дрожат в такт трем тоскливо, но громко, поющих глоток. Ни у одной не было заметного слуха, хотя голоса были у всех, конечно если судить не по тембру, а децибелам. Классическая "Вот стоит калина..." чередовалась с "Миллионом алых роз" и "Ты такой холодный, как айсберг в океане...", а потом опять включалось нечто народное вперемешку с а-ля народным новым пошлым фольклором, типа "Не ходите девки замуж" ну и дальше там про сиськи набок... Когда в дверь опять постучали, исполнялась "А я люблю женатого...". Наташка, как самая трезвая, ибо опоздала на первые пару стопарей, заорала "Открыто!". На пороге покачиваясь стоял Петр, в его руках застыла бутылка, завернутая в коричневую оберточную бумагу. Песня оборвалась на полуслове.
   - Девушки! Марочное! - сказал он вместо приветствия.
  
   Нелька сверкнула глазами и стала медленно вставать из-за стола. Притихшие подруги вжались в стулья, разойдись она серьезно, то Нелькиной силы хватило бы и на Петра и на них. Совершенно молча Неля подошла к своему "ухажеру", взяла из его рук бутылку и поставила ее на холодильник, а потом развернулась и одним движением своей руки пихнула Петра назад в коридор. Тот опешил и от неожиданности сказал одно лишь глупое "Как...эээ?". Нелька захлопнула дверь перед его носом, задвинула шпингалет и застыла, упершись рукой в косяк. Вроде как будто ждала, что сейчас будут ломиться. По подрагиванию ее по мужски выделяющихся мышц, привыкших к большому мастерку с раствором и долгим часам тяжелой физической работы, было видно, насколько сильна она и ее ярость. Как и ожидалось, через несколько секунд Петр затарабанил, стал как-то истерично спрашивать, что же произошло. Нелька крикнула одно короткое "проваливай", сильно ударив ладонью по косяку, и пошла к столу. Пару минут за дверью была абсолютная тишина. Нелька сидела в ступоре, уставив глаза в одну точку. Наталья решила взять инициативу на себя. Сдвинув стаканы, он стала торопливо разливать остатки второй бутылки. Чокнулись и быстро выпили без тоста. Наташка неуютно поежилась, а потом скинула тапки и в одних чулках на цыпочках подошла к двери. Посмотрела в замочную скважину, затем приложила ухо. Через минуту заключила:
   - Тихо, вроде. Похоже ушел.
  
   Атмосфера разрядилась. Посудачив минут пять, коллективно пришли к выводу, что сегодня Петр уже не вернется. Опять потянулись ложками за сосисочным фаршем, стали его густо мазать на хлеб. Решили, что открывать третью бутылку водки будет перебор, но выпить все еще хотелось. Поспорили "мешать или не мешать" и пришли к выводу, что бутылка марочного вина на троих это не много, и такое мешать безопасно. Вино оказалось грузинским, вполне приятным, но весьма обыденным и дешевым по советским понятиям. Дружно закурили "болгарские". Поигрались в игру, кто сможет с закрытыми глазами отличить "Опал" от "Веги" и "Стюардессы". Получалось не очень, и все пришли к выводу, что все болгарские сигареты, за редким исключением, насыпаются из одной кучи, просто в разные пачки. Вечер входил в привычную колею, и девичник опять созрел для пения. Решили начать с того, где прервались:
   - Парней так много холостых! На улицах Саратова-аа...
  
   Дверь сильно дернулась, и шпингалет со звоном отлетел на пол. На пороге опять стоял Петр. На этот раз в его руке был букет цветов. Дорогой. А по сезону, так и очень дорогой.
   - Не злитесь, шпингалет я починю... Неля, что произошло? Ну чего ты молчишь? Натали, Верка? Ну объясните мне наконец. Если я где-то был неправ... Неля, как и когда я тебя обидел?!
  
   Все опять заткнулись и хранили молчание. Колобок делала вид, что очень интересуется этикеткой только что выпитого вина, наигранно вертя в руках пустую бутылку. Наталка взяла тарелку и стала сметать туда крошки со стола. Одна Нелька сидела практически не шелохнувшись и не изменив своей позы, подперши кулаками вмиг погрустневшее лицо. Ее глаза внезапно повлажнели, и она пропустив почти всю песню, неожиданно громко и невпопад снова запела:
   - А я люблю женатого-оо! С любовью справлюсь я сама, а вместе нам не справиться-аа!
  
   Потом увидела, что ее никто не поддержал, и быстро смолкла. Петр подошел к ней и положил перед ней цветы. Нелька заревела, а Колобок покатилась закрывать дверь от от взоров случайных прохожих, многочисленных соседей в длинном общажном коридоре. Захлопнув дверь, она обернулась, чтобы убедиться, что ни ее, ни Петра Нелька выгонять не собирается, видимо разговор по душам будет при свидетелях. В предвкушении интересного приключения, она заперла изнутри замок, оставив ключ в замочной скважине. Нелька посмотрела на нее, потом на Петра и бросила:
   - Да сядьте вы, не мельтешите, без вас тошно.
   - Неля, так что же случилось? Скажи мне правду? Мы ведь уже года три, как договаривались не врать? Ты любишь женатого? Кого?
   - Дурак! Дурак ты безмозглый. Никого я не люблю. А тебя, так вообще ненавижу! Все мужики кобели, гады и сволочи. Ваше дело не рожать - сунуть, вынуть и бежать! Залетела я. Из-за тебя, козла, снова пойду на аборт. На шестой аборт! Да за мои страдания тебе надо яйца оторвать. Блядь, успеть бы на вакуум, а то опять скрести будут. Ох не хочу. Больно!
  
   Девки сидели тихо-тихо, медленно курили уже до рвоты надоевшие сигареты. За вечер обе пепельницы переполнились и походили на ежиков, язык неприятно щипало от дыма, но сейчас они курили одну за одной - сигареты делали их как бы занятыми, невидимыми, неприсутствующими при разговоре. Петр встал, подошел к телевизору и вытащил из-за него бутылку водки, спрятанную девками от случайных посетителей для завтрашней опохмелки - все их трюки давным-давно стали и его трюками. Спросил, кто будет? Колобок и Наталья отказались, Нелька сунула ему стакан. Стакан доехал до самого края стола и чудом не свалился. Петр налил себе и ей. Выпил, закурил сигарету и сказал:
   - Девочки, выйдите на минуту, нам тут поговорить надо.
  
   Верка и Натаха недовольно переглянулись - их игра в "невидимость" явно не сработала. Наталья вопросительно уставилась на соседку, только намекни, я сейчас ему такой скандал устрою, как полноправная хозяйка комнаты, сам быстро вылетит, вместо того, чтобы нас гнать! Однако Нелька едва заметно качнула головой в сторону двери. Подруги нехотя встали, Колобок высыпала пепельницы на газету, а Наталья подхватила пустые бутылки, чтоб не выходить совсем уж без дела.
  
   - Неля, ты третий раз беременеешь от меня и я третий раз тебе предлагаю выйти за меня замуж. Мы оставим ребенка, мы подадим на малосемейку. Нам дадут, ну не позже, чем через год после родов. А семейные с ребенком, мы уже станем в нормальную очередь, не в коммуналку, тут ведь не меньше двухкомнатной...
   - Заткнись.
   - Неля, ну я ведь тебе же правду...
   - Заткнись, я и так знаю, что ты правду говоришь. Только так не будет. Еблись мы вот по пьяне, а с тобой, пропойцей, иначе и не бывает. Ты каждый вечер под газом. Ты же бухарь, алкаш конченный. Ты же как дорвешься до халявы, меры не знаешь. Ты же тогда меня ночами обсыкаешь! У таких дети уродами рождаются. Не-еет, в понедельник за номерком и на вакуум. Замуж за него! Размечтался. Алкоголика мне на остаток жизни не хватало. Тебя вот выгоню, так может кого нормального найду! Вон Вика с шестнадцатой комнаты за ленинградца замуж через месяц выходит. А она на два года меня старше.
   - Постой Неля! Я ведь пью, что холост, что семьи нет. Да если бы семья, да я бы сразу бросил... Я бы подшился, я бы "торпеду" вколол! Я бы...
   - Заткнись! Ты как мой отец, который...
  
   Она пыталась рассказать про отца, которого абсолютно не помнила. В ее памяти почему-то остались ножки их старого стола, много раз крашенные, облупленные, с оголившимися разноцветными пятнами из разных слоев. Рядом нечто эфемерное, синее, яркое. Вроде это вещь какая-то, а может одежда. Этот неясный "звон" из самых ранних моментов памяти и был понятием ее настоящий отец. Что-то сильное и страшное связано с этим мгновением, но что конкретно она вспомнить не могла, да и не хотела. За невинным кадром ранних воспоминаний стояла вся драма ее семьи, матери, бабушки, старшей сестры и Федора. Хотя Федор появился поздно, когда Нелька заканчивала пятый класс. За три года она научилась говорить ему дежурное "папа", а после восьмого ушла в училище и переехала в райцентр. И "папа" опять стал Федором. Зачем мать его взяла, она тогда не понимала. Сейчас ей кажется, что из-за денег. Федор был парализованным инвалидом первой группы, но резво катался по их маленькому домику на коляске, делал самодельные блесна, крестики и цепочки, которыми мать вполне успешно приторговывала на базаре. Плюс пенсия по инвалидности... Она знала, что Федор не пил, то есть пил, но мало, а ее настоящий отец пил много, и что из-за ее отца Федор инвалид. Точнее не из-за отца, а из за водки, которую они пили, Федор очутился в кресле, а отец в тюрьме, где и сгинул много лет назад. Бабушка и мама постоянно внушали девочкам, что с алкоголиками жить нельзя, хотя сами особыми трезвенницами не были.
  
   Не отличаясь слишком философским взглядом ума, Нелька вполне владела умом интуитивным, простым, бытийным. Сама жизнь подтверждала их семейное проклятие - алкаши, это не мужики. Проблема была в том, что в их лимитной общаге и на их лимитной работе, неалкашей было мало. А те что были, на плотную, рослую и, в общем, некрасивую Нельку не глядели. А для нормальных городских мужиков, пусть даже разведенных, с алиментами и в возрасте, но коренных ленинградцев, она была из касты неприкасаемых, девочка на лимитной прописке. Остались, пошлые сопляки, случайные любители экзотики в виде секса со "здоровой коровой с воо-от такой жопой и дойками", или алкаши. Лимитные алкаши были более "своими", нежели городские. Ну а Петр был из них, лучший из худших. Это она ему и объяснила.
  
   Петр дослушал до конца. Глаза его стали очень серьезными. В свои сорок он выглядел куда старше, а в этот момент казалось, что на него внезапно свалилось еще лет десять. Он медленно встал и сказал:
   - Я прошу тебя, не делай аборт. Дай мне шанс. Аборт можно делать до трех месяцев, сама мне говорила. Я бросаю пить сейчас. Я больше не пью совсем. Я готов подать с тобой заявление в ЗАГС. И если ты хоть раз увидишь меня пьяным, тогда ты права и между нами все кончено. Тогда я алкаш, и портить тебе жизнь не буду. И не буду я травиться антабусом и "торпедой". Я так брошу. Я завтра приду. Я каждый день буду приходить. Трезвый...
  
   Петр отставил стакан с водкой и вышел. Нелька его передразнила смешной гримасой, подождала пока тот спустится по лестнице, и пошла ж умывальник за водой для цветов. Там на подоконнике сидели ее девчонки. Все вместе вернулись в комнату, где выслушали короткое Нелькино объяснение в три слова, но вмещающее весь разговор: "Обещал не пить!". Потрепались, сошлись на том, что это брехня. Наконец пьяное возбуждение сменилось апатией и потянуло на сон. Все поняли, что вечер окончен. Хозяйки разделись и улеглись по кроватям, а Колобок на прощанье по бабьи обняла Нельку, прижимаясь к ее грудям и говоря глубокомысленное "вот видишь, как оно, хотя конечно, если нет, то тогда..." и тоже пошла спать. Вставать и закрывать за ней дверь было уже лень.
  
   Около десяти утра в их незапертую комнату вошел Петр. Явно с похмелья, но непохоже, чтобы он чего добавил вчера. Из кармана достал отвертку и шурупы, стараясь не шуметь поставил на место шпингалет. После излияний и нервотрепки девки спали, или делали вид, что спали. Петр убрал со стола, подмел, помыл посуду, а затем залез в холодильник, чего-то там набрал и ушел на кухню готовить завтрак. Минут через сорок он внес благоухающую сковородку жаренной картошки со шкварками, кастрюльку отварных сосисок и кофе. Точнее чайник с кипятком, кофе был растворимый. Нести в одной руке сковородку и чайник, а в другой парящую кастрюлю, было крайне неудобно, и "спящая" Нелька пулей подскочила и помогла ему все поставить на стол. Потом пнула Натшку и они, как были в ночнушках побежали через весь коридор в умывальник. Петр зная их вкусы, сделал каждой кофе, нарезал огурцов и хлеба, намазал несколько ломтей маслом. Такой примитивный стол считался вполне приличным для лимитчиков и бывал далеко не каждый день. Не из-за бедности, получали ребята достаточно, а из-за лени и пренебрежения к собственным нуждам.
  
   Вернулись бабы. Нелька хитро осмотрела стол и достала оставшуюся со вчерашнего початую бутылку водки.
   - Голова болит, щас похмелимся разом на три стакана!
   И она быстро разлила остатки на троих. По лицу Петра пробежала весьма заметная тень внутренней борьбы - его желваки заиграли, глаза забегали, горло дернулось, как будто он несколько раз подряд путался что-то сглотнуть.
   - Ну?
   - Не буду я. Обещал. Ты мне нужней, чем водка. Ты и наш ребенок!
   Нелька хмыкнула и чокнулась с Наташкой. С утра, как обычно пили за "лося". Чтоб спалося, еблося и любилося. Петр молча наблюдал. Нелька сунула стакан ему в руку. Петр понюхал водку и отделался стандартной шуткой, про то как такую гадость коммунисты пьют, а затем разлил свой стакан девчонкам. Нелька, похоже, удивилась по настоящему и больше экспериментов на стойкость не проводила. Выпили за погоду, хотя окно уже чертилось длинными косыми каплями ледяного ленинградского дождя. Особых планов на день не было, но девок развезло "на старые дрожжи", и они страсть как хотели куда-то выйти. Порешили сходить в кино, а когда вернулись, то уставились в телевизор до самого вечера.
  
   Воскресенье выдалось солнечным, Наталка засобиралась на чей-то День Рождения, где якобы много потенциальных кавалеров, а Нелька с Петром, как семнадцатилетние, просто вышли на улицу, и поплелись по Ленинграду, как они говорили, "в далекий поход" - от моста Гренадеров по набережной через Стрелку и дальше до Исакия и Кировского, а потом назад длинным кругом через Невский, Литейный... Просто гулять. Приятно и бесцельно, до вечера, до страшной усталости в ногах.
  
   Петр приходил каждый вечер. Чтобы не искушать его, пьянки в Нелькиной комнате полностью прекратились - временами, конечно, девки бегали на стопарь к Колобку или кому к соседям, но в комнате ничего не держали. Через несколько дней Нелька снова пустила Петра к себе, резина ей была уже не нужна, и они оба блаженно наслаждались "настоящими голыми писями". В конце концов Петр стал ездить к себе в общагу реже и реже, в основном по необходимости дежурств по этажу, комендантского собрания, субботников или иной досады. Наташка удачно нашла какого-то мужика на стороне, и тоже стала исчезать на долго со своей временно-приписанной жилплощади, так что у Петра и Нели началась практически семейная идиллия - по обоюдному признанию, самый счастливый период за всю их сознательную жизнь. Бабки на вахте к вежливому Петьке давно уже привыкли, а уж как он стал трезвенником, то вообще души в нем не чаяли и относились к нему куда лучше, чем к законным жильцам.
  
   К концу третьего месяца перед Нелькой встала дилемма - пойти и незаметно сделать аборт, ничего не говоря Петру, или соврав о выкидыше, якобы случившемся на работе. Ее влекло на этот шаг по двум простым причинам - она видела сколько труда стоит для Петра пройти мимо каждого винно-водочного магазина или пивной точки, она не верила, что такое может продолжаться долго. Вот если устроить "испытание" и на год! А тогда, чем черт не шутит, может он и вправду завязал? Ну а вторая причина была еще проще - после трех месяцев аборт в СССР было сделать нельзя. Легально нельзя. А вот перспектива родить и остаться без мужа, если тот снова запьет, ее пугала больше всего. Однако она недооценила его. Петр почувствовал ее сомнения, и уверил, что через несколько месяцев пять она будет женой по паспорту, а потом ей туда впишут ребенка.
  
   И Нелька никуда не пошла. Петр гнал ее к врачу, чтобы провериться и встать на учет, но что-то в Нелькином подсознании запретило ей это делать. Может быть негативные ассоциации, связанные с этим заведением, а может боязнь легально "засветить" свою беременность - после этого уже и криминального аборта не сделаешь, так как Советское Государство рабочих и крестьян начинало учитывать своих подданных еще до их рождения. Нелька соврала Петру, что она была в консультации, что доктор ее посмотрел, все мол нормально, и сказал приходить если будет токсикоз, а если нет, то тогда аж прямиком на роды. Петр не разбирался в тонкостях диспансерного наблюдения, и его ответ вполне устроил. Токсикоза у Нельки практически не было. Ну воротила нос от духов, три-четыре раза блеванула, а так, если и подташнивало, то слегка и без особой головной боли. Прекрасная легко протекающая беременность. На фрукты и хорошее питание денег не жалели. К концу пятого месяца Нелька бросила курить и стала пить витамины "Гендевит", лучшее, что имелось для будущих мам в советских аптеках.
  
   А на двадцать второй неделе у Нели впервые забился ребенок. Вначале изредка, а потом чаще и чаще. Она говорила об этом Петру, и наконец положила его руку к себе на живот. Неописуемая картина! Петр ощутив биение малюсенького человечка с испугом дернулся, а потом застыл и долго долго ждал очередного шевеления. Он испытывал гордость и какую-то детскую радость, когда его чадо не просто напоминало о себе из кругленького Нелькиного животика легким трепетанием, а по-настоящему заявляло хулиганским стуком в его ладонь через мягкие стены своей уютной квартирки. Петр прижимал свое ухо к Нелькиному животу, ощущал биение щекой, попутно покрывая ее пузо бесчисленными поцелуями, начиная с пупка, ставшего таким смешным, большущим и выпуклым. Единственной сложностью для Нельки стала работа. Она также исправно давала свою норму, но это ей давалось уже куда тяжелее, запах красок она переносить не могла, а поэтому вламывала, как кобыла, исключительно на штукатурке. Без справки с консультации рассчитывать на облегченную работу не приходилось, ибо официально она беременной не являлась.
  
   И тут случилось несчастье. Окончательно убедившись, что Нельке деваться некуда, поняв, что теперь она по любому выйдет за него, Петр сорвался. Нет, он ни в коем случае не был каким-то злодеем, обманувшим ее. Просто сдерживающие мотивационные механизмы в виде "выпьешь - пошлю на три буквы" перестали его пугать. Остальное, как желание создать семью, любовь к Нельке и будущему ребенку, все это осталось. Он искренне хотел больше не пить. Он просто сорвался. Самое страшное, что рациональная сторона его подсознания оказалась абсолютно права - Нелька даже и не подумала его бросать. Всякие условия и ультиматумы оказались давно забытыми и несерьезными. Нелька страшно хотела семью! Она стоически стала выискивать его по дружкам, тянуть пьяного к себе в комнату по крутым лестницам. От таких упражнений ее беременный живот иногда побаливал, но не так чтоб сильно. Но Нелина любовь сослужила злую службу с Петром - его тормоза совсем отказали. Она ведь даже не ругала его. Тихо стояла и плакала, отмывая его рвоту и стирая его трусы. Когда он был более-менее вменяем, то просила, умоляла, стояла на коленях, валялась в ногах, шептала ему на ухо, вслух мечтая о будущем... Тщетно. У Петра начался запой, чего раньше никогда не было. Вдруг деньги исчезли полностью. Какие там фрукты и овощи - Нелька две недели ходила просто голодной. Конечно, можно зайти к соседям, к Колобку - эти последнее для беременной подруги отдадут! Нелька так и поступала, но только в моменты, когда совсем невмоготу. Да, она простая примитивная лимитчица, но и у нее есть гордость. Ей стыдно за Петра.
  
   И вот Нелька не выдержала. Петр пришел пьяный и с ободранным лицом, тут она ему и закатала первый и последний скандал. А ведь это был день аванса! И он не дал ей ничего. Она сказала, что отныне она будет жить исключительно на свои деньги - ей нужно хотя бы элементарно хорошо кушать. Но видимо запой уже сделал свое дело - Петр совершил поступок, которого Нелька от него никогда не ожидала. Он вырвал из ее рук ее же кошелек и быстро убежал. Она гналась за ним, почти до вахты, и наверное, догнала бы, если бы так не заколотилось сердце и не налился противной тугой болью низ живота. Испуганная баба Аня выскочила из своего закутка, и усадила Нелю к себе на вахтерский стул. Минут через десять боль прошла, и Нелька размазывая сопли и закрывая рукой слезы пошла к себе в комнату.
  
   Петр вернулся часа через два. Гораздо пьянее, чем был, да еще принес с собой две бутылки водки. Он кинул Нельке ее пустой кошелек и предложил ей с ним выпить. Неля молча взяла водку и выставила ее за дверь. Вообще-то было желание все разбить, но она просто вспомнила тот вечер, в день, когда только узнала о своем залете, и ей очень захотелось повторить нечто подобное. Ее простенький расчет сработал - Петр вышел в коридор за водкой, а Нелька проворно закрыла дверь за его спиной. Не веря больше в надежность шпингалета, она заперла изнутри замок на два оборота.
   - Ты, пусти коза! Сука, чё делаешь?!
   - Нет, теперь не пущу. Иди пей где хочешь, а не у меня в комнате. Жри свою водяру! Мне плевать. На тебя плевать!
   - Ну и сука! Пойду и выжру! Всю выжру тебе на зло!
  
   Нелька бросилась на кровать и зарыдала, уткнувшись носом в подушку. Плакала долго и безутешно, но наконец слезы кончились, и на смену им пришли глубокие порывистые вдохи, как бы с легкой дрожью. Такое бывало с ней очень давно, маленькой девочкой, когда после сильного и длительного рева от несправедливой обиды, вдруг внезапно приходило облегчение в виде таких вот шумных вздохов. Ей самой показалось на момент, что она опять в своем детстве, завершение почти детского плача сработало, как дежавю. Вроде она не прошедшая Крым и Рим, тридцатилетняя стокилограммовая бабища, а снова маленькое, запуганное существо, спрятавшееся между теплой печкой и здоровым мешком с тыквами от страшного, огромного мира с коварно обижающими взрослыми. Эти внезапно навернувшиеся детские переживания стали приятны для нее, она еще пару раз вздохнула, и закрыла глаза. Скоро перед глазами поплыли мутные большие картины, переходящие в неясные пятна, фиолетовые, синие, желто-зеленые на бесконечном бархатном фоне черной пустоты. А потом унеслись и они, и Нелю окутал тихий сон, каким спят вдоволь наревевшиеся дети.
  
   Она проснулась под утро от страшного стука в дверь. Наверное Петр приперся, кому же еще. Однако за дверью явно было несколько человек. Все похоже трезвые, голоса вроде знакомые - мужики со второго этажа. Накинув халат, она поспешила открыть. Точно, перед дверями стояли два парня из 28-й, по домашнему одетые в "спортивку".. Видно, что испуганы.
   - Неля, Петр умер. В нашем сортире. Мы в ментовку пока не звонили, к тебе вот пришли...
  
   Втроем прошли в сортир. До Нельки еще не дошла серьезность происходящего, хотя она чувствовала, что парни ее не разыгрывают. А может Петр просто мертвецки пьян? С интересом пересекла некую запретную линию мужского туалета и тут поняла, что что парни не ошиблись. Петр лежал поперек унитаза, как на дыбе. Лицо его упиралось в зассаный пол, и будучи ниже тела налилось синей трупной кровью. Рядом валялись две пустые бутылки. Нелька тихо присела, макнув полы своего халата в туалетную грязь. Она не плакала и ей не было страшно. Коснулась холодной шеи, поднялась и сказала:
   - Ну вот и пиздец. Сгорел мой Петенька от водки. Надо бы ментам позвонить...
  
   Потом она долго сидела на подоконнике в коридоре мужского этажа, подходили парни, своя родная лимита, что-то говорили. Она моментально забыла, что бросила курить, стреляла горькую и плоскую мужскую "Приму"и смолила одну за одной. Текли слезы и сопли, она утирала их ладошкой, пальцы становились мокрыми и мочили сигарету. Приехали менты, походили по сортиру, попросили парней помочь вынести тело. Какой-то лейтенант задал несколько вопросов. Вопросы были простыми - когда видела последний раз, был ли пьян, и сколько у него оставалось водки? А вот жила ли она с ним, беременна ли от него, это никого не интересовало. Нелька поняла, что вокруг смерти Петра копошатся лишь мелкие дежурные формальности с полным официальным безразличием. Ей быстро сунули подписать протокол свидетельских показаний, а потом о ее существовании забыли.
  
   Новость моментально облетела общагу. В Нелькину комнату потянулись подруги с соболезнованиями, вскоре приехала Наташка. На работу Нелька в этот день не пошла. А на следующий вышла как обычно. Ее душа переполнилась жалостью. Вначале было жалко Петра. Потом стало жалко саму себя - жизнь показалась окончательно сломанной. Машинально она прокрутила события на полгода назад, и ее взяла досада - почему она послушала ту глупую клятву больше не пить и почему не пошла на аборт? Жалость и досада сменились гневом к тому, кто сидел в ее пузе - она больше не хотела этого ребенка. Работалось плохо, однако Нелька с остервенением начала кидать штукатурку на стены, а когда та вышла, то схватила ведро и сама побежала вниз за свежим замесом, подъемника ждать не стала. Пусть будет выкидыш! Ломило руку от тяжести, дужка врезалась в пальцы, однако ничего не происходило. И тут вечером к ней пришла Верка-Колобок и рассказала один народный рецепт, как ребенка весьма просто убить внутри, а потом вызвать преждевременные роды.
  
   Рецепт был прост - пачка лаврушки на стакан кипятка. Отвар выпить, а сам лист завернуть в марлю и засунуть на ночь во влагалище. Тогда пачка лаврового листа стоила четыре копейки. Вечером Колобок зашла в магазин и взяла сразу десять пачек, к немалому удивлению продавца. Принесла их Нельке. Та, следуя ее инструкциям, запарила, настояла, выпила, завернула, засунула. Колобок просидела с Нелькой до часу ночи, однако ничего не произошло. Утром разболелся живот, но не сама матка, а с боку, где придатки, хотя боль была терпимой. Нелька пошла на работу, а вечером позвала Колобка, и они повторили процедуру. Результат был тот же, но живот болел уже меньше. После отвара немного мучила изжога, но в общем состояние было нормальное. День в день они израсходовали семь пачек, и Нелька уже была готова отчаяться в Колобковой медицине, как вдруг ощутила, что метод работает - шевеления плода полностью прекратились. Она продолжала ходить на работу, таскать там тяжелые ведра с цементом, однако роды не наступали.
  
   Прошло еще пару недель и живот заметно спал. Неля не понимала, как такое возможно, и что с ней происходит, не может же ребенок рассосаться! Работать стало очень тяжело, она быстро уставала, стала совсем слабой и начала терять вес. Навалилась апатия и безразличие. Каждый день к ней приходила Колобок, помогала с ужином, мерила температуру. Температура если и была, то небольшая, а вот аппетит пропал совсем. От вида и запаха еды Нельку рвало. Колобок чувствовала, что что-то не так, что-то идет не по плану, чувствовала свою вину и боялась страшных последствий. Она умоляла Нельку ни в коем случае не ходить к врачу, ободряя ее, что все идет как надо и роды с мертворождением наступят со дня на день. Обхаживала Нельку как могла, даже когда та перестала ходить на работу. С отдела кадров позвонили комендантше, и та пришла выяснить в чем дело. Нелька страшно похудела и едва держалась на ногах. К счастью Колобок оказалась рядом - объяснила комендантше, что Нелька на больничном, заболела с горя после смерти Петра. Такой ответ показался естественным и с отдела кадров больше не звонили. Изредка приезжала Наталья, но и ее Колобок убедила не поднимать шума. Непрошенных гостей быстро отвадили под тем же предлогом душевной травмы, этим же объяснили и ужасный Нелькин вид. Вскоре Неля настолько ослабела, что едва могла встать с кровати. Даже ходить в туалет стало невмоготу. Работая в общаге, Колобок денно и нощно находилась с Нелькой, обслуживала ее, принесла откуда-то стульчак с горшком, который выносила ночами, в тайне от людских глаз.
  
   Когда Нелькина худоба стала пугающей, дверь в комнату стали держать на замке, а перед дверью повесили простынь - Колобок боялась, что кто-либо увидит Нелькино состояние и вызовет "Скорую". Теперь живот выделялся куда резче, чем даже тогда, когда Нелька была здоровая на своем пике беременности. Как последнее средство решили еще раз попробовать лаврушку. Неля с трудом заставила себя проглотить противную жидкость и запихала в себя тампон с листом. Ей стало совсем плохо, живот скрутило, но не внизу, а в области желудка. Гримаса боли отразилась на ее лице, но слабость и истощение взяли свое, и наступило забытье.
  
   Колобок валялась рядом на Наташкиной кровати и читала книжку, когда зашуршал ключ в замке. Она подскочила и подбежала к простыне, отделявшую перед дверью импровизированную прихожую. Вернувшаяся Наташка недовольно крутила носом - в комнате стоял неприятный запах, неизбежный спутник стульчаков, уток и лежачих больных. Колобок попросила Наташку не шуметь, так как Неля спит. Но Неля уже не спала - она умерла.
  
   На вскрытии быстро нашли причину интоксикации и следующего за ней истощения - пергаментный плод. В определенных условиях женский организм не отторгает мертвого плода, а оставляет его в матке. Такой плод не может подвергнуться полной резорбции. Он частично рассасывается, истончается и становится как бы сделанным из парафина. Название "пергаментный" это официальный термин. Для меня плод парафиновый или пластмассовый, потому, что я пергамента за свою жизнь в глаза не видел, хоть и знаю что это такое - тонкая, выделанная под бумагу, кожа. Решено было его сохранить, как учебное пособие для курсантов, и третий участник этой драмы нашел свое прибежище в банке с формалином. Ну а насчет самой главной причины - лаврового листа... Ха, вы думаете, что я такой умный? Да в жизнь бы не определил почему такое произошло, кабы не характерный запах желудочного содержимого и сами листья, извлеченные из влагалища.
  
   -- Катапульта
  
   Прапорщик Мишуков обслуживал катапульту - здоровый механизм, чем-то похожий на аттракцион. На небольшом помосте у высоченной решетчатой мачты стояло пилотское кресло, скользящее вертикально вверх по длинной рельсе, идущей по металлической ферме. На этом тренажере тренировали военных летчиков аварийно покидать самолет. В самолете под креслом имеется специальный пиропатрон, который и выстреливает пилота словно ракету. "Удовольствие" не из приятных, но готовиться к таким ЧП надо. Вот и создали для этих целей машинку, имитирующую возникающие нагрузки. Тренировки на катапульте строго лимитированы - каждый "прыжок" дает сумасшедшие нагрузки на позвоночник, а если переборщить, то и сотрясение мозга получить можно. Сколько раз Мишукову приходилось мыть кресло от мочи и дерьма, поэтому он каждого пилота просил сходить в туалет перед занятием.
  
   Как ни странно, но еще об одном интересном применении вверенной ему техники, прапорщик Мишуков узнал от своей жены. Знаете, офицеры народ мобильный, интересы Родины их частенько кидают с места на место, и разумеется с ними следуют их верные боевые подруги и тылы - офицерские жены. Прапорщики обычно более оседлы, ну и прапорщицы, соответственно. Жены прапорщиков в военных городках считаются старожилами, они всегда готовы встретить новеньких лейтенантш и капитанш и ввести их в курс дела, а те в свою очередь делятся с ними впечатлением и опытом с предъидущего места службы муженька. Так вот одна из новоприбывших и рассказала мадам Мишуковой об абортных возможностях катапульты. Говорят, что впервые это открытие было сделано случайно, во времена Юры Гагарина и Вали Терешковой, когда кандидаток на звание первой женщины-космонавта отбирали. Так вот одна из претенденток оказалась слегка беременной, и сразу после "отстрела" на катапульте у нее случился выкидыш. Ну оно и понятно -такие перегрузки просто отрывают плод от маточной стенки.
  
   Мишукову эта мирная возможность его военного агрегата очень понравилась. Вот и решил он немного денег подзаработать и попрактиковаться в бесконтактной гинекологии. Вначале дело шло туго, клиентуры было мало. Но город Ленинград под боком и молва о добром кудеснике туда долетела. Брал Мишуков не много, от трех до десяти рублей. Со знакомых и жен знакомых не брал ничего. Лишних вопросов Мишуков не задавал, порой даже имени не спрашивал, что многим очень нравилось. Тайком проводил баб на территорию части, сажал в кресло, пристегивал ремнями и кидал. Обычно хватало одного раза, но иногда приходилось повторять аж до пяти раз. Но успех был всегда и успех стопроцентный. Будучи человеком внимательным и заботливым, он после каждого "покидания самолета" спрашивал пациентку, как та себя чувствует. А ну если пять раз подряд трясти придется? Тут поневоле почувствуешь себя, как после нокаута. В таких случаях Мишуков проявлял поистине джентльменские качества - после "экзекуции" он брал даму под ручку и заботливо доводил до самой станции, и не уходил, пока не сажал ее в электричку. Дальше он, правда, не следовал, боялся что жена может неправильно понять. О своей частной практике на гособорудовании он языка не распускал, хотя и особой тайны не делал. Многие сослуживцы, видя Мишукова с очередной женщиной, только небрежно махали рукой, опять мол какая-то на катапульту "облегчаться" приходила.
  
   А все же зря Мишуков ничего не спрашивал, кроме самочувствия после "полета". Один вопросик ему все же следовало задавать до посадки на тренажер. Простой такой вопрос: "Какой срок беременности?"
  
   Ирина залетела в отпуске - с подругой поехала в Геленджик, море, фрукты, танцплощадки. Сама она в Луге жила, а на танцах повстречала парня из Питера. Двести километров ерунда, считай земляки. Если бы он из Москвы, к примеру, был, или еще откуда подальше, то она бы и в голову не брала, получила летнее удовольствие и прощай. А тут близость жительсвта как то к продолжению намекала. Она уехала чуть раньше, он позже. Через неделю позвонил, пригласил к себе в гости. Очень хотелось продолжения отпускного рая. Она приезжала к нему, а он к ней. Но работа... Получалось только на выходные. Месяц молчала, а потом рассказала, что беременна. Отношения сразу закончились, а любовь осталась. У нее. А у него оказалась уже есть невеста, да и вообще Ирка ему не пара, а так погулять, повеселиться. Может никакой невесты не было - не стыкуется такая с полностью свободными выходными, да и не станет официальный жених у себя постороннюю девушку на две ночи оставлять. Потом какие слова он до того говорил... Короче Ирка решила оставить ребенка. Дождалась до пяти месяцев, а потом передумала. Не видя "суженного" долгое время, быстро переосмыслила его "достоинства", и любовь сразу куда-то делась, да и матерью-одиночкой перехотелось быть. А если честно, то ее она ей и не хотела быть никогда, просто ждала, что "любимый" вернется. А коли любимый перестал быть любимым, то и на фиг такое надо.
  
   Возможностей легально прервать беременность уже не было, но она вспомнила, что когда-то одна подруга рассказывала ей, что под Ленинградом в одной военной части мужик на какой-то машинке делает такие выкидыши, что обзавидуется любой гинеколог! При этом сам в дырку не лезет и даже имени не спрашивает. Денег берет смех, червонец, да наверное и за бутылку с ним можно договориться. Прямо сказка! Ирина быстро разыскала ту подругу и узнала, как пробраться к чудо-знахарю. Оказалось просто - надо сесть на электричку и поехать в Горелово, там найти детский садик и спросить любую воспитательницу. Тот детсад для детей военных, а воспетки там все их жены, они точно на этого кудесника выход имеют. На следующий день Ирина взяла отгул и поехала по указанной наводке, правда без особой надежды на успех, путь поиска этого "акушера" казался слишком уж нечетким и безличным.
  
   Однако зря она переживала. Быстро нашла указанный детсадик. Как подойти, что спросить, как объяснить, что тебе надо и кого ты ищешь? Прямо не сказать - тут со стыда сгоришь. Лучше всего, решила Ирина, это спросить всего два вопроса, где тут летная часть, и не знают ли они мужика, который на "подбрасывающей машинке" там работает? Оказалось, что и часть недалеко, и мужика такого они знают. И даже догадываются, зачем она этого мужика ищет. Воспитательница оказалась участливая, сама куда-то позвонила, о чем-то договорилась. Ничего за это не взяла, а просто сказала, что иди мол по этой дороге, пока не дойдешь до здорового бетонного забора. Иди затем вдоль этого забора до зеленых ворот с красной звездой, а там тебя уж ждать будут. Отсюда за час дойдешь.
  
   Пошла Ирина, как сказали. Дошла до ворот, а там и вправду ее мужичок-прапорок дожидается. Провел ее за ворота. Вот и чудо-машинка. Спросила Ирина мужичка, сколько стоит процедура? А сколько дашь! Червонца хватит? Вполне! Ты только в туалет вначале сходи, уж если не по большому, то хоть по маленькому. Объясняет - у мужиков то штаны мочит, а из баб, так просто струей выбивает. Проводит до туалета, терпеливо сторжит возле двери, чтоб какой военный даму случайно не испугал. Ну вот и порядок, пошли на катапульту. Садит прапор Ирину в кресло, застегивает ремни, показывает как голову держать, как руки. Проинструктировал, отошел к своей будочке. Готова? Да! Ну тогда поехали! Бах, вжжжик - кресло улетело высоко вверх. Казалось, что не только матка оборвалась, но и само сердце, в глазах потемнело и челюсть потянуло вниз. На высоте кресло быстро затормозило аж ремни больно впилось в тело и щелкнули зубы. Не будь ремней, Ирину точно бы швырнуло на середину летного поля через ближайший высоченный ангар и здоровые самолеты-транспортники. В одно мгновение копошившиеся вокруг них люди оказались малютками, а будка вмиг сократилась до размеров маленькой коробочки. Не успев толком испугаться такой высоты и того, что с ней произошло, Ирина ошалело глазела по сторонам. Потом мягко и плавно, словно лифт, кресло пошло вниз.
  
   В ушах звенело и болел прикушенный язык. Ирина провела пальцем по деснам, слюна была с краснотой. Ну это понятно почему. Плохо инструктаж слушала, вот и клацнула зубами до крови. Наконец кресло спустилось. Подошел "доктор", спрашивает, хватит или еще раз? И тут Ирина поняла, что хватит, дело сделано - под задницей у нее, похоже, стало мокро. Отстегнули ремни, Ирина извинилась перед добродетелем за неприличный жест и засунула руку себе под юбку. Точно не моча. Кровь! И тут она осознала глупость своего положения - она не взяла с собой ни ваты, ни тряпочек-подкладушек. Стало крайне неудобно, но ей пришлось об этом сказать "доктору". Те тряпки, что нашлись у него, подкладывать было страшно - в саже и масле. Еще порылись в поисках чего-либо подходящего, наконец нашли кусок грубой дерюги. Кровь она впитывала плохо, но тут прапорщик наткнулся на пачку старых растрепанных листков. За неимением лучшего она попыталась подложить один из них под трусики. Все же не так быстро потечет, как дерюга напитается. Прапорщик спросил, как она себя чувствует, тошнит ли ее, кружится ли голова и не охота ли блевать. Ничего такого не было. Значит сотрясения нет, можно спокойно проводить ее за ворота, а уж до станции сама дойдет.
  
   Ирина около часа прождала электричку на Лугу, а потом в самой электричке надо тащиться больше трех часов... Она села в уголочек почти пустого вагона и почувствовала, что смертельно устала. Особой боли в матке не было, просто кровь начинала идти все сильнее и сильнее. Поезд тронулся, но вскоре от железнодорожного мелькания и легкой тряски ей стало плохо. Пыталась сидеть прямо и не смотреть в окно, но это не помогло, и Ирина отключилась. Всем проходящим мимо пассажирам казалось, что девушка просто спит, а щели в деревянной реечной лавке спокойно пропускали кровь. На полу кровавой лужи не было - под этим угловым местом как раз находится какой-то непонятный металлический ящик, своей глубиной уходящий под вагон. Ничто не насторожило окружающих. Ее труп обнаружил машинист, обходя пустой состав перед поставкой в депо. Мы конечно думали как могли - синяки на плечах, от каких-то ремней, похоже, язык прикушен... Но унесла бы Ирина тайну своего аборта с собой в могилу, если бы не ее подкладушка - на пропитанном кровью потрепанном листке было написано "Памятка-инструкция по по обслуживанию летного тренажера-катапульты".
  
   -- Аспирин
  
   Вообще-то над этим трупом чуть подумать пришлось. Да нет, что причиной смерти являлся страшный передоз обычного аспирина, мы догадались быстро - ну не совсем же дураки у нас работают, плюс анализы. Некоторую проблему составило определить непосредственную причину смерти. А вернее даже не так - причина, острое кровотечение, была тут ясна. Оставался вопрос, какое кровотечение, так как их было два. Одно маточное, из-за выкидыша, а другое желудочное, из-за острой обширной эрозии слизистой, сопровождавшейся множественными изъязвлениями - типично аспириновая смерть. Ну сколько крови вытекло из матки мы уже измерить не могли, а вот то что вытекло из желудка - запросто. Получается, что желудочное кровотечение было более тяжелым, а маточное просто помогло ему приблизить смерть. Вообще аспирин штука серьезная, каким бы пустяковым лекарством его в обиходе не считали. Аспирин свертываемость крови заметно нарушает, особенно в больших дозах. С ним надо бы на Вы, вместо того, чтобы жрать его по любому поводу.
  
   Что беременна, Жанна поняла неделю назад. Одно сомнение ее мучило - это месячная беременность или двухмесячная? По идее даже меньше месяца, хотя прошлые месячки были какие-то странные - короткие, но в две серии, в первый день помазало чуть-чуть, а потом три дня ничего, затем, правда, еще пару дней что-то такое непонятное текло. Все же наверное это была такая менстра, у нее такое частенько случалось - то циклы собьются, с непонятными задержками без какого бы на то повода, то за два-три дня все пройдет и необильно так, почти сухо, то наоборот, как ливанет и на целую неделю. Слышала она, что иногда даже при беременности бывает, что мажется, вон Светка с их группы до третьего месяца все думала, что она не залетела. Но сейчас то Жанна точно знает, что к чему - двухнедельная задержка очень соответствовала одному моменту из ее жизни. Хотя и месяц до того был один моментик... Но похоже тогда обошлось чисто, не то что в этот раз.
  
   Последним экзаменом шел Матмех - самый тяжелый экзамен на летней сессии. Штудирование дикой смеси заумной математики и физики, приправленной некоторыми наворотами инженерного дела, окончательно вымотало Жанну. А еще добавьте панический страх, который она испытывала перед этим предметом, пять, практически бессонных ночей, постоянно крепкий кофе и сигареты, и вы поймете силу Жанкиного стресса. Затем был экзамен, где она чуть не грохнулась в обморок от переживания. Принимал Интегралыч, старичок-доцент. На удивление, она ответила очень прилично, а видя ее крайнее волнение, Интегралыч разжалобился и буквально за красивые глазки избавил ее от серьезных дополнительных вопросов, спросив для вида какую-то очевидно-элементарную ерунду.. Итого "отлично"! Она так боялась завалить эту сессию, а снова вышла среди девушек лучшей в группе. "Завалить" для Жанны отнюдь не значило "не сдать" и пролететь со степухой. Она давно сидела на повышенной, а уж за обычную, то и вовсе не переживала. В Жанкином понятии завалом считалась четверка. Среди девушек бесспорный лидер, да и среди парней пожалуй тоже, ну разве за исключением Димки. Он вон харахорится своими пятаками с автоматом по Матанализу, а посмотри в зачетку, там тоже самое, что и у Жанны.
  
   Невзирая на усталость с последнего успешного экзамена вылетаешь буквально на крыльях. Ад позади, а от сессии до сессии живут студенты весело! Жанна хоть и была отличницей, но не исключением из правила. Она буквально пританцовывая вышла из главного корпуса и уселась перекурить на парапете. Блаженный миг. Тут рядом оказался Димка. Он сдавал Биссектрисе - профессору-злючке, которая недолюбливала слишком амбициозных мальчиков, и вообще слыла скрытой феминисткой. Однако судя по сияющему Димкиному лицу, с экзаменом у него получился полный порядок.
   - Привет Жанет!
   - Привет, Димон!
   - Ну как дела у нашей Софьи Ковалевской?
   - Похоже также, как и у нашего Альберта Эйнштейна!
  
   Обменявшись комплементами, они еще потрепались немного о том, что досталось в билетах, какие были дополнительные вопросы, и как пришлось выкручиваться. Затем перешли к более насущной повестке оставшегося дня. Как отметить конец сессии? Оказалось, что отличники самые несчастные люди - все остальные давно распланировали этот счастливый день, а умники, сидючи за своими книжками, об этом забыли. Пойти в кафе и сожрать там по порции цыпленка табака, запив его бутылкой сухого Рислинга или Ркацители, казалось самой естественной необходимостью. Жанна почувствовала, как Димка обрадовался, когда она согласилась ему составить компанию на перекус. У Дмитрия подруги вообще не было. Ни одной с самого первого курса. Отличник, но вовсе не зубрила, он был, как казалось, излишне целеустремленным, с нулевым вниманием на собственную личную жизнь. Вел какую-то комсомольскую работу, но то для галочки, зато много отирался на кафедрах от СНО, студенческого научного общества. Частенько заглядывал на "взрослые" научные семинары и конференции. Однокурсницы считали Димку бездушным карьеристом, но Жанна так не думала - она видела, насколько искренне тот увлекается наукой.
  
   Жанну в науку не тянуло, она полагала, что с нее вполне хватит отличной учебы. До последнего времени у нее был хороший парень, и в плане ухаживаний она считалась девочкой невакантной. Он был старше ее, и это лето для него оказалось последним - диплом, госы и распределение. Их отношения казалось выходили на серьезный уровень, но перед распределением почему-то все между ними расстроилось. Последний раз она спала с ним около месяца назад, а потом наступило отчуждение. Нет, даже ссоры не произошло, просто обоим стало понятно, что продолжения романа не будет, а с выпуском у молодого специалиста просто начнется новая страница его жизни. Финит а ля комедия - Жанна становилась вакантной. Были кое-какие сомнения насчет, чисто ли она с ним распрощалась, дело в том, что они раз трахнулись без ничего, но Жанка считала по дням, и выходил безопасный период. Хотя с ее часто плавающими циклами за такое поручиться сложно. По крайней мере на сессии она уже об этом не думала, прошли малюсенькие странные месячки, которые она списала на свои обычные нервные переживания перед экзаменами. Во всяком случае, когда она сидела с Димкой в "Орбите" треская за обе щеки сочного цыпленка и запивая его кисленьким "сухачем", то проблема залета ее уже совершенно не волновала.
  
   Димка оказался весьма галантным и уверенным в себе ухажером. Вот чего от него она от него совершенно не ожидала, наивно полагая, что обнаружит в нем теряющегося в таких вопросах инфантильного девственника. Плотно отобедав, они решили пешочком пройтись до общаги студгородка, а по пути разузнали о ближайших планах друг друга. Никаких планов опять не было. Оба уезжали через день - Жанка в свой студенческий отпуск, а Дима в стройотряд. Так получилось, что они выбрали разные потоки, Жана в стройотряд отправлялась после отпуска. Обоим завтра предстояло сдать книжки и подписать бегунок. Но это завтра. А сегодня необходимо было развлечься. Оказалось, что Димка жил в комнате с каким-то арабом и первокурсником. И тот и другой сессии сдали парой дней раньше и уже свалили. Жанкины соседки Димке были хорошо известны - две девчонки с их курса и соответственно начало их отпусков и стройотряда совпадало с Жанкиным. Значит вариант "женской фатеры" отпадает. Дальнейшее времяпровождение представлялось весьма просто, пусть и несколько прозаически. Надо было заглянуть в общагу, чтоб бросить зачетки и переодеться во что-нибудь более джинсово-прозаическое, нежели костюм и строгое платье. Затем надлежало опять встретиться и отправиться убивать остаток дня - посмотреть, что идет в кинотеатрах, а если ничего путевого, то просто пошататься в парке, например. По пути надо было купить бутылку коньяка на вечер, а потом уединиться в пустой Димкиной комнате, чтоб "спокойно посмотреть телевизор". Жана вдруг серьезно подумала, что в такой хороший день Диму не плохо бы выебать. Почему-то именно так девочки-студентки говорили о культурных мальчиках, а не наоборот.
  
   Кино оказалось везде дрянь, в парке гулять долго не пришлось, так как пошел летний теплый дождик, а бутылку они уже купили. Оставалось возвращаться и "смотреть телевизор". Похоже Димка вполне уловил настрой Жанкиных мыслей. Хоть и абсолютно трезвые, они уже целовались взасос и Димкина рука не спадала с девичьей талии. Пришли в общагу. Открыли бутылку, включили телевизор. Буквально символически пропустили по чуть-чуть, едва покрыв донышко стаканов. Похоже, что особой любви к коньячным изделиям ни у него, ни у нее не было. Поговорили за жизнь, коснулись щекотливых тем и намекнули друг другу, что с такого начала можно и по серьезному влюбиться. Такие намеки весьма сильно простимулировали половое влечение, и наши отличники трахнулись. Но тут был один неприятный момент - Жанка была на пике своих залетных дней, а у Димки совершенно не оказалось презервативов. Вот что значит полностью посвящать себя учебе. Обцелованные и раздетые, они уже и мысли не допускали, чтобы тащиться в аптеку за этой вещью. Жанка пожалела, что сама не купила, когда гуляли. Оставалось только уповать на мужское хладнокровие, выдержку и сознательность - Жанка попросила в нее не кончать. Дима пообещал. Но не сделал - не успел. Жанка попробовала что-то из народных приемов, она заставила Димку отвернуться, а сама дала туда капельку шампуня и как могла протерла уголком простыни. О том чтобы тащиться в мужской общаге в душ, и речи быть не могло. Там неприятно пощипало, может действительно мыло защитит? Не стоит сильно переживать, и Жанка блаженно уснула до утра в Димкиных объятьях.
  
   Следующий день они опять провели вместе. Сходили в библиотеку, поздавали белье, подписали везде бегунки и занесли их в административный корпус. Там же получили отпускную степуху - еще одна маленькая радость. Потом сходили в аптеку, где Димка купил пачку гандонов. Все, теперь можно не бояться, и вторая ночь оказалась куда лучше, чем первая. Утром Жана проводила Диму до стадиона, куда собирались стройотрядовцы, все в форменных куртках и с рюкзаками, вместо привычных чемоданов. Пока не подошли автобусы весь поток с интересом разглядывал новоиспеченную пару, встречались недоуменные ухмылки и вполне завистливые взгляды. А потом подали транспорт, и студенчество с песнями уехало строить коровники. Жана помахала рукой и загрустила - вновь встретится с Димкой она могла только через долгих три месяца, после месяца отпуска и двух "трудовой повинности" на благо социалистического сельского хозяйства. Вечером она села на поезд и укатила домой, к любимым папе и маме. А вот к концу отпуска она окончательно поняла, что залетела. Сделать что-либо за оставшиеся пару дней она уже не могла, а как вернулась с отчего дома, то сразу оказалась в стройотряде в далекой для нее и холодной Ленинградской области.
  
   О своей проблеме она рассказала по страшному секрету Валентине, своей лучшей подруге. Дело получалось скверное. Димка, конечно хороший парень, очень умный и серьезный. Но встречалась с ним Жана всего два дня. Его стройотряд сейчас в Казахстане, и поди пойми, а не вернется ли он оттуда со штампом в паспорте и свидетельством о браке - стройотрядовская жизнь такие выкрутасы вполне допускала. Потом вроде они друг другу понравились, но только и всего - никакими обещаниями они себя не связывали и расстались, пусть приятными друг другу, но свободными людьми. То есть впереди одна неопределенность. Еще худший вариант, если она залетела от "экс-кавалера". Тогда беременность уже больше двух месяцев. Жана была очень честная девушка и посчитала, что шантажировать Димку чужим ребенком, пусть даже и с 50%-ной вероятностью недопустимо. Но где же выход? Они только приехали, и к кому тут обратиться, да и возможно ли вообще здесь сделать аборт? Скорее всего нет. И тогда Валька дала ей один простой совет - аспирин. Две пачки на кишку и одну в дупло.
  
   Вообще удивляюсь я, как такие умные девушки могли пойти на такую глупость. Видать медицина и прикладная математика вещи из разных измерений, без пересечения в нашем трехмерном пространстве. Жана выпила две упаковки аспирина, а одну упаковку запихала к себе в место оное. Без бумажки-конвалютки, конечно, одни таблетки. Для простоты решения мы задачку упростим, слишком уж необычная фармакокинетика "переваривания" во влагалище, поэтому посчитаем просто: аспирин идет по 0,5 г "на колесо", двенадцать таблеток в упаковке, итого 18 грамм ацетилсалицилата на шестьдесят килограммов женского тела. Скрутил живот и появилась страшная изжога, а потом развилось салициловое опьянение, весьма прикольное и эйфорийное состояние. Токсикоманы, с которыми мне доводилось беседовать, описывали аспириновую интоксикацию, как куда более приятную, чем алкогольную или барбитуратную. Жанке не было плохо, Жане было хорошо. Рвотный рефлекс слегка подавлен, болевой порог заметно понижен. Когда у нее ацетилсалициловая кислота разъедала желудок, она особых неприятных ощущений не испытывала. А вот когда сломалась тонкая биохимическая машина регуляции агрегатного состояния крови, то есть кровь стала сочиться через стенки сосудов, было уже поздно. Блок простагландин-простациклинового комплекса "запустил" матку, и та стала "работать на выкидыш", что быстро добавило темпа кровопотере, ведь кровь уже вовсю хлестала из слизистой желудка. Жана похихикала, немного потащилась и умерла.
  
   Кстати зря она так. Срок ее беременности оказался всего чуть больше месяца. Соответственно Дима был папой. И ведь в тот день они практически не пили. Да, хорошая пара могла бы получиться, а какие были бы дети с такой наследственностью! Эх, замечтаешься...
  
   -- Пастинор и другие стероидные контрацептивы
  
   Уж коли мы затронули крайнюю проницаемость сосудов, ведущую к массивному кровотечению при медикаментозном криминальном аборте, то пожалуй следует рассмотреть диаметральную противоположность - "патологическую непроницаемость", да простят меня медики за столь фривольную терминологию. А ведь смерти от подобных осложнений очень частая штука при попытках провести криминальный медикаментозный аборт обычными женскими гормонами или похожими на них синтетическими стероидами. Наиболее доступны "с улицы" противозачаточные таблетки, а вот бесспорный лидер среди них - пастинор. Лидер не только по контрацепции, но и по нецелевому использованию. Вообще-то удобная таблеточка для женщины, никаких тебе специальных курсов и согласований с собственным циклом, принимаешь только когда "надо", хочешь "до", а хочешь "после". Сильный гормональный препарат и относительно безопасный. Если инструкции следовать. А если не следовать, то можно и в морг от него попасть.
  
   Очень коротко коснемся, что такое гормональная контрацепция, и как женские гормоны работают. Женский организм два типа стероидов делает - одни матку готовят к беременности, другие ее в "готовом" состоянии поддерживают. Физиологически смысл простой - женщина должна быть готовой забеременеть, но если забеременела, то доносить плод до родов. В разный период женского цикла концентрации этих гормонов разные. Вначале больше "подготавливающих", потом "сохраняющих". Ну а при падении концентрации последних - вай-вай-вай какое фиаско, менструация. Типа мы так ждали, так готовились, а вы нам плодика не послали - вычищай все и давай по новой. Мать-природа умно устроила, ну а человек ее чуть перехитрил - достаточно добавить противоположных гормонов, чтобы сбить всю систему с толку - матка "не готова", да и "не знает" об этом. А раз концентрации гормонов меняются (они-то, собственно, и составляют сам женский цикл, остальное лишь их следствия), то и противоположные фармакологические добавки к ним надо согласовывать. Поэтому большинство противозачаточных таблеток расписаны по дням. Но не пастинор. Этот препарат одновременно оба типа гормонов напоминает, а еще в организме претерпевает кучу биохимических изменений, на определенных этапах которых его продукты остаются все еще активными. Но у любых стероидных гормонов есть кое какие неспецифические действия - например от них набирают вес, и они понижают проницаемость сосудистой стенки. А если сильнейшие из них передозировать, то возможны пристеночные тромбозы - кровь на поверхности выстилки сосуда начинает свертываться.
  
   Ольгин труп мы не вскрывали - его нам из городской больницы уже вскрытым доставили. Мозг, сердце и селезенку, так вообще отдельно, как их обычный патологоанатом из органокомплекса извлек, так назад вкладывать не стал. Честно сказать, это мы его так попросили, после того, как тот или ООИ, или "токсу" заподозрил. Особо опасную инфекцию или отравление, в смысле. А было вот что:
  
   Ольга работала кассиром в кинотеатре, простая симпатичная молодая женщина двадцати-шести лет, мать двоих маленьких детей. Муж шофер-дальнобойщик, не курит и не пьет, зарплата хорошая, семья крепкая. Дома тоже забот никаких - с ними жила бабушка, которая и за детьми присмотрит, и обед сделает. Короче самая обычная счастливая тихая семейная жизнь, не только предел мечтаний, но и удел многих миллионов советских людей. Ольга была очень хорошей женой и человеком строжайшей морали - никаких походов на сторону. Даже за муж она выходила, сохранив свое девичество, что в конце советского периода факт был безусловно редкий. О том, что такое аборт Ольга не знала. Понятно, что на личном опыте она этого не знала, а так вполне была осведомлена от подруг. Уж наслушалась их рассказов о старых гинекологшах-садистках, жмущих зеркалами самые интимные места несчастных женщин, о пьяных небритых мужиках-гинекологах с трясущимися руками, однако умудряющихся выполнить подобную процедуру намного быстрее, чем парикмахеры делают стрижку, об страшном ожидании в коридоре, о боли, о слезах... Аборта Ольга боялась и поэтому предохранялась - пила таблетки. Была она женщиной худенькой, и возможность набрать несколько лишних килограммов ее нисколько не пугала. Однако есть у таблеток одно свойство - если их долго пить, то они начинают действовать все хуже и хуже. Вот Ольга за годы и привыкла к препарату. А значит и залетела.
  
   В маленьком коллективе кинотеатра такие "радости" обычно скрывали только от их единственного мужика - киномеханика. Девчонки, включая Зинаиду Михайловну, их заведующую, только посочувствовали, а Евгения, кассирша что сидела напротив, злорадно пошутила, ну вот теперь добро пожаловать на процедуру-пытку, только после почувствуешь себя настоящей женщиной, роды мол не в счет. Ольга рожала дважды, но оба раза через кесарево сечение. Воспоминания остались самые драматические, но не ужасные. А тут Женька подлила масла в огонь - ты же была под наркозом, а значит ничего не помнишь, а вот теперь тоже самое придется испытать, но уже без наркоза! Но, ты подруга, не дрефь - участь женская такая. Подобное ободрение не помогло и Ольге стало страшно. Дома она уже обговорила предстоящий аборт с мужем, но сама идея, что можно иметь третьего ребенка даже не затрагивалась. Как можно обсуждать такое - они же современные городские люди уже имеющие двоих детей, дикари, что ли третьего заводить? Да и рожать опять через кесарево придется. Нет, аборт и только. Что же, логически верно.
  
   И пошла Ольга к Зинаиде Михайловноне договариваться о том, в какие дни она работу пропустит. Зинаида тетка была что надо, хоть и начальница, а девочек своих никогда не обижала. Говорит, или бери номерок - на какой день дадут, на тот и иди. Три дня тебе больничный положен, ну а если захочется еще денек-другой после дома побыть, позвони лишь, я тебе без потери зарплаты отгулы устрою, потом воскресеньями досидишь. А какая задержка то? Что-оо? Такая пустяковая, а она уже скрестись идет! Да не будь ты дурой - сожри несколько таблеток пастинора, но не так, как там написано, а три таблетки сразу, а потом по одной три раза в день, дня три-четыре. Даже выкидыша как такового не будет - пройдет как сильная менструация, ну разве что здоровыми сгустками. Нет, сама я так не пробовала, это мне моя подруга, медсестра, рассказывала. А чего тебе терять, рубля что ли жалко? Не поможет - пойдешь на обычный аборт.
  
   Оля пастинор ни разу не пила. На обеденном перерыве сбегала в аптеку, что в соседнем здании. Пастинор не был редкостью, но особо на прилавках не залеживался в силу своей явной популярности, особенно у незамужних женщин. Но для Ольги нашелся - конечно кассирша в кинотеатре невелика птица, но тоже кое-какой блат. Из всех советских развлечений кино на первом месте было, а как фильм хороший, то очереди у касс, ноги отвалятся, вот и знали Ольгу соседи-аптекари. Им всегда без очереди билетики на лучшие места, а теперь вот Ольге таблетки без проблем. На этом же перерыве за обедом и приняла сразу три штуки. Никакого эффекта. Вечером еще одну. Опять ничего. Потом пару дней по одной каждые восемь часов - каких-либо ощущений ноль. Вроде как кальций или витамины пьет. А потом у Ольги в ночь заболело сердце. Заболело внезапно, боль была острейшая, как будто какой-то неведомый изверг раскалил до красна кинжал и воткнул его под левую грудь. Это случилось, когда она собралась своего младшего ужином кормить - так неожиданно, что тарелка с кашей вывалилась из ее рук и вдребезги разлетелась на полу. Однако сил даже как-то среагировать на это не было. Ольга судорожно схватилась за край стола и замерла, надеясь переждать приступ этой острейшей боли. Но боль не прошла, лишь чуть потупела и стала разливаться по шее, отдавая куда-то в челюсть, а потом по плечам и под лопатку. Казалось сердце взорвалось, а теперь на его месте сердца горит пожар. Ольга бессильно опустилась на стул и тихо позвала на помощь.
  
   Прибежали муж и мать, застыли испуганные дети. Ольгу перенесли на кровать и тут же позвонили в "Скорую". "Неотложка" приезжать не торопилась. Да нет, не дура и не бездушная убийца сидела в диспетчерской - умная и опытная диспетчерша сразу поняла, что жалобы на инфарктные похожи, но извините, возраст то двадцать шесть лет! Какой инфаркт?! Ну радикулит какой, продуло там... От такого не умирают, а ведь в это время кто-то реально загибается. Вот и направила она по адресу не специализированную, а обычную бригаду, да и не "по-горячему", а так следующим вызовом тому, кто был поблизости. Работайте врач спокойненько, а как освободитесь, так заскочите на этот адресок.
  
   Наконец долгожданный звонок в дверь, входите доктор сюда, пожалуйста, и быстрее сделайте что-нибудь. С Ольгой действительно было плохо - губы синие, дыхание неглубокое, глаза полуприкрыты. Но самое интересное началось с ее сознанием - классический бред! Какие-то галлюцинации, полная дезориентировка, кого-то зовет, говорит обрывки фраз. Контакт с больной установить не удалось, а расспросы родственников ничего не дали - двадцать минут назад была здорова и абсолютно нормальна, а сейчас вот, сами видите... Не долго думая снесли больную в машину и под синим фонарем и сиренным воем быстренько эвакуировали в ближайшую больницу. Там в приемном отделении моментально сняли кардиограмму - на ней картина острейшего и обширного инфаркта миокарда. Только вот с локализацией инфаркта возникли некоторые проблемы - точно сказать, где сердечная стенка омертвела, невозможно. Вроде как... Да чушь какая-то. Вроде как везде. Вся сердечная мышца, в смысле, а так не бывает. Направили сразу в кардиологию, начали классические лечебные мероприятия, что при инфарктах положены. Да только без толку. Угасло сознание, а вскоре и само сердце встало. Сразу реанимация, шарахнули током несколько раз - тело в дугу, а сердце "не заводится". К утру "перевели" в патанатомию с тем же дежурным диагнозом - острый инфаркт миокарда.
  
   Патологоанатом от такого сочетания молодого возраста и картины молниеносного инфаркта со спутанным сознанием тоже призадумался. Вскрыл аккуратно и заподозрил какую-то неведомую вирусную инфекцию, вроде геморрагической лихорадки с энцефалитом. Дело в том, что мозги, сердце и селезенка были "забиты" маленькими фокусами множественных инфарктов - как будто нашпигованы мелкой дробью микротромбозов, вызвавших омертвения тканей. Ну а молниеносные вирусные инфекции, да еще неясные и со смертельным исходом, извините, это к нам. Вот он и позвонил. Правда, тут же и извинился, товарищи военные, там может просто криминал. Тетку то и травануть могли. Поэтому вы с карантином города Ленинграда особо не спешите. А мы и не спешили - у нас на этот счет спецподразделение есть. Знаем мы и как тело перевезти, и как что закрыть, куда пускать, куда не пускать, что мыть, что не мыть, и что другое делать, пока настоящую причину не установим. Молниеносная вспышка неясной лихорадки в пятимиллионном городе к шуткам не располагает, а отравления тоже по нашей части, поэтому спасибо за звонок, ну а Ольге добро пожаловать к нам.
  
   Оказалось просто. Нашли мы и беременность с гипертрофией эндометрия - точно пошли бы месячки скоро, вымыли бы малюсенький плодик из матки. Вот с этой находки и начали круть. Никаких ядов и вирусов в крови нет, а вот концентрация стероидов чумовая. Сделали анализы подетальней, послали одному профессору гинекологии, попросили дать консультативное заключение. Ну тот и дал - такого у здоровой женщины быть не может. Посмотрите ее яичники, там сверхактивная опухоль должна быть, только такая столько гормонов может в кровь накидать. Посмотрели - яичники здоровые, и микроскопически никакой гиперплазии. В норме они гормоны выделяли. Значит она гормонами траванулась. Проконсультировались у патфизиологов и биохимиков. Что? Женские стероиды - да запросто! При передозе они запросто вызывают пристеночное тромбообразование. Ну теперь понятно, откуда инфаркты посыпались. А уж саму историю с пастинором следак за полчаса беседы в ее родном кинотеатре узнал. Зинаиде Михайловне ничего не сделали - за дурацкие советы в СССР не сажали.
  
   На последок любительницам "раскачивать" собственный гормональный фон с целью выкидыша остается только напомнить - вы таким образом много чем еще рискуете, гормоны, они же в матке не сидят, они по всему телу "бегают".
  
   -- Фикус
  
   Из этой матки мы тоже учебное пособие сделали. Сама по себе матка была вполне интересна - острый гангренозный миометрит при полуторамесячной беременности, а еще какой у нее был необычный аксессуар! Из зева матки торчал непонятный красно-зеленый рог. Штука явно женскому организму чуждая. Мы его аккуратно извлекли, а вот когда поняли, что это такое, то обратно на место запихали и этот натюрморт увековечили в банке с формалином, как пример безжалостного преступления и женской глупости.
  
   Красно-зеленый рог оказался почкой фикуса. Помните в советское время это здоровое комнатное растение было очень популярно? Фикус любили держать из-за его неприхотливости, быстрого роста и способности терпеть низкое освещение. Этакое красивое деревце в кадке, раскинувшее свои темные кожистые лапти-листья где-нибудь в казенном помещении, типа почты, кафедры, аптеки, гостиничного фойе или отдела кадров. Если посмотреть на самый кончик фикусовой ветки, то там вы обнаружите совершенно гигантскую почку размером с авторучку, только в основании толще. Если обломить этот росточек, то тот час же закапает белое, горькое и очень липкое "молочко" - фикусовый сок. В тропиках фикусы большие, там их режут и собирают этот сок, называемый латексом. Из него делают, например, медицинские тонкие перчатки. Сокодвижение в фикусе тоже уникально. Это дерево может захватывать из почвы любые бактерии и разносить их по своим листьям. При этом само дерево не болеет, а бактерии сохраняются живыми. Впрочем тогда я всего этого о фикусах не знал - пришлось почитать литературу, когда писал окончательное судмедэкспернтное заключение в уголовное дело об этом криминальном аборте.
  
   Не видеть бы нашим курсантам интересного препарата и не читать бы судмедэксперту ботанику, если бы Леночкин труп нам сама Гебуха не подкинула. Дело в том, что Лена была чрезвычайно перспективна - учитывая ее юный возраст и уровень ее выступлений, в Спорткомитете СССР законно посчитали ее достойной кандидаткой в советскую сборную по фигурному катанию. Более того, с ее данными и потенциалом, многие заслуженные тренера считали ее в недалеком будущем очень вероятной претенденткой даже на мировое и олимпийское золото в одиночном катании среди женщин. А знаете, тогда у советской рекордно-штамповочной спортивной машины поиск таких девочек был поставлен на поток, и в своих заключениях профессионалы редко ошибались.
  
   А вот с концовкой получился облом - дело каким-то макаром затрагивало интересы неких знаменитостей из Спорткомитета, и хотя мы его полностью раскрутили и раскрыли в деталях яснее ясного (смешно сказать судмедэксперты, а не следователи!) завершать его никто не собирался. Типа, вам ребята за работу, за экспертизу и протокол спасибо, но обсуждать мы это с вами не будем. Похоже, в верхах дело решено было замять. Что же касается самой беременности, то тут для нас простенькая история открылось, и все благодаря тому же фикусу. Правда нам потом слегка настучали за излишнюю прозорливость по шапке, пришлось оправдываться, что копнули глубже, чем надо, не раскрытия преступления ради, а так, из чисто научного интереса. И протокол пришлось переписать, ограничившись только медициной и стенами морга. Два дополнительных листка дернули даже из архива и уничтожили. Вот и осталась истинная причина Леночкиной смерти только в устных преданиях нашей судебки.
  
   После выступления на первенстве Союза среди юниоров Лену заметили по серьезному. Пригласили в специальную школу-интернат, дали нового, известного тренера. Началась интенсивная тренировочная жизнь с очень серьезными ставками, если все пойдет хорошо, то через год-два Лену ждет мировая известность. Тренер был властной и очень требовательной личностью. Ленкина свобода, как понятие, просто отсутствовала, все было подчинено цели государственной важности - выйти в мировые чемпионки. Регламент дня полный, режим строже чем у космонавтов, секунды расписаны. А девочка реально могла сделать рекорд и вписать свое имя в историю фигурного катания - я слабо в этом спорте разбираюсь, но как-то особо у Лены на льду прыгать-крутиться получалось, так что не до, не после нее такую фигуру никто до сих пор сделать не может. Тренер заменил ей все - семью и школу, друзей и... любовников.
  
   Перед очередным чемпионатом Союза, который и считался для советских спортсменов отборочными выступлениями и экзаменом в сборную на чемпионат Мира, тренер понял, что Лена беременна. Тренера такое открытие просто убило - это было полным срывом всех планов, назревали крупные неприятности с очень нехорошими для него последствиями. Его подопечная куда меньше беспокоила - то что девочка сможет полностью восстановиться после аборта, он не сомневался. Проблема была в другом - аборт у спортсменки государственного уровня не скроешь. Это вам не Маша с Уралмаша, ее медицинская карта полностью во власти врачей от спортивной медицины. Признайся им, и все - конечно будет высокопрофессиональный аборт в одной из самых лучших клиник, потом плохое выступление на Союзе, а там разбор его работы, причина сбоя тренировок... Ну и причины-следствия. Ладно бы просто вздули, типа не досмотрел, не уберег, плохо работаешь, дисциплины никакой... Так ведь хуже. Отцом то был он! А как притащить девочку в нормальный городской абортарий, и сделать это тихо, без лишних записей и учетной карточки, он не знал. Зато знал один метод, который во всю практиковали его старые подруги-спортсменки в то далекое время первой вспышки советского ледового спорта. Ледовых арен было мало, не то что сейчас, жили и тренировались вместе, ну и залетали. А где залетали, там и избавлялись - фикусом!
  
   Метод был чрезвычайно прост. Требовалась одна столовая ложка с плоской металлической ручкой и один росток фикуса. Ручкой ложки поднимался свод влагалища, чтобы увидеть зев матки, а потом в этот зев и вводилась острый кончик фикусовой почки. Оставляли так на ночь, а утром вынимали. Если на следующий день не происходило выкидыша, то вечером процедура повторялась снова. Вообще такое дело и неделю могло длиться, но это не страшно - у фикуса веточек много и каждая заканчивается такой вот сосулькой. Ломай, не хочу, - на лечение точно хватит. Вот тренер-наставник так и поступил. О том, чтобы его ослушаться, или там какое свое мнение высказать у Лены и мысли не возникло - за годы на ледовой арене он привыкла к беспрекословному подчинению. Зашла к нему в кабинет, улеглась на тот же массажный топчан, где он ее периодически пользовал, мотивируя абсолютной необходимостью снятия стрессов и каким-то чудодейственным эффектом мужской спермы. Вроде без этого рекорда просто не бывает. Презервативами наставник не пользовался - сам ей измерял температуру в заднице, сам за нее вел календарь ее циклов. Да что скрывать, у других тренеров она тоже видела подобные календари, исчерченные звездочками менструальных дней их подопечных - нагрузки то дают на грани физических возможностей, такое не учитывать нельзя! Поэтому и думала Лена, что вот так, после тренировки, но перед душевой все они по приказу становятся раком чтобы получить от тренера то, без чего мировое первенство не выигрывается. Тренер, он сам знает когда сколько и как. Ему надо доверять и подчиняться! Вот и сейчас Лена ему во всем доверяла, по команде перешла из коленно-локтевой позиции в лежа-на-спину и послушно раздвинула ноги. Было несколько неприятно, но не больно - в зеве матки практически отсутствуют болевые окончания. Секундное дело, и тренер засунул куда надо эту блестящую зеленую морковку.
  
   На утро она, как ей и было приказано, сама залезла к себе в хозяйство и двумя пальцами легко вытащила росток. Тренировалась как обычно, ничего не произошло. В конце вечерней тренировки тренер повторил процедуру. Утром она опять вытащила росток. На завтраке аппетита не было. Когда ехала не тренировку стала сильно болеть голова и бить озноб. Вышла на лед, и чуть не упала, как когда-то давным-давно в свои пять лет, когда мама первый раз привела ее на новый искусственный каток, где только что открылась секция фигурного катания. Лена поняла, что тренировки сегодня не будет. Будущая мировая звезда едва доковыляла до борта. Подошел тренер, спросил какого черта не идет разминка? Ах заболела! Ну а там как, в смысле по женской части, был выкидыш? Нет!? Остаток дня она пролежала у тренера в кабинете на том же злополучном топчане, накрытая поролоновым матом, но все равно трясясь от озноба. Отпускать ее в интернат тренер не хотел - такой грубый срыв тренировочного режима безусловно будет замечен. О том, что бы привести Лену к их врачу даже и речи не было - вот выкинет, тогда сразу пойдем, пусть лечат, а пока вот чай с малиной и цитрамон, ничего за пару дней с ней не случится. А температура 39? Ну так не 40 же! Потом тренер считал, чем выше температура, тем лучше борется организм. Поэтому в конце такой вот "лежачей тренировки", тренер опять попросил снять трусы и раздвинуть ноги. Если работать столовой ложкой, то что там твориться не слишком то видно, для этого нужно гинекологическое зеркало и правильный свет. К тому же есть сомнения, что по виду зева матки тренер бы заподозрил неладное. Он же не гинеколог. Вот гинеколога от увиденного сразу бы холодный пот пробил. Тренер же спокойно засунул очередной росток фикуса, потом посадил Лену в свои "Жигули" и сам отвез в интернат. На прощание сказал, что вообще это хорошо, что она заболела, при болезнях выкидыши лучше получаются, пожелал спокойной ночи и еще раз напомнил, чтоб росток вытащила только утром. А она не вытащила. Мы вытащили. На вскрытии.
  
   Мышечная стенка матки, миометрий, имела все признаки газовой гангрены. Как такое возможно? Моментальный клостридиоз из ничего, но ведь и микробиологи не врут - для них подтверждение нашего предположения тоже выше крыши оказалось. Вроде так не бывает. Правда в практике военной медицины были такие случаи. Давно и далеко - с 1942-го до 1945-го года на территории Китая. Тогда там японцы хозяйничали. Был у них специальный номерной отряд под командованием генерала Исиро Исини. Тот генерал разрабатывал программы биологического оружия для непобедимой армии Ямато. В одной из программ испытывали возможность стопроцентно летальных исходов при осколочных ранениях. Делался специальный снаряд, где кроме взрывчатки и мелконасеченного корпуса для увеличения числа осколков, имелась специальная добавочка из спор гангренозных бактерий. Выбирали те, что позлее, клостридии например. Потом дело было за малым - к столбам привязывали биоматриал в виде китайских военнопленных и подрывали снаряд. Осколочные раны получались совсем пустяковые, а вот смертность колоссальная! Данный случай чем-то напоминал нашу матку, если бы фикус был таким же снарядом. Но предположить, что этим росточком специально поковырялись в бактериальной культуре, или хотя бы в земле, перед тем, как его засунуть в матку, было как-то трудно. Пришлось читать книжки. А в книжках написано, что фикус может бактерии из земли тянуть и в листьях их складывать. Значит, все-таки такое заражение не из области фантастики получается.
  
   Для подтверждения версии оставалось только одно - найти этот фикус, взять пробу земли из его горшка на баканализ. Если вырастет там тот же бактериальный штамм, то можно считать, что найдены отпечатки пальцев. Куда поехать искать фикус? Наверное надо начать с элементарного - места жительства и места работы, Леночкиного спортивного специнтерната и катка. Перед походом за бакпробой, я еще одну пробу сделал - посмотрел групповую принадлежность плода. Мало ли... Вдруг на папу нарвемся? Вообще здесь вот какая штука - этот анализ примитивный, он отцовство на сто процентов не доказывает Хотя, если дело до какого конкретного виновника дойдет, то можно такую серологию развести (исследования антигенов крови) , что выбор запросто сузится до один на тысячу, а то и на десять тысяч.
  
   В Ленкином интернате фикусов не было, зато один нашелся в вестибюле катка. Обойдем его кругом, осмотрим. Ага, вот они - три почки сорваны. Теперь мы еще одну срежем и положим ее в стерильный пакет. Теперь стерильной ложечкой насыплем землицы из горшка в специальную банку. Готово. Ну что, уж коль пришел, пойду хоть тренера проведаю. Вообще-то это не мое дело, это так сказать, частная инициатива, я не следователь. Здрасте, входите, все как полагается. Видать мужик горем убит - сильно смерть своей подопечной переживает. Представляюсь, прошу содействия. Да-да, конечно, готов помочь. Смотрю тренировочные листы, какие-то спортивные графики. Да вот что-то и тренер не поймет, как так могло получиться, что она днем была на льду, судя по записям каталась очень плохо. Откровенно записано, что задан самый щадящий режим тренировки из-за плохого самочувствия спортсменки, проведена разъяснительная беседа, но разговора по душам не получилось. Похоже честный тренер, о причине смерти ничего не знает. Он меня об этом спрашивает, я уже готов ему сказать, чего конечно делать по инструкциям никак нельзя, интересы следствия, как-никак. Только тут мой взгляд попадает над тренерский календарь... Вот он, на столе перед самым моим носом - листочек на два месяца. А на календарике крестики рядком. Медленно, как бы случайно переворачиваю страницу - и там крестики. Той же ручкой тем же почерком кое что написано. Я уж взрослый мужской почерк от полудетского почерка девчушки-фигуристки как-нибудь отличу. Тренер крестики рисовал! Странно, что мужик учет девичьих месячных ведет, хотя большой спорт, такое вполне разумно. Не разумно только то, что ты, дядя, мне врешь! Не можешь ты не знать о залете. А когда последние нарисованы - ага, давно. Значит, все ты знал! Переворачиваю на текущий месяц - а там твоим же почерком написано слово "фикус", и три стрелочки нарисованы. Очень даже совпадает по дням с предполагаемым гангренозным заражением. А над последней стрелочкой написано 39,3, температура похоже. Но не это самое главное - большая латексная капля на этом листке. Похоже на засохший фикусный сок, а в корзине для бумаг валяется фикусный лист. Да, дядя, ты еще и глуповат слегка - даже вещдоки не уничтожил. Еще копаюсь в старых записях, уже конечно, для вида. Я думаю о другом, как бы мне понятых сюда завлечь, чтоб тихо, но при свидетелях календарик то забрать. Мне он, честно сказать, совсем не нужен, это я в подарок следователю.
  
   Пока я над этим думал, еще на одну интересную запись нарвался. Дело в том, что для советских спортсменов-рекордсменов существовал один простенький трюк. Где-то за полгода до соревнований у них отбиралось до 700 миллилитров крови. Вообще-то точное количество от веса тела зависело. Отбирали не разом, а за два-три приема, чтоб на тренировках помягче сказывалось. Из крови отделяли эритромассу, которую морозили в жидком азоте. А вот в нужное время перед соревнованиями эти собственные красные кровяные клетки размораживали и возвращали хозяину. Организму, честно сказать, лишняя кровь совсем не нужна, но на какое-то время его способность поглощать кислород возрастает, а значит возрастает способность к тяжелой мышечной работе, чем спорт и является. Так вот наткнулся я на старые записи о тренере - группа крови вторая отрицательная, далеко не самая частая, хоть и не редкость.. Как у плода, хотя тут, конечно, простые совпадения возможны.
  
   Поблагодарил я за помощь и вышел. Подошел к телефон-автомату и звякнул одному своему знакомому следаку. Через полчаса приехала ментовка, позвали пару человек из персонала катка, да при понятых мусорное ведро с листиком и календарик изъяли. Листок, значит, с пальчиками, календарик с почерком. Делу конец. Eще дождемся результатов бактериологии, все красиво напишем и передадим в суд. Тренер это дело увидел, струхнул и тем же ментам дал показания. Все подробно, что и как, чин-чинарем под подпись - типа прошу принять за чистосердечное. Тренера - в КПЗ, бумаги - к делу, вещдоки - на экспертизу. Через три дня приходят. Заключение от микробиологов и дяди в штатском. С заключением все хорошо - бактериальный штамм полностью идентичен. А вот с дядями не очень. Дело у горпрокуратуры забрали в ГэБэшное производство. Пошустрили по протоколам, наругали за самодеятельность, короче, я об этом уже рассказывал. Мы оправдываться, типа хотели как лучше, для вас же старались, хоть вы и дело не вели, но с вашей курацией оно проходило. Сами же нам и труп передали. Дали нам формочки эти гребанные заполнить с их долбанным неразглашением. Иногда у этих мальчиков в серых пиджаках все же были большие проблемы с холодной головой, чистыми руками и горячим сердцем. Уж по какой причине им надо было дело свернуть, я не спрашивал. А мы что дураки? Нам тоже как-то ссать против ветра не охота, тем более похоже, что с прокуратурой они уже обо всем договорились.
  
   Наверное с полгода прошло. Поехал я на Птичий Рынок за мотылем, на рыбалку собирался. Смотрю передо мной знакомая фигура - тренер! Идет с двумя девочками, лицом девчушки на него очень похожи, а по возрасту всего на какие пару лет младше той Лены-фигуристки будут. Наверное дочки. Весело с папой болтают, довольные какого-то щенка домой тащат. Семейная идиллия. Не могли же их папочку так быстро амнистировать? Значит никакого суда не было. Наверняка списали все на Ленку-дуру. А что, мертвые сраму не имут. Вот вам и преступление без наказания.
  
   -- Луковица
  
   Уж коли заговорили о "живых частях" растений, то страшилки ради, еще пару методов напомню, правда уже без какой-либо собственной причастности.
  
   В пору юности моей, когда я был молодой и совсем еще не специалист, что-то мне понадобилось найти в нашем музее. Наш музей странный - посетителей там нет, и билеты не продаются. Мы сами хранители, они же и посетители. Здоровое помещение, напоминающее темный склад, забитое стеллажами до потолка. На многоярусных полках плотными рядами стоят цилиндрические банки с консервирующими растворами, ну а в этих растворах плавает то, что наша братия посчитала уникальным или наглядным. Пусть мертвые учат живых - некоторые куски человеческого тела мы от трупов отрезаем и оставляем себе, ради знаний и опыта, науки и учебы. Помню я, что на одном стеллаже где-то на углу возле прохода стояла странная склянка - весьма старая, каких уже давно не делают. А в ней - матка с зародышем, в который проросли корни лука. Есть такой "деревенский" метод - вложить во влагалище луковицу донышком к матке. Лучше всего использовать "сорокозубку" - корни дает быстро, а луковица вытянутая и относительно небольшого диаметра, такая "комфортно" входит до самого свода, и носить ее в себе можно долгое время и без особых проблем.
  
   Тут механизм действия прост. Во влагалище среда кислая, там у здоровой женщины специальная биофабрика есть - определенные и очень полезные бактерии "едят" женские выделения вместе со слущенными клетками слизистой, преобразовывая все это в кислоту. А знаете зачем? Чтобы защитный барьер создать! Кроме этих бактерий, там никакие другие микробы жить не хотят. Даже гонорея, и та внутрь клеток прячется, как ее кислота жжет, а трихомонада специальную мембрану имеет - этакий плащик, микроскопический химзащитный костюм. А вот в матке среда слабощелочная, почти нейтральная. Поэтому туда, в благодать обетованную, и бегут наперегонки сперматозоиды из "прокисшей" зоны. Луковица не исключение. В теплой и влажной среде она начинает быстро прорастать, но корням ее там очень плохо. Они тянуться к тому, где им условия чем-то напоминают удобренную почву - через слизистую пробку зева внуть матки. Потом правда, луковица обычно загнивает. Как работает этот метод можно догадаться по следующему факту - наша баночка отнюдь не уникальна. Сослуживцы мои разные мединституты позаканчивали, и с их слов я понял, что по крайней мере в нескольких анатомических музеях подобные препараты имелись. Отмечено такое и в специальной литературе, и даже в художественной - например, в "Казусе Кукоцкого" у Улицкой об этом очень хорошо написано. Вплоть до препарата - тот же метод криминального аборта. Значит повсеместно мрут женщины от обыкновенного лука!
  
   Датирована баночка была 50-ми годами ХХ-го века. Искать старые журналы и что-то там смотреть по этому делу, а тем более заказывать из архива древний протокол, не было абсолютно никакой нужды. Об этой банке я мельком спросил Паренхиму, нашу лаборантку-препаратора и старейшую сотрудницу. Паренхима, конечно ее медицинская кличка, а имя Павлина Андреевна. Эта уникальная женщина работала уже семнадцатый год (!) после своего законного выхода на пенсию, но несмотря на преклонный возраст, имела приличную память. Этот труп она помнила.
  
   Доставлена из "Крестов" - известной Ленинградской тюрьмы и знаменитым своими беспредельными порядками следственным изолятором. Вообще многие зечки всеми неправдами стараются забеременеть - им сразу идет громадное послабление режима. На криминальный аборт в тюрьмах идут крайне редко, в отличие от "воли". "На киче" только заяви о беременности, так все надзиратели и "кумовья" (начальники спецучреждений) наперебой начнут склонять такую женщину к медицинскому аборту - им же забот меньше, нет возни с беременной, роженницей и малышом. Плюс персонал поставлен, чтобы кому-то сидеть, неся наказание по полной строгости, и облегчать участь заключенного в его обязанности не входит, особенно когда это касается грубого нарушения режима. Ну и тюрьма, если ваши заключенные беременеют! На зонах легче - там свиданки в комнатах с мужьями бывают. А как бедных залетевших зечек порою избивают контролерши внутреннего порядка, просто заставляя идти на аборт, а то и просто "вышибая" плод на выкидыш!
  
   Здесь же вот какое дело оказалось - эта молодая красивая женщина была у "мамани" личной "лизалкой-ковырялкой". Или "коблой", аналогу "петуха" на мужской зоне. Только если петухи там девочки, то коблухи, соответственно, мальчики. Это точно подтверждала ее короткая прическа - коблу стригут часто и на лысо. Жизнь у коблухи хуже петушиной - например "авторитетная" бабья блатота порой их заставляют вылизывать себе кровь во время менструаций, а то даже анус после оправления естественной надобности. Ну и изображать мужика при помощи самодельного или подручного дилдо - какого-нибудь огурца, морковки или набитой хлебным мякишем модели полового члена, сделанного из чулка, да и много чего иного. Понятно, что в таких условиях просто биологическое сохранение организма отключает у бедных опальных коблух последние протестные механизмы.
  
   Но здесь скрывается один интересный парадокс, с которым, к сожалению, судмедэксперты и судебные психиатры сталкиваются весьма часто. У "зоновского" мужеложества корни проще - однополый секс там имеет в основном заместительную (баб нет) и садомазохистскую природу. А вот на женских зонах включается еще и сильный истинно лесбийский компонент. Поэтому для "авторитетщицы" личная "ковырялка" не просто секс-рабыня, но еще и тайный, подсознательный объект обожания, каким бы садизмом ее лесбийский драйв не прикрывался. Многие из этих "мам" далеко внутри сами по себе "мужички", и их садистские наклонности выступают простым заместительным механизмом главной внутренней потребности обладать женщиной. Заставляя свою коблу совершать порой беспрецедентные по своей унизительной жестокости вещи, они ревностно берегут ее от чужих посягательств. Формируется плотная садомазохистская пара, устраивающая и низы, и верхи. Доказательством тому служит весьма низкий (по зоновским понятиям и очень специфической статистике) процент кобловых самоубийств (не из рядовых "опущенок", а именно личных рабынь "авторитетных мадам"). Понятно, что попади такая на на врачебный аборт, или роди бы, то перевод в другую камеру ей был бы обеспечен. А это означает начинать жизнь сначала, и уже с самого низового статуса в полной неопределенности. Остаться при "хозяйке" стало самоцелью, вот и решилась эта несчастная на аборт по-народному - луком. Интересная получается картина - уж при каких условиях какой конвоир ее "дернул", мы понятия не имеем, но пошла женщина на криминальный аборт не из-за мужика, а из-за бабы! Полной причины смерти я не знаю, но сдается мне, что там пошла инфекция.
  
   -- Филодендрон
  
   "Филодендроновый" метод, к счастью, в России не популярен, не растет у нас лиана Phylodendron oxycardium. Эта штука из тропической Латинской и Южной Америки. Зато у нас в горшках растет сциндапсус - комнатный цветок-плетучка, родом с Кубы. О том, что последний работает, как филодендрон я слышал из уст весьма компетентных лиц, а вот в судебно-экспертной практике сталкиваться не приходилось. О филодендроне я тоже слышал со стороны, близкой нашей теме, но далекой от судебки. Один мой друг в погонах стал гинекологом. Военным гинекологом, хоть это и звучит курьезно. Служил он начальником отделения в одном крупном госпитале, и под самую перестройку оказался советником-специалистом в Никарагуа. Тогда там последователи Парня Че вовсю комплектовали свою армию революционно настроенным женским полом. Ну и как положено, от Клары Цеткин и Розы Люксембург эти "комсомолки" не отставали - беременели с завидной регулярностью (видать в списках советской материальной помощи презервативы не присутствовали).
  
   Так вот повстанки-солдатки в своей массе избавлялись от плода старым индейским способом - кусок зеленой лианы срезался так, чтобы на одном краю черенка оставалась почка. Этот черенок вкладывался во влагалище почкой во внутрь. Буквально за неделю корень входил в зародыша, раздражал маточный канал, и происходил выкидыш. Однако иногда выкидыш не происходил и тогда, следуя индейским народным советам, оставался шанс подождать еще немного до гибели лианы, а потом за черенок попытаться медленно вытянуть плод из матки. По свидетельству того военного гинеколога, все без исключения женщины, которые попадали ему на этом этапе искусственного прерывания беременности, уходили или с полностью ампутированной маткой, (вернее совсем без матки) или их уносили на кладбище от разлившихся генерализованных инфекционных осложнений. Так что и метод народной медицины Майя и Ацтеков ой какой небезопасный.
  
   -- Горец Мясоподобный
  
   Читается "горЕц", а не "гОрец", хотя эти горцЫ растут тамже, где и живут гОрцы - в горах. Хотя слово "горЕц" от слова "горький" происходит. Трава это такая. Растет в альпийской зоне Кавказа и Карпат. Цветок чем-то похож на клевер, только гораздо длиннее, а по виду точно сырое мясо. Листики же щавель напоминают, перепутать легко. Кто в советское время горными походами увлекался, наверняка помнят ситуацию, когда туристский зеленый борщ из дикого щавеля варили. Щавель в кипятке моментально буреет, а горец становится каким-то ядовито-зеленым. Как попадут такие листочки в котелок - все, борщ выливай, он горький становится. Есть в этом семействе и лечебные травы, например горец болотный хорош при маточных кровотечениях - матку сокращает, помогает крови свернуться. Горец мясоподобный тоже матку сокращает и тоже кровь сворачивает, но во всех справочниках числится как растение ядовитое. Не зря числится.
  
   Труп Светланы нам доставили прямо из метро. По свидетельству очевидцев, стояла себе нормально женщина у стенки вагона, абсолютно нормальная, книжку читала, и вдруг бац - свалилась замертво без какой-либо внешней причины. Вначале думали, что обморок, положили на сиденье, на первой станции дернули стоп-кран. Ну а когда из медпункта фельдшер с ментами прибежали, то уже стало ясно - мертва. А всякая внезапная смерть на улице это к нам.
  
   Мы ее вскрыли и нашли там "наездника". "Наездник" это такой длинный тромб, сгусток свернувшейся крови. Он формируется в какой-нибудь вене, а потом отлетает в кровоток. Путешествует такой тромб секунды - транзитом проходит сердце и летит в truncus pulmonalis, здоровый кровеносный сосуд, из которого кровь из сердца в легкие течет. Легких у нас, как известно, два - правое и левое. Вот и сосуд этот надвое делится. Как долетает тромб до этой развилочки, так на нее "верхом" и садится. А тогда сразу каюк - стоп сердечно-сосудистой системе, коллапс, смерть.
  
   У Светланы по непонятным причинам начался тромбоз маточных и геморроидальных вен. Ну еще аборт в ходу, но вроде только начавшийся, без особой кровопотери. Полуторамесячная беременность, небольшое отслоение. В таких ситуациях бывает, что женщина даже не чувствует начало выкидыша. Взяли кровь и желудочное содержимое на алкалоиды, хотя истинную причину установили не мы, нам ее муж покойной рассказал. Я сразу признаюсь - с родственниками не беседую. Я их боюсь. Вот мертвецов не боюсь, а их родственников боюсь. Такой вот трусоватый судмедэксперт. Поэтому когда заявился ее муж, я сразу убежал и спрятался в морге - там двери толстые, спокойно и не страшно. С ним уже коллеги посмелее поговорили, а мне уж потом рассказали.
  
   Светлана была очень интеллигентной женщиной тридцати девяти лет от роду. Работала она библиографом, если я не ошибаюсь, это что-то связанное с каталогами научной литературы в крупных библиотеках. Двое детей, уже довольно большие, любящий муж - хорошая прочная семья. С абортами Светлана была знакома не понаслышке, и эти процедуры, как большинство женщин (наверное все), люто ненавидела. Поздние дети в их семье не планировались, поэтому узнав, что беременна, Светлана только вздохнула и восприняла очередную грядущую экзекуцию, как осознанную необходимость. У Светланы круг друзей состоял исключительно из людей культурных. Например возьмем Раису Андреевну. Одна из подруг, большой духовный авторитет для Светланы, да и человек крайне незаурядный. Занимается йогой, нетрадиционной медициной, соблюдает вегетарианские диеты (по сезону), в свои сорок по утрам бегает, а летом обязательно ходит в горные походы. Вот это характер и здоровый образ жизни! А еще она понимает толк в травах. Раиса Андреевна со своего горного активного отдыха никогда пустой не приезжала - всегда привезет чего-нибудь лечебного, то наберет где-то мумие, то каких трав. Из последнего похода она вернулась с двумя кульками - боронца альпийского (лечит алкоголизм) и горца мясоподобного (помогает по-женски).
  
   О том, что горец вызывает выкидыши известно издревле. В понятии Раисы Андреевны "помогает по-женски" имело весьма широкое трактование - если что-то не так в малом тазу, тогда эту траву надо пить, поможет. Ну например если угроза выкидыша, или наоборот, если выкидыш нужен. В первом случае надо дать чуть-чуть, а во втором много, вот и вся разница. Поэтому когда Светлана пришла к ней вечерком посудачить и ненароком обмолвилась о своей проблеме, то Раису Андреевну, как всегда прошиб энтузиазм. Высказав очередное недоверие к официальной медицине, она воздала осанну медицине нетрадиционной. Какие все же эти доктора дураки! Шесть лет учатся, потом год в какой-то интернатуре сидят, затем еще пару лет в клинической ординатуре, а все напрасно - такие простые вещи делать не умеют, что такое биополе и аура не знают, все бы им резать, да над бедными людьми издеваться. По словам Раисы Андреевны выходило, что аборты придумало Министерство Здравоохранения, чтобы занять толпы безработных гинекологов. Для настоящего знатока необходимо полностью полагаться на сами биологические возможности организма - женский выкидыш всегда чище, лучше, безопасней и естественней аборта. Кстати "от шлаков помогает" избавится. Знаете, есть такие шлаки... Ну там у нас где-то есть. Внутри, наверное. А чтобы организму дать команду на избавление от плода, то необходимо просто попить отвара вот этой травки. Правда отвар очень горький, зато "кровь чистит". Была у вас кровь грязная, а как этой горечи выпьете, то станет чистая. С выкидышем тоже проблем никаких - все естественно. Ради демонстрации Раиса Андреевна быстро приготовила отвар, и Светлана его выпила. Очень горький, но заставить себя можно. Затем Лариса Андреевна отобрала для подруги добрую половину мешка и посоветовала пить три раза в день. Три раза не получилось. Получилось один раз - утром. Ночью у нее пошел аборт с резкими изменениями свертываемости крови в сторону тромбозов, и открывшаяся рана на стенке матки стала инициатором тромбообразования. Вообще-то из брюха кровь в печенку идет, но не из всего. В малом тазу есть вены, из которых кровь может оттекать минуя печень прямо в сердце. Там и сформировался "наездник".
  
   -- Гадючий зуб
  
   Уж если говорить о проблемах свертываемости крови при криминальных абортах, то эту историю можно вспомнить только как уникальный курьез. Хотя уникальный для Ленинграда и области. В Киргизии и на юго-востоке Казахстана такой народный метод прерывания беременности весьма известен. Моя личная гипотеза распространения этого метода в данной географической области бывшего СССР объясняется близостью к Китаю и неким культурным родством с китайскими уйгурами, большинство там мусульмане, но некоторые приемы традиционной восточной медицины тоже практикуют. Сразу скажу, что этой медицине никаких дифирамбов я петь не буду - мода модой, но слишком уж хреново она работает. Всякие там толченные кости тигра, рог носорога, крысиные усы и змеиные зубы - ну пусть мы глупы и зашорены, пусть абсолютно не понимаем механизма действия этих снадобий, но как быть когда не видно самого действия! Ни статистически, ни клинически, никак. Есть красивые визитки и приемлимые цены от специалистов по восточной медицине. Насчет массажа шиатцу, акупунктуры и прижиганий я помолчу - здесь я не компетентен. А женьшень, аралия, элеутерококк, лимонник - по моему это уже лет сто как в обычной "традиционной" медицине используется. В смысле врачами. А вот остальное... Дело добровольное - хотите обманываться, обманывайтесь на здоровье! Но знайте, от этого здоровью иногда плохо становится.
  
   Юлия была геологом. Со своей партией они "копали" скалы Тянь-Шаня на "редкоземелку и стратегичку" - бериллий, цирконий, ниобий, молибден, ну уран, конечно. С начальником партии установились весьма теплые отношения. Нет, она прекрасно понимала, что у него жена, семья нормальная, ребенок есть. Ничего и не требовала, просто шесть месяцев "в поле" тоже не шутка. Конечно ей нужна диссертация, конечно хотелось, чтоб поработали не только на поиск, но и на ее тему, но не из-за этого она с ним спала. Просто она молодая незамужняя красивая женщина и ей тоже кое-чего хочется. Уж лучше с начальником, чем с шурфовщиком или водителем. Обретаешь негласную власть, тема движется, и удовольствие с удовлетворением. Похоже только вот залетела. Вообще-то это не проблема. Ему можно все объяснить, скоро пойдет вниз машина с пробами, он пошлет водителя со мной в больницу, там сделают. Можно даже домой в Ленинград слетать и сделать там, не на необитаемом же мы острове мы сидим. Задержка пустяковая, вторая неделя пошла, как нет предполагаемой месячки. Ну ладно, тогда через неделю и поеду, а пока вот что попробую. Мужики недавно здоровую гадюку убили и голову ей отрезали. Голова с разинутой пастью висит на палке около палатки с намытыми пробами, оставили вроде тотема, смеха ради. А эта уйгурка, что нам молоко продает, сказала что "ааа, зуб хороший, если рожать не хочешь когда беременная, детей не будешь заводить - само выйдет". Скоро она придет, надо ее спросить поконкретней, что же она имела в виду. Черт их знает, этих китайцев, может что дельное подскажут, народная мудрость древней цивилизации, как никак.
  
   Послышался звон колокольчика, сделанного из автомобильного поршня - излюбленный инструмент местных пастухов. Они их цепляют на свой скот, чтобы было легко его найти за камнями или в тумане. Ну и на брички-кибитки цепляют, чтоб с "музыкой" ехать. Юля вышла из палатки, точно - подъехала та же самая уйгурка с молоком и сыром. Пастушеская жизнь не сильно балует людским общением, и уйгурка с радостью ухватилась за возможность поговорить, да еще поучить русскую уму-разуму. Оказалось, что снадобье готовить очень просто. Надо сжечь чуть-чуть полыни до белого пепла. Потом найти змею, которая "очень плохой быть - гадюка". Эту змею убить, голову отрезать и высушить. Затем вырвать из сушеной змеиной головы верхние зубы (посоветовала это делать плоскогубцами), потом зубы надо растереть в порошок и смешать с пеплом. После взять одну головку хлопка, коробочку оторвать, а в вату аккуратно ссыпать порошок и "твоя женский дырка туда". Все, на утро аборт гарантирован.
  
   Экзотики, конечно, хоть пруд пруди, но решиться белой женщине на такое... Как-то не верится. Первое, что Юля сделала, так это пошла в палатку с документацией. Дело в том, что перед экспедицией им всегда читают подробный инструктаж, в том числе и про ядовитых змей. Обязательно наличие противоядия, сыворотки, расписанной по змеиным видам. Потом дают специальную книжку-памятку, которую надлежит хранить рядом с сывороткой. Ей вспомнились слова того дядьки на инструктаже - он говорил, что змеиный яд действует только в одном случае - при попадании в кровь. Если капля попала на кожу или даже в рот, то никакого вреда не будет, поэтому при укусах любых змей яд из ранки можно отсасывать абсолютно без риска хоть как-то отравиться. Еще он говорил, что в змеиных зубах вообще никакого яда нет, случаются даже "холостые" укусы. Яд находится в специальных железах по бокам головы, а через зубы он просто впрыскивается, подобно лекарству через полую иглу шприца. Юля открыла памятку - точно, памятка слова лектора полностью подтверждала. Тогда она пошла к палатке с пробами и аккуратно сняла голову с шеста. Она положила ее на стол и стала подъискивать подходящую картинку из памятки. Картинки были черно-белые и нечеткие, а голова уже ссохшаяся, точно определить вид змеи было трудно. Однако получалось одно из двух - или vipera vipera (здоровая гадюка обыкновенная), или vipera lebanica (молодая ливанская гадюка, чаще просто называемая гюрзой). Яды их оказались идентичными по своему действию, хоть на них и имелись разные сыворотки.
  
   Похоже метод, предложенный уйгуркой был безопасным, но и не имел под собой никакого научного обоснования. Юля взяла фарфоровую ступку и пасатижы. Выдрала из головы два подсохших змеиных зуба. Потом прямо у входа палатки сорвала полынную веточку. Сожгла ее в блюдце. Растерла зубы, добавила в полученный порошок пепла и еще раз перетерла. Хлопка у нее не было, зато была вата - какая разница, та же самая целлюлоза. Соорудив нечто вроде ватного кулечка она ссыпала туда получившуюся щепотку порошка, а затем выглянула из палатки, не идет ли сюда какой мужик. Мужиков к ней не направлялось, она быстро спустила штаны и заправила тампон с полученным снадобьем как можно глубже внутрь себя.
  
   До вечера никаких особых ощущений не было. Юлька даже села с шофером в "Газон", и они съездили забрали пробы с нижних, потом верхних шурфов, что были в самом низу ущелья и на хребте. А по пути домой вдруг появилась боль в матке и озноб. Возникла слабость и Юлька почувствовала как стало бешено колотиться сердце. От этого внезапно развившегося приступа сердцебиения в голове закружилось и застучало в висках. Она моментально попросила немедленно остановиться. Шофер тормознул и демонстративно уставился в окно на своей стороне, мол иди себе спокойно по маленькому. Она выскочила из кабины, зашла за колесо и вытащила тампон. Тампон был в крови, и из нее текло, правда не очень сильно, может чуть сильнее обычных месячных. Она решила по приезду для верности немедленно проспринцеваться, однако у нее камнем сдавило грудь и возникли серьезные затруднения с дыханием. Юлька поняла, что дело крайне серьезное, и молчать ей не следует. Сразу по приезду она поплелась к начальнику экспедиции рассказывать свою глупую историю. Тот все подробно выслушал и пошел к радисту. Они долго говорили по рации, но оказалось, что вызвать вертолет уже практически невозможно - темнело и на темно синем небе лишь где-то далеко выделялись белые вершины Победы и Хан-Тенгри. Ночной полет по ущельям был бы равносильным самоубийству. Оставалось только одно - вколоть Юле гюрзиной и гадючьей сыворотки и на их Газоне быстро отправиться вниз, где есть "табиб". Доктор по-местному. А это километров сто если не больше по очень плохим горным дорогам.
  
   Однако здесь случилось самое неприятное. Сыворотка напоминала желтоватый порошок, точнее даже не порошок, а скорее хлопья, закатанные в маленькие пенициллиновые пузырьки. Туда следовало добавить воды для инъекций, потом хорошо взболтать, а потом колоть. Сыворотка должна была храниться в одном ящике с памяткой и листом-описью. Внешне змеиная сыворотка абсолютно одинакова, от какой она змеи помогает, надо читать на пузырьке. Согласно описи у них должно быть по три пузырька от гюрзы, гадюки, кобры, эфы и щитомордника. Там действительно было пятнадцать пузырьков, но на каждом было написано одно и тоже - "кобра среднеазиатская". Никакой другой сыворотки больше не было. За всю экспедицию никого змея не кусала, и никто эту сыворотку не проверял. Юльке на всякий случай ввели дозу "кобры", положили в кузов газона и отправились в долгое путешествие вниз. К больнице добрались куда за полночь. Юльке было очень плохо, она периодически теряла сознание, дыхание становилось поверхностным и неравномерным.
  
   Дежурный доктор, нацкадр, выпускник Фрунзенского Мединститута уже основательно подзабыл русский. Конечно преподавание тогда велось на русском языке, просто он уже лет двадцать, как сидел в этой глубинке, которая была его родиной. В этом уголке русских не было, зато были почет и уважение местному табибу. Но остатки кое-каких профессиональных знаний у него сохранились. Полчаса ему пытались объяснить, что произошло, и просили вколоть гюрзиную и гадючью сыворотки. Доктор заметил, что история очень "нэправда брэхня", так как гюрза женщинам между ног не залезает и "слющай, матка кусат нэ умеет". Потом он резонно заметил (кстати совершенно справедливо), что от укола сыворортки тоже часто умирают, а закатать сразу три сыворотки - кобры, что уже было сделано, гюрзы и гадюки, что просили сделать - "слющай, очень-очень много". Наконец Юльку положили под капельницу и догадались раздеть и осмотреть, правда только внешне, а не гинекологически. Внизу живота и на пояснице появились темно-синие пятна. Доктор тогда согласился, что такая картина действительно похожа на укус гюрзы или гадюки, но вот двух маленьких точек на теле - следов укуса, он найти не может. Неужели и вправду в матку? Ему еще раз объяснили про странный метод "китайского аборта", на что тот только затряс головой и замахал руками. Конечно мусульманские женщины не такие как русские и такого безобразия себе не позволяют, но он сам об этом методе десятки раз слышал и стопроцентно уверен в двух вещах: во-первых этот метод "гюпый шайтан шютка, такой глюпый, что совсем не работает" - еще никому таким образом беременность прервать не удалось, а во-вторых этот метод абсолютно безопасен, "мало-мало толченой кости и пэпэл из тарва" во влагалище еще никому не навредил. По словам доктора метод этот - чистое плацебо, и какое-либо его действие основано только на психологии. А тут похоже русский садист змею этой женщине между ног запихал, где та ее и укусила. А поэтому надо в центр звонить, ментам докладывать. Что он и сделал. А вот чего он не сделал, так это не провел соответствующей инфузионой терапии, не сделал серотерапии (сыворотки), не обеспечил реанимационные мероприятия, направленные на поддержание жизненно-важных функций, да и вообще практически самоустранился от какой-либо адекватной медикаментозной поддержки. Юля умерла.
  
   Ввиду абсолютной необычности истории, в которую особо никто не поверил, труп перекинули самолетом к нам. Получили мы его слегка подпорченным, но вполне годным к исследованию. Что оказалось: смерть действительно наступила в результате действия гемотоксина - яда гадюк. Второй интересной находкой оказалось то, что Юля не была беременна, у нее просто наступила физиологическая задержка менструации на недельку или чуть больше - штука, частенько случающаяся с любой здоровой женщиной. Так что убила она себя совершенно зря.
  
   Мне, если честно сказать, до сих пор не очень хочется верить в эту историю, но никаких малейших зацепок, указывающих на что-либо друге мы не нашли. Главная причина неверия, это даже не то, что без пяти минут кандидат наук вдруг стала толочь змеиные зубы, выдранные с сушеной головы, лишь затем, чтобы вместе с сажей их заправить себе во влагалище. Чуден мир, а люди в нем еще чуднее. В чужих головах порой творится такое... Мы, судмедэксперты, сталкиваемся с последствиями "завихрений в мозгах" куда чаще, чем люди других профессий. Достаточно рассмотреть проблему садизма и изнасилований, чтобы отменить всякие критерии "нормальности" к внешне нормальным представителям homo sapiens.
  
   Мой скептицизм основан на другом - на природе яда гадюк. Это белок, протеолитический фермент, разрушающий клетки крови, стенки сосудов, и запускающий сложные каскадные реакции тромбообразования. Белок - это очень большая молекула. Трудно поверить, что он способен так хорошо всосаться, пусть даже через утонченную стенку влагалища. Я помню веселый случай, как один подвыпивший биолог-герпетолог на спор одну за одной сожрал три чайных ложки змеиных ядов - кобры, гюрзы и еще какой-то твари, обитающей в окресностях Ашхабада. Сказал, что яд кислый на вкус. Так вот с ним ничего не было, если не считать того, что он выиграл ящик водки. Чайная ложка сухого змеиного яда это очень много. Ее за рабочий день опытный герпетолог в том же Ашхабадском серпентарии едва ли мог надоить - это сотни змеиных укусов, плюс яды этих змей имеют различное токсикологическое действие. Но если вы не страдаете кариозными зубами или язвой желудка, то они в кровь попасть не могут. А попав к нам брюхо вреда от них будет не больше, чем от трех ложек желатина! Белок переваривается и все дела. Конечно во влагалище он перевариться не может. Но давайте вернемся к нашей ситуации - там яда было чуть-чуть, а у герпетолога сотни доз. Значит то, что оставалось у него после прохождения через пищевод, на миндальных складках глотки и во рту, через слизистую не всосалось! Будем считать факт экспериментально доказанным. Ну и наконец последнее - откуда в зубах яд? Он ведь и вправду в железах, а от толченой эмали и дентинной пыли еще никто не умирал - вспомните хотя бы свои визиты к стоматологам, они нас тоже толчеными зубами подчуют, правда нашими собственными.
  
   А теперь серьезное "за" - следы ваты, пепла и яда у нее во влагалище мы обнаружили. Правда не гадючьего, а гюрзиного, но какая разница, токсикология у них одна. А теперь попробуем смоделировать ситуацию. Мужики убивают змею и открывают ей рот, голова змеи какое-то время "жива" - мышцы ее желез рефлекторно сокращаются и выжимают яд. На ветерке в условиях среднеазиатской сухой жары капли яда быстро высыхают прямо на зубах и соответственно попадают в "снадобье". Там кислая среда и мокро - то что надо для полного растворения. Наверное, будь Юлия беременной, может ничего бы и не случилось. Но у нее случилась обычная менструация - и кровеносные сосуды стенки матки оказались открыты. Потом она поехала на нижний шурф - перепад атмосферного давления, повысилось давление снаружи и втолкнуло содержимое влагалища на обнаженный эндометрий. Матка "всосала" яд. Громадная контактная поверхность, идет резорбция в кровь, а отсюда все местные изменения и токсикология как при укусе. И соответсвующая смерть.
  
   -- Конский волос
  
   А вот кто она, мы не знали. Бесхозный труп. Был вызов "Скорой", на улице девушке плохо. Ну те приехали, загрузили, повезли в больницу, по дороге развернулись и повезли в морг. Одета хорошо, лет этак около двадцати, двадцати-двух. Весьма симпатичная. В кармане кошелек, рублей сорок денег (приличная сума по тем временам, чтоб с собой носить), ключи. И больше ничего. Хоть бы сумочка женская - кладезь информации. С бесхозными одна проблема - хранить их долго надо, жди пока кто объявится, опознает. Тогда картотеки граждан на картонках в паспортных столах лежали, никакого тебе компьютерного поиска, ни программ идентификации личности по фографии и базе данных всех подданых страны. Трудно было. Поэтому мы сразу проводили работу, узнавали что да к чему, потом ложили тело в холодильник и положенное время ждали. Ну а потом хоронили безымянных. Конечно всех документировали и фотографировали, а потом сдавали в архив. Если когда чего выплывет - вот вам материальчик. Какое преступление, или там несчастный случай, а может просто болезнь какая - от этого зависит, какой следак дело поведет, а может там и вести нечего, если например смерть естественная. Ну взял да помер, какое тут преступление?
  
   Она беременная была, но похоже после выкидыша - желтое тело в правом яичнике, матка увеличена, вот эндометрий восстанавливается. Да и слегка малокровная, как всегда после выкидыша бывает. То что выкидыш самопроизвольный был, это точно, ее не скребли. Сроки уже труднее установить, но похоже не более четырех недель. Пустяк, а не абортик. Да вроде и прошел гладко - от такого не умирают. С такими запросто на работу ходят. А эта молодица взяла да померла, только вот от причины слишком необычной. Когда вскрыли камеры ее сердца, то в правом желудочке на фоне некоторого острого эндокардита нашли здоровый конский волос. Он скрутился, запутался в хордах, что клапаны держат. Кое где на нем тромбы флажками наросли, а вот один его короткий конец вошел в сам миокард. Из короткого участка конского волоса весьма жесткая и упругая "пика" получается. В сердце она воткнулась в очень нехорошее место - в узел, который генерирует возбуждения сердечные. Произошел там некрозец - омертвела эта система, возбуждающая сердцебиение, да проводящая сердечное электричество по всему миокарду. Потрепыхалось сердце чуть-чуть в бесполезной фибрилляции, да и стало. Так уж наше сердце устроено - ему для того, чтобы биться нервов не надо, нервы ему лишь приказывают как быстро биться. А бьется оно само, благодаря своей системе сердечного автоматизма.
  
   Вообще конский волос для Ленинграда это экзотика. Я понимаю, леска там, струна какая или нитка... Но конский волос? Дежурный следак в цирк, в зоопарк, на ипподром звонил, нет, у них сотрудники на пропадали. Трудно найти такую работу, где в силу профессиональной вредности конский бы волос в женское сердце попал. С человеческим полегче - спросите в парикмахерской мужского мастера, некоторые имели удовольствие загонять короткий кусочек волоса себе в палец, до нарывов доходит. Но парикмахеров конских хвостов в советском Ленинграде не было. Похоже, значит не случайное это попадание. Зачем-то тетка его себе по вене пустила? Да еще его достать надо - матерьяльчик то экзотический, наверное именно для этой цели подобранный. Чтоб сдохнуть? Не похоже. В армию ей не призываться, косить от нее тоже не надо. Инвалидности захотела? Молодая и красивая. Вряд ли. Мотивации нет!
  
   И стали мы укольную точку искать. Я грешным делом подумал , что проглотила она его, да тот через стенку вены пищевода прокололся. Затем на том внутривенном кусочке (он же для крови инородный) формируется тромб-"парус", и за этот парус его кровь дальше по сосуду тянет, пока весь волос не всосет. Механизм понятен, теперь надо найти иголку в стогу сена - откуда этот волос в сосуд полез. Стенка пищевода оказалась не причем - я ее под громадной лампой с увеличительным стеклом очень долго и очень пристально разглядывал и ничего там не нашел. Ниже желудок и кишки, так там и искать бесполезно - от них вся венозная кровь через печень отливает. Пошинковали печенку - нет, через нее волос не пробегал. Во-первых невозможно, во-вторых, если было бы возможно, то след бы в ее тканях оставил. Кожные покровы давно осмотрены, кроме задиров-заусениц от недавнего маникюра, ничего нет. Через палец такой волос не затолкаешь. Задницу осмотрели - нет, в геморроидальных венах чисто. Даже дурные мысли появлялись, может как через рот, в подъязычную вену, а может в синус черепа, через край глаза? Да глупости это - нету входного укола! Потом нашли. В вагинальной вене. Только еще кое что еще нашли - в выкинувшей матке волосок тоже поблужал, очень уж характерные накольчики оставил. Еще одно интересное наблюдение, войти в ту вену он мог только выходя из маточного зева. Вот мы и нарисовали картинку.
  
   Наша прекрасная незнакомка пошла к другой незнакомке избавиться от беременности народным способом (то есть на преступное деяние под названием криминальный аборт). Вторая незнакомка (или незнакомец) тут весьма вероятны, хотя она могла умудриться конский волос туда сама засунуть, это возможно, но очень трудно. Так вот, суть метода состоит в том, что в беременную матку через зев запихивается на всю длину конский волос. Понятно, что он там рвет амниотические оболочки плодика, раздражает эндометрий, и матка рано или поздно начинает сокращаться. Конец волоса невозможно без специального инструмента полностью запихать в полость, и он остается в маточном канале, а то может вообще торчать из зева. Получается, что этот волос протыкает стенку в глубине влагалища по направлению изнутри наружу, входит в расширенную полнокровную вену влагалищного сплетения (они полнокровны, так как аборт же в ходу, плюс раздражение). Дальше на волосе формируется тромб-парус и он начинает уходить в сосуд, влекомый током крови. Сокращения матки с "рождением" остальной длины этому процессу помогают. Потом плод оказывается снаружи, а волос внутри, ну а дальше путешествие до сердца и смерть. Так и захоронили ее бесхозной, без имени под номером.
  
   -- Горячая ванна
  
   Труп этой симпатичной женщины был тоже весьма интересный - "руки прачки", но не холерные, а от пребывания в воде, правда весьма недолгого, но необычного. На теле видна четкая линия погружения, по границе которой кожа имела совсем разный тургор (эластичность). Такое бывает если вода горячая, хотя еще не кипяток. Нет, она не была утопленницей. В легких ни капельки воды, никаких признаков асфиксии (удушения). Нет и патологии - здоровый организм беременной женщины. Беременность трехмесячная, тоже здоровая. Была. Правда на момент смерти там только-только пошел аборт, но не он стал ее причиной. Эта молодая женщина (а по своему незамужнему семейному статусу - девушка) получила крайний перегрев и скончалась от банального теплового удара - сварилась в горячей ванне. Трупешник был ГэБэшный, по их делу, но не со стороны, а непосредственно из их системы. Тело молодой начинающей кэгэбистки. Поэтому и рассказали нам больше обычного, им самим потрепаться было приятно, перемыть косточки своей системе и ее славным порядкам, в угоду каким молодые бабы по собственному желанию в ваннах заживо варятся.
  
   Аня была одной из самых успешных студенток на Пятигорского Иняза. Вела активную комсомольскую работу, весьма общительная, но не болтушка, она вполне здраво подходила к перспективам на будущее. Никаких выдающихся планов себе не строила - четвертый курс, через год распределение учительницей иностранных языков скорее где-нибудь по Кавказу или югу России. Ей очень нравилось Ставрополье, особенно район ставших родными Кавминвод, поэтому максимум, чего она желала - это местное распределение где-то поблизости к курортам. К срочному вызову в деканат она отнеслась без особого волнения, опять что-нибудь попросят сделать по общественной линии.
  
   Однако ее удивлению не было предела, когда в кабинете у декана она застала двух человек, приехавших из самой Москвы с единственной очевидной целью с ней побеседовать. Дяденьки в неприметных серых пиджачках представились обтекаемыми Иван Сергеичами, да Сергей Петровичами. Долго ходили вокруг, да около, говоря на ерундовые темы. Стали спрашивать о студенческой жизни, об учебе, потом о ее семье - как там мать-отец, кто ли есть еще, а-аа младший братишка... Да нет, спрашивали профессионально, логически никаких выводов не сделать. Только Аня девушка умная, поняла, что все о ней им прекрасно известно. Договорились быстро. Официально она распределяется в село Троицкое, что в Калмыкии, а на самом деле едет учиться в Москву. О будущей работе ни слова. Мы мол сами не знаем, разведка или "контра". Наконец подписывается стандартная ПОНка (подписка о неразглашении). и всего хорошего. Приятного Вам завершения института и до встречи в Первопрестольной и в нашей системе, куда мы Вас, похоже, возьмем.
  
   А они действительно взяли. Взяли в Контору, отучили в Дзержинке на спецкурсах, а потом направили работать среди экскурсоводов и гидов, водивших иностранные группы в Ленинграде. Задача номер один - выявление потенциальных кандидатов на вербовку среди иностранцев. Задача номер два - обеспечение мероприятий, направленных на выявление нежелательных контактов иностранцев и советских людей. И задача номер три - контроль и наблюдение за персоналом, работающим в контакте с иностранцами. Никакого тебе самопожертвования в виде долгих лет служения бойцом невидимого фронта где-то за кордоном от нее не потребовалось. Перспективы на дальнейшую жизнь оказались радужными и весьма денежными, по советским понятиям.
  
   Как и все сотрудники КГБ в очереди на квартиру она не стояла - сразу по приезду в Ленинград вселилась пусть в ведомственную, но отдельную однокомнатную квартиру. Довольно быстро сориентировалсь по службе и работе - необходимость развивать неформальные контакты с потенциальными объектами разработки заставляла порой недурно прифарцовывать. При этом о всех своих деяниях Анна честно писала отчеты, а начальство весьма снисходительно смотрело на прибыль, в виде оставшейся у сотрудницы модной шмотки или иного забугорного барахла. Зато "прикрышка" и внедрение были полными. Приоделась, кое чем разжилась, да и без "левизны" зарплата штатного сотрудника Интуриста, гида-переводчика по "основному" месту работы, накладывалась на денежное довольствие офицера КГБ. Плюс всегда давались деньги на задания, а если не наглеть, то ими можно было распоряжаться с умом и кое-какой личной выгодой. Анна не наглела, Анна была профессионалом высокого класса, пусть молодой, но очень любящей свою работу сотрудницей, а главное не какой-то там шкурой, а офицером, искренне преданным делу государственной безопасности и служению родине. Командование об этом знало, но глаз со своих сотрудников не спускало.
  
   Только вот с личной жизнью у Анны как-то не заладилось. Служебные интересы предполагали определенную скрытность от окружающих, когда откровенные разговоры запросто идут по накатанным и отработанным схемам "интерактивного выведывания информации с параллельными контр-вербовочными мероприятиями и сохранением легендированного прикрытия". А в таких случаях взаимность какая-то липовая получается. Говорили же преподы в Дзержинке - бабы, не будьте дурами, хватайте офицеров из системы, пока те рядом ошиваются, потом трудно будет. Не послушалась, не схватила. Училась, старалась, а искать толком не искала. А теперь вот и результат - с мужиками, которым можно доверять, с ее мужиками, в смысле с коллегами из ее родной Гэбухи, остались лишь встречи на конспиративных квартирах с отчетами под магнитофон, там тебе ни имен, ни фамилий, ни фривольностей каких. Все четко и сухо. Доклад, задание, метод, обеспечение, материалы, техника. Говорим по делу, сидим рядом, но между нами стена. Ну как тут роман завести? Конечно, порой надо и в Управление ездить. Но там и того хуже - что за час-другой по коридорам сниматься? А вот со связями на стороне совсем плохо. Сотрудник с любовником - ха! Это уже не сотрудник. Нет, ну можно откровенно познакомится с каким-нибудь там честным инженером, добиться признания в любви, при этом избежав с ним постели, потом написать рапорт (а перед тем тысячу объяснительных). Парня год будут "просвечивать", на этот период, конечно, от оперативной работы отстранят, ну а потом дадут разрешение - и выходи себе замуж! Потом, разумеется, на туже линию уже не попадешь, у мужа то никаких допусков, а такому необходимость срочных вечерних поездок куда-то без объяснения причины понравиться никак не может. Поэтому обычно оперативной работе с "цивильным" замужеством не по пути. Хотя мужики из КГБ женаты в основном на дамах "вне системы", но там случаи иные - чаще всего они попереженились рано, еще в училищах, институтах или Академии и не сидят "под прикрышками". А вот кто "под прикрышкой", тот для семьи в длительной командировке, а если холост, то так же воет от одиночества, как и она.
  
   Эх, такого бы найти! Терять интересную работу и заниматься поисками мужа со стороны Анне не хотелось. Конечно, можно вообще на все наплевать и просто зажить нормальной жизнью молодой женщины - ведь если не встречаться с диссидентами или невыездными евреями, а просто трахнуться с приятным мужиком, то даже из-за романа из органов пожалуй сразу не уволят. Ну переведут куда-нибудь на кабинетную работу делать переводы иностранной периодики. Конечно, по сравнению с ее нынешним положением это будет значительный материальный проигрыш, да и романтики абсолютно никакой. Нет, такой шанс всегда можно использовать, а пока Анна скрепив зубы и порою дрожа от желания, все так же старательно обходила мужской пол стороною. Она с завистью кидала взгляды на выпирающие животы случайно встретившихся беременных, на детские коляски молодых мамаш, на родителей, тянущих за руку своих малышей в детский сад мимо окон ее квартиры. Она разглядывала семейные фотографии своих подруг, повыходивших замуж и понарожавших детей. Вот оно, собранное улыбающейся группкой, такое земное счастье заурядных учительниц периферийных школ - у них не было оперативной тайны, но были обычные семьи. Она провожала взглядами влюбленные парочки, которые не вели "наружку", а просто балдели от присутствия друг друга. Она приносила с работы дорогие букеты, что дарили ей группы на прощание, а потом подолгу сидела возле них и мечтала, что их ей подарил Он. Он, кого не было. Анна много раз прокручивала в своей памяти свои институтские романы, вспоминая моменты и детали своих прошлых, а теперь таких далеких соитий. Господи, она ведь никакая-нибудь молодя дура, она специально подготовленный офицер Госбезопасности, прошедшая самый тщательный психотбор и тренинг, она может запросто совладать с собой! Но она не может избавиться от сопряженной с этим совладанием обычной сексуальной фрустрации, как это называли преподаватели-психологи из ее Академии, или простого желания переспать с мужиком, как это называли все остальные люди.
  
   И она решилась. Нет, глупостей не будет. До тридцати с хвостиком можно поискать кандидата в мужья из "своих". А вот трахнуться можно и с "чужими"... Ведь зацепить партнера на стороне, пусть даже сделав это очень не заметно, для нее, профессионалки, никакого труда не составит. Контроль контролем, но не круглосуточно. Она была прекрасно осведомлена как о степени контроля за ними, так и о его возможностях - если не заводить серьезного романа и при достаточно профессиональном подходе в виде "самоконспирации", то риск "засветки скрытого контакта" будет минимален. Можно обманывать систему, ведь это всего лишь с целью столь необходимого ей удовлетворения собственной похоти, а не измена Родине. Ну заставляет предписанная им инструкция немедленно информировать начальство о любых подобных встречах - обойдутся, не девочка перед "папами" отчитываться! Не будет пищи ни для службы внутренней безопасности, ни для политотдела, не будет и "пятна" в личном деле. А сладкие ночи будут.
  
   Ближайший выходной - четверг. В субботу вести группу итальянцев по Эрмитажу, а потом их же, но аж по Золотому Кольцу, поэтому выходные пришлись на четверг и пятницу. Ориентировку получать в пятницу, значит со среды на четверг и будет ее ночка. Для начала проверим "хвостик". Вообще такое дело за сотрудником без причины не топает. Ну а если и топает, то пару раз за год по сетке случайных проверок КГБ в КГБ. Сотрудник, установивший, что за ним идет наружное наблюдение обязан немедленно о таком случае оповестить по команде. Это ЧП. За такое или выговор можно получить (если "сел на паранойю"), или благодарность за проявленную бдительность (если наружка была своя). Правда тогда все равно выговор будет, но не тебе, а тому, кто за тобой топтался - тщательнее работать надо, товарищ. В толпе хвостик не заметить, а если ведут двое, то в ней же и не затеряться. Аня проверяется просто и надежно - у Пушкинского Вокзала спокойно идет вдоль забора по "железке", расстояние метров этак четыреста. В заборе сделан проход на улицу Рузовского, значит через этот проход и выходим на эту самую улицу, затем двести метров по ней, а там спокойно ныряем в проходной двор и идем к своей лучшей подруге в гости. Поднимемся на нужный этаж и в окошко контролируем "проходняк" и "колодец". Никого - отлично! Заходим к подруге на чай, трепемся с полчаса. Маршрут от метро до подругиного дома оказывается самым кратчайшим и логичным, хоть и малоизвестным. Выйти и не засветиться на участках невозможно, так же, как и невозможно заподозрить проверку. От подруги прямо по направлению к метро, а как вышла за угол дома вне пределов видимости из ее окон - дальше свободная птица.
  
   А вот и зеленый огонек такси. Ресторан "Янтарь", пожалуйста. Это хороший ресторан - абсолютно непрестижный, на окраине, довольно большой, совершенно без иностранцев, а значит и без их брата. Снимайся на здоровье, одна проблема остается, чтоб мужика с хатой найти. Еще сравнительно рано и к тому же будний день, в ресторане есть свободные места. Ей не нужен какой-то специальный вечерний наряд на выход, работая в Интуристе, и крутясь среди фарцы, ее повседневная одежда лучше, чем вечерние туалеты большинства советских женщин. Войдя в зал, Аня невольно вспомнила слова "покупателя" из ПГУ - офицера-кадровика из Первого Главного Управления: "Вас, дорогая, я во внешнюю разведку на пушечный выстрел не подпущу. С Вами же куда выйди - провал сразу. На Вас же полгорода пялится!" Вот и оставил Аню в Союзе, о чем она сильно и не жалела. Сейчас она очень явно прочувствовала - на нее пялились. Ну и хорошо. Мэтр сразу постарался уяснить, подзаработать она пришла, или просто так. Намекнула, что никаких подзаработать, но пятерочку ему в руку положила - для проститутки маловато, а для женщины с понятием и без комплексов в самый раз. Мэтр это оценил, столик дал в веселеньком месте, на виду у всего зала и близко к танцевальному "пятаку". Однако и местная путана ее оценила. Аня это поняла, просматривая меню и попутно изучая столики, пока только на предмет парней, пьющих минералку, то бишь ее родных коллег "на выпасе". Гэбэшных парней не было, были военные, были менты в штатском, явно не на службе, а на отдыхе, была куча студентов и куча работяг. А еще были две злые шлюхи - их взгляды моментально пересеклись. Аня тренированная, ей выдержать взгляд этих нарванных баб, что на открытку посмотреть. Однако она скользнула по ним, словно не заметила. Спокойно сделала заказ, сказала официанту, что отлучится на минуту, подхватила сумочку и демонстративно медленно пошла в туалет.
  
   Ее задумка сработала на все сто - одна из путан нетерпеливо подпрыгнула и резво побежала за ней. Разговор был короткий, ты как снимаешься, за так или за деньги? За так. А раз за так, то нам дороги не переходи. Не перейду. Ты поняла? Поняла. Путана стала заводиться от своей "моральной победы". Аня медленно поворачивается к ней спиной, прекрасно зная, что за этим последует. А последует за этим толчок в плечо или спину, типа прощания-угрозы с напоминанием, кто хозяйка в зале. Аня этого не боится, Аня ее на это провоцирует, а сама косится на здоровое зеркало сбоку. Не выдержала проститутка, решила толкнуть конкурентку. Аня делает шаг в сторону и немного назад, а руку, согнутую в локте, резко вверх на полукруговой захват. Вот шлюшкина рука у нее подмышкой, а в этот момент легенькая такая подсечка, а длинная ручка-ремешок от сумочки накидывается на шею, и шлюха летит на пол. Ремешок хороший, сделан из натуральной толстенной кожи, под стиль "пизанка", столь популярный в Европе того времени. Специально для подобной возможности выбирала. Конечно безопасней было бы красной книжечкой перед носом помахать, да только такие варианты не для Ани, она из-за ерунды светится не будет, да и ее Удостоверение Сотрудника КГБ с самого начала у начальника в сейфе лежит. Вот синяя книжечка сотрудника Интуриста, та действительно у нее есть, да и то не с собой, плюс кто же ее боится? Похрипела шлюха на полу, поскавчала, что ошиблась, попросила не бить... На том и сошлись - девочки, я вас не знаю, а вы меня. Под ногами не путаться, ну а если на дальнейшее что задумаете, парней там каких позовете или сами там чего решите, так вот при любой попытке мести буду просто убивать. Шлюха поверила. Вышла на минуту к своей подруге, а на горле красная полоса, морда в соплях, руки трясутся. Жахнула здоровый фужер водяры и бегом из ресторана. А подруга, выслушав короткий, но с иллюстрациями, рассказ "коллеги", весь оставшийся вечер на Аню подобострастно смотрела, и не только кого там отбить - подойти близко боялась. Тогда времена были советские, ни мафии, ни сутенеров, каждая девочка сама по себе, а уж между собой, так вообще сплошной закон джунглей и никакой тебе организации. Да и мало проституток то было, клиентуры им с избытком хватало. А уж официально так их вообще ни одной не было - проституция и советский образ жизни по Марксистско-Ленински были несовместимы. Типа социалистические условия для них не подходят, как Сахара белым медведям.
  
   Военные пригласили ее первыми и отпали сразу - командировочные, живут в гарнизонном общежитии. Менты обмывали чью-то звездочку, там тоже ловить нечего. Студенты... Для нее это вообще-то малолетки, лет на семь младше. Ты смотри, один смелый решил тетю на танец пригласить. Ух ты, живем с другом на квартире - похоже вариант безопасный. Молодоват еще, ну ничего, мы тебя подучим, если что. И с деньгами у ребят похоже напряг. Давайте-ка, хлопцы, ко мне за столик. Официант, бутылку коньяка! Как зовут? Как зовут... Аней зовут, врать тут вроде не к чему, еще где окликнут по случаю. Кем работаю? Да учительницей младших классов. Конечно замужем, но муж в длительной командировке на Севере. Поэтому и домой ко мне нельзя, там мама и ребенок. Да ты что, какой телефон? Телефона нет, а адрес ни за что не дам! И школу свою не скажу - еще мне не хватало, чтоб родители моих учеников обо мне слухи распускали. А вообще то я голодная... Да нет-нет, вы, мальчики, кушайте и ничего мне больше заказывать не надо - не в том смысле я голодная. А что вы так смутились? Я же честно и откровенно! Ах то что вас двое... Ну тут сами решайте, хотя можно и с двоими, если не разом, конечно, а по очереди. Вы рады? Ну тогда допивайте и поехали. Нет с собой мы ничего брать больше не будем, и у вас завтра занятия, и у меня уроки...
  
   Это была чудная ночь! Она отыгралась за все свои "монастырские" годы. Молоденькие кобельки оказались заводными и послушными, казалось ее удовлетворению не будет конца. Пока один послушно сидел на кухоньке малюсенькой однокомнатной хрущевки, другой занимался делом. Потом они менялись. Менялись споро и Анька не успевала остыть. Правда больше, чем на два захода никого из них не хватило, но и этого ей оказалось вполне достаточно, чтобы словить долгий яркий оргазмище, от которого казалось замирает сердце и обрывается все внутри. А потом они спали - она одна на кровати, а они по жребию - кто на другой кровати, а кто на полу. Утром она встала по будильнику, сходила в душ, потом сделала кофе и яичницу на всех. Ребята снова смотрели на нее восторженными глазами и стали просить не исчезать, а приходить еще. Вот наш телефон - ты только позвони. Она запомнила их номер и сказала, что звякнет недели через две, там договорятся по настроению. Посоветовала влюбляться в хороших девочек и исчезла.
  
   Аня удачно "отгуляла" итальянцев. По ориентировке были сомнения насчет одного паренька, в смысле турист ли он, или связной, выходивший на русского агента в обход посольств. Такие вещи устраивают исключительно для важных птиц, точнее даже не для них, а для снятия их тайников. Потом "сняток" никогда не тащат через границу, его обязательно передают в посольство и переправляют безопасной диппочтой. Посольство ничего не знает об агенте. Да и трудно отследить таких - чистый въехал, чистым выехал.. По обстановке Ане пришлось выполнить две ТэФэПэшки - операции по тайному физическому проникновению, а попросту пошустрить у него в вещах во время отсутствия хозяина. Кроме довольно дерьмовых итальянских стихов собсвтенного сочинения, как дневника впечатлений "объекта" о России, больше ничего интересного она не нашла, заложила жука, перефотографирировала написанное и пробежалась по ним ультрафиолетовой спецлампой на предмет тайнописи. За поездку об'ект себя ничем не проявил, и в конце поездки Аня влезла к нему еще раз, просмотреть номера фотокассет и свои маркерные метки. Метки были на месте, номера совпадали. К заднему дворику гостиницы подошел крытый грузовик с рентген-установкой, и они быстро провели полную просветку его вещей. Аня привычно закинула тяжелый чемодан иностранца в больший пустой чемодан и бегом пустилась назад. На всю операцию от выноса до возврата ушло около пяти минут. Похоже иностранец был чистым. Был еще один "говноед", как КГБшники и ГРУшники называли лиц, слишком демонстративно симпатизирующих советскому строю, но и тот оказался полной пустышкой в плане оперативной разработки на дальнейшую вербовку. Во-первых, профессионально никто, абсолютно бесперспективная личность, а во-вторых, просто истероидный психопат из тех, которые готовы восторгаться чему угодно, лишь бы получить симпатии окружающих. Такой будет на тебя смотреть преданными глазами ровно до пересечения границы собственного государства, где немедленно с той же преданностью все вложит первому попавшемуся карабинеру. Кроме этих двоих больше ничего интересного.
  
   Аня вернулась домой, подготовила отчет. У нее почти неделя на выходные - завтра пойду на "конспиративку", отчитаюсь, а вот вечером... Вечером надо сходить к подруге, все должно быть естественно. А вот послезавтра вечером... Но перед тем надо позвонить мальчикам. Отчетом начальство оказалось довольно, похвалило хоть и за безрезультатные, но отлично проведенные ТФП, понравились и толковые психологические профили, что она приложила к отчетам по иностранцам. Отметили высокий профессионализм и вскользь помянули, что приближается присвоение капитана, не всю же жизнь в молодых старлеях ходить. Ну а теперь отдыхай, дочка, восстанавливайся, а там возьмешь группу бритишей-экстремалов на месяц по Сибири.
  
   Ну вот и вечер. То, что Анькина линия на круглосуточной прослушки, она не сомневалась. Точнее, она очень сомневалась, что ее кто-либо слушает вообще. Она не сомневалась, что все ее номера и все ее разговоры стопроцентно пишутся, хотя и не стопроцентно слушаются. Но если надо, то обязательно прослушаются, повода дать - всего набрать новый номер. Поэтому звонить будем с улицы. Она проверилась, как обычно на пути к подруге, принесла той подарок в виде итальянского дезодоранта, посидела, попила с ней кофе с ликером "Амарето", еще одним трофеем из недавней командировки. Затем распрощалась и пошла к давно примеченному телефон-автомату, не ближайшему, но укромному. Автомат обещающе заглотил двушку на втором гудке. Привет! Да неужели? Ну ладно - завтра приду. Нет, не на ночь. С пяти до двенадцати. Семь часов нам надеюсь хватит? Хорошо. А вот денька через два можно и на ночь. Да, пожалуйста отмойте плиту и начистите картошки к моему приходу - я вам хоть супа сделаю и мяса нажарю, уже купила курицу и хорошей свинины. Вам, ребятки, белок нужен. Ну пока. Все же железная она женщина - никогда страсть у нее не возьмет верх над разумом.
  
   Ой как они ее ждали! Нищие студенты купили шампанского и фруктов с базара, в пустую кефирную бутылку поставили три простеньких гвоздики. Для нее! Впервые после институтской скамьи она получила цветы. Точнее цветов ей дарят много, но это от иностранцев на работе, такие не считаются. А эти считаются - они от любовников, пусть и от двух сразу. Ребята подхватили ее здоровую сумку, в которых кроме свинины и курицы оказался блок дорогих импортных сигарет, тонкая палка настоящего финского сервелата и толстый батон сырокопченого итальянского салями, пачка масла и банка растворимого кофе - все считалось деликатесом и дефицитом. На дне сумке лежал новый махровый женский халат и простенькие тапочки. Это нам? Ну а кому же! Халат и тапочки только мне - хотя пусть это у вас побудет. Вы не против? Девочки ваши не возревнуют? Ну и ладненько. Анна бесцеремонно разделась при них до своих кружевных полупрозрачных трусиков, и ребята как загипнотизированные уставились на ее тело, переводя глаза с чернеющего треугольничка под трусиками на ее весьма объемные груди. Не захотев испытывать их терпение, она облачилась в новый халат пошла на кухню. Готовить она умела и любила. Поставила суп, быстро сделала пюре, хорошенько отбила эскалопчики и нажарила ароматных отбивных. У ребят нашлось немного квашенной капусты и завалявшаяся банка зеленого горшка - чуть чеснока, немного сахара и томатной пасты и готов вполне приличный салат. Пока она хлопотала, ее кавалеры комарами вились вокруг нее по очереди прикладываясь губами то к шее, то к ляжкам. Эй, озорники, смотрите без засосов! Ну вот и все готово - Аня подает на стол.
   - Аннушка, ангел наш, ну-ка посмотри сюда, сейчас вылетит птичка!
  
   Кухня озаряется резким белым светом фотовспышки. По лицам видно - никаких задних мыслей, ребята действительно хотят запечатлеть своего доброго ангела на память. Фотоаппарат устанавливают на холодильник и взводят автоспуск. Анна делает улыбку как у кинозвезды и красиво обнимает обоих кавалеров. Еще одна вспышка - будет забавная "семейная" фотка. Анна берет в руки фотоаппарат, "Зенит-ТТЛ", лучшая советская машинка. Ребята, а что у вас еще на пленке? Ничего. Тогда не жалейте - она открывает фотоаппарат и одним движением вытягивает пленку из кассеты. Давайте договоримся раз и на всегда - больше никогда никаких фотографий со мной. Нас здесь трое, и никто четвертый нам не нужен. Почему - это я вам объяснила еще в ресторане. И последнее - я буду к вам приходить когда смогу, а это не слишком часто. Я всегда буду звонить перед своим приходом, и если вы сказали "можно", значит вы автоматически выполняете мои несложные условия. Если вы не можете меня видеть по любой причине, которую мне совершенно не надо объяснять, то вы мне об этом прямо говорите, я не обижусь и перезвоню при первой своей возможности. Но если вы хоть один раз нарушите хоть одно из моих условий - никогда не фотографировать или что-либо записывать на магнитофон, никогда не пытаться узнать мою фамилию, мой адрес или мою школу, и никогда не приводить сюда кого-либо еще, когда мы вместе - так вот, если нарушите хоть что-то, я просто больше никогда не приду. От этого проиграют все - и вы, и я. Ну и конечно, я готова навсегда исчезнуть, изъяви такое желание хоть один из вас. Я не могу проконтролировать ваши языки, болтать и хвастаться вы все равно будете. Поэтому я только могу вас просить - не болтайте много. И не дай бог, кто-либо из ваших друзей решит глянуть на меня "случайно" - я это расценю как нарушение контракта. Уяснили? Вот и прекрасно, помогите мне сохранить репутацию честной жены, доброй матери и хорошей учительницы. А теперь прошу к столу, мои дорогие!
  
   Они отлично покушали, выпили шампанского. Две бутылки на троих - хмель легкий, но для раскрепощения очень помогает. Кинули монетку на первого. Потом был замечательный блаженный час, оставивший всех в полнейшем удовлетворении. Анна вошла во вкус и проявила свою власть над этими мальчишками. Она запросто уложила каждого валетом, купив на простые слова, что другому мы об этом не расскажем! Дай парнишке чуть-чуть почувствовать его "сексуальную исключительность" и делай с ним, чего душа пожелает. Потом она пошла в ванну. После программы "Время" показывали старую комедию, и они сдвинув кровати валялись втроем, вполглаза смотря телевизор, и говорили на всякие умные темы. Парнишки были весьма не глупы и начитаны, несмотря на их молодость и в общем то еще инфантильную "зеленость", с ними было вполне интересно. Напоследок договорились о следующем визите.
  
   Наконец Анна оделась и стала собираться уходить. Она мельком глянула на свою сумочку - вложенного волоска-контрольки на дужках не было. Значит открывали. А значит читали. То, что ребята могут пошустрить у нее в сумке на деньги, она мало допускала, хотя и не исключала. Скорее всего они там будут искать любой ее документ, мужское любопытство зачастую сильнее женского. Женщина может простить "таинственого незнакомца", мужик "таинственную незнакомку" не простит никогда - он готов землю рыть для ответа на простой вопрос "Кто ты?". Поэтому Аня загодя вложила в один из карманчиков якобы случайно забытую бумагу, где написано, что некая Анна Фридриховна Вальтер-Петрова прослушала какие-то курсы по детской педагогике и психологии. Круглая печать Ленинградского отдела народного образования. Эта бумага к Анне попала совершенно случайно - она ее просто подобрала на улице около года назад. Подобрала и оставила, тогда сама не зная почему. Наверное, потому что "Анна" и потому что "образования"... Вот и пригодилась бумажка - пусть мальчики думают, что они ее раскрутили. Глупую немочку "Фридриховну Вальтер-Петрову". Но по сумкам лазить не хорошо, но еще хуже дать им понять, что она вещи на контрольке оставляет. Поэтому на прощание необходим маленький спектакль, исключительно в педагогических и воспитательных целях.
  
   Аня небрежно открывает сумочку и достает губную помаду. Потом делает обнимающий жест и приглашает целоваться на прощание, мол давайте, пока губы не намазала. Пареньки с объятьями к ней на встречу. И тут Анна демонстративно, но вроде еще шутя, отталкивает первого. Постой, а что у тебя так глаза забегали? Не выкручивайся, я же педагог, я же вижу, ты что-то натворил! А ну признавайся! Не надо отнекиваться - ты же врать не умеешь совершенно! Что, спер у меня что-то? Ого, как глаза забегали! Эх мальчики, мальчики... А я вам поверила... Я вам самого лучшего хотела, от души, искренне... А вы оказывается мелкие воришки... Хоть что сперли то?
   - Ничего!!! Анна прости нас - мы ничего не сперли! Даже и не думали о таком никогда. Анна, поверь, ты абсолютно зря так...
   Анна пристально смотрит в глаза. Сначала одному, потом другому. Парни ежатся, глаза отводят. Тогда говорите, что натворили? Нет, что-то вы определенно натворили. А раз так вас так дернуло, когда я о воровстве заговорила, то...
   - Просто по сумкам полазили...
   Ну и зря - я не дура, я все документы дома оставила. А лазить по чужим вещам нехорошо. Насчет "прости нас"... Обещаете, что такого больше не повторится? Ладно, верю. Прощаю. И совет дам - будьте в жизни выше этого. Ну давайте, мальчики, целоваться.
   Ух как искренне они к ней прилипли! Простила мамка шкодников, обещала еще принести конфетку. Поебаться, в смысле. Дело сделано - мальчики, похоже, приручены...
  
   Она позвонила им через пару дней. Опять обед с сексом, точнее секс с обедом. А потом она "повела гулять" британцев. Группа экстремалов похоже была полностью чистой - их багаж досконально прошмонали еще в аэропорту, ручную кладь обработал "персонал гостиницы" по вызову. Жуки были в номерах, стационарные, от "Интуриста", ничего дополнительного подсовывать не пришлось. В их группе из шести человек был один толстосум, который и спонсировал всю экспедицию. Их интересовала "белая вода" русского севера - сплав на только что появившихся двухместных фиберглассовых каяках по бурлящим рекам. Водным туризмом, тем более в таком экстриме Аня никогда не занималась. Как бы там не было, она решила, что самоотвода по операции не подаст, пусть лучше утонет - он из бритов оказался инженером с "Ролс-Ройса", специалистом по турбинным лопаткам. А инженерами в авиастроении КГБ не разбрасывается. Его психологический профиль, поведенческие стереотипы, вкусы и привычки, короче все, что может пригодиться для потенциальной вербовки, необходимо собрать самым тщательным образом. А единение душ в условиях тяжелого водного похода этому как нельзя способствовало.
  
   Проблему "сбора инфы со стороны противника" Аня отсекла сразу самым примитивным образом - столь тщательно разработанный британцами маршрут, она сразу и категорически перечеркнула. Мотивировка была проста и "откровенна" - там много каких-то секретных заводов, о которых она сама, рядовой гид-переводчик, ничего не знает. Этот маршрут совершенно невозможен, решение "сверху". Возможно вот это - глушь поглубже, реки побольше, экзотики не меньше. Вообще-то с англо-саксами такой вариант практически непроходной - у них очень сильна концепция "я плачу свои деньги за то, что надо мне, а не вам". Убалтывать приходится долго. Так и в этот раз - она уже готова была пойти на кое-какие уступки, как внезапно их всех уломала. От "Интура" позвали гидов - профессионалов горного сплава. Прибыли три инструктора-"эмэловца" из какого-то кавказского МЛ (международного лагеря). Как официальный групповод, Аня, признавшись, что никогда еще в своей жизни не сплавлялась, попросила их профессионально объяснить англичанам преимущества нового маршрута, каких-нибудь пару тысяч километров в стороне от первоначального. Британцы с восторгом выслушали рассказ коллег, "мокрозадых единомышленников", как они их называли. Анин район был одобрен без каких-либо возвражений, а описания русской бани и рыбалки, где хариус и громадный таймень идут, считай на голый крючок, просто зажгли и без того взрывной энтузиазм иностранцев.
  
   По прибытию ее русские инструктора из подручного материала, в виде березовых жердей и привезенных куска сетки и четырех здоровых колесных камер, за день соорудили здоровый плот, чтобы показать бритам как плотогонит по бурунам советский самодеятельный турист. Опять восторгам не было предела. Потом рыбалка. Потом уха. Потом поход в баню в ближайшей встретившейся таежной деревеньки. А потом сплав - ежесекундная борьба с "белой водой". У Ани не получалось, как у мужиков. Она пару раз влетала на порогах в очень неприятные ситуации, мокла, а раз даже чуть не утонула. Ее ловили, грели. Аня очень близко сблизилась с инженером-авиастроителем. О брал у русских гитару и пел ей раннего Престли и "Битлз", которые помнил еще с университетской скамьи. Потом сидел у костра и рассказывал похождения мифического Кинга Артура, чередуя их со старыми вельскими и шотландскими легендами. Прямо как наши парни, простые инженеры со всяких "Рубинов" и "Кировских Заводов"... Затем, правда, заговорил несколько иначе. С женой он развелся более пяти лет назад. Да дети есть. Двое. Платит свой "саппорт" - алименты. Живет так себе... Свой дом на шесть комнат, слава богу уже выплаченный, дворик неплохой, но бассейн очень маленький - мы не американцы, нам бассейны не нужны. Машины... Ну есть, конечно, парочка и отнюдь не новые "Ягуар" и "Лэндровер". Первый - чтобы ездить на работу, второй - чтоб байдарку на крышу привязывать и по Англии возить. А еще он очень одинок, не расист, любит экзотическую кухню, и как ему кажется, ее - Анну...
  
   В легендах советской улицы о КГБ всегда было место, что "их там учат, как с мужиками спать для вербовки". Так вот, КГБ этому не учило. КГБ за это сразу увольняло, со скандалом после неприятного ведомственного расследования. Были "сплюшки", но все они были не выше информаторов, иногда на "конторской" зарплате, а чаще всего вообще без каких-либо денег. На бизнес многих валютных путан закрывали глаза, если девочка начинала попутно "делать, что нам надо". Переспать с иностранцем советскому офицеру госбезопасности был факт абсолютно невозможный. Ну разве что, где-то там нелегалки за кордоном этим баловались... Да и то вряд ли, а если и "да" то конечно не под отчет. И все это не потому, что КГБ такое уж моральное было. НКВД, например, такую практику очень даже хотело использовать. Хотело - и погорело! Начинает женщина иностранцу отдаваться, а у того, лопоухового дурака, возьми и любовь возникни. Вроде ой как хорошо, щас вербанем его тепленького. А не тут то было - чаще вариант получался с точностью до наоборот. Сидит такой вот знаток кельтских легенд и клянется в любви до гроба молодой и красивой офицерше. А потом молодая и красивая офицерша в своей однокомнатной конуре мочит слезами подушку ночи напролет, потому что знает, что мужик то правду говорил! А дальше уже, что перевесит - патриотическая любовь к ее "органам", или вполне плотская любовь к его органу. Ну еще добавим дома-машины против ведомственных 17-ти квадратных метров (ей богу нормальная кухня должна быть больше). Ну и еще "чистоту душевного порыва" против "поставленной оперативной задачи". У вас еще есть сомнения? Если женщина не падшая (а падших в секретные системы стараются не допускать), то ответ на "кто-кого" не в пользу советской власти получается.
  
   Анна с британцем не спала, даже мысли такой не допускала. Лишних поводов не давала, на намеки и приставания отвечала весьма твердо - нет. Закончилась командировка, задание выполнено, отчет написан. В отчете отмечено об несколько излишней межличностной аффективности разрабатываемого по отношению к ее собственной персоне. Вроде все честно, но умными словами. Об "I love you" ни слова. Опять отчет одобрен, опять благодарности уже с намеками, что с капитаном возможно медалька какая последует - Анькина самоотверженная работа стала вызывать заслуженное восхищение не только на Литейном-4, но и на Лубянке. Только вот к радости и гордости за саму себя добавилась банальная такая женская тревога - месячки ее родные задерживались! Ну понятно, что это от ее мальчиков, от кого же еще. Не понятно только как это получилось - она любые операции, в том числе сугубо личные, планировала досконально. Мелочей в ее работе не бывает, вот и привыкла к подобному подходу. На мальчиках всегда были презервативы, ее собственные хорошие импортные "Трояны", а не хлипкие советские "Проверено электроникой". Быть такого не должно, а однако было. А теперь вот какая проблема - необходимо или провернуть какую-то самостоятельную операцию по быстрому поиску возможности абсолютно анонимного аборта. Именно анонимного, а не конфиденциального, риск тут не нужен - что знают двое, знает весь мир. А уж о том, чтобы пойти и сделать легальный аборт и речи быть не может, так как любая подобная медицинская запись будет для нее, как для офицера КГБ, приговором - она спала с иностранцем и от него залетела, сама же в отчете об реальности подобного варианта проговорилась. И по срокам под "британца" вполне попадает, никому ничего не докажешь... Пинок под зад из органов, а не очередное звание!
  
   Значит так, раскопать в условиях полной анонимности возможность для нормального медицинского аборта она, конечно, сумеет и быстро. Но суеты и хлопот! Да и одно осложненьеце вроде было, точнее не осложнение, а подозрение - после столь обильной похвальбы по службе обычно следовала внутренняя проверка. Вначале документы, ну а уж потом "опричники" могут ради интереса и глубже копнуть, вплоть до наружки. Знаете, моментальные контакты для осуществления передачи информации или там какие закладки тайников - они ведь сразу не выявляются. Надо потоптаться за человеком, посмотреть его "странности", где бывает, сколько дома отсутствует, есть ли какие личные встречи, не соответствующие его повседневному окружению или социальной среде. Гуляет ли без толку где не надо - может места ищет? А если просто дома не ночует, то уж точно что-то левое делает. Ну и т.п. Наберут чутка общих сомнений - тогда выставят плотный хвост. Зазря, конечно, никто людские ресурсы распылять не будет - наружка удовольствие дорогое. Аня решила никаких поводов для "общих сомнений" не давать, месяц надо просидеть дома. И попытаться самой сделать простенький аборт, пока ситуация не проясниться.
  
   Но не выдержала она, все же звякнула своим мальчикам. Побывала у них дважды за неделю, правда оба раза очень по-умному, на пару часов и в дневное время. Перед каждым заходом проверилась, никаких хвостов. Разумеется о своей беременности им даже и намека не подала - этим-то на что об этом знать? После второго раза, вернувшись домой она решила попробовать старый "безопасный" метод вызывания выкидыша - посидеть в горячей ванне. Вообще-то горячая ванна, как вполне безопасный метод от нежелательных беременностей, работает. Правда не со стопроцентной гарантией, и с одной большой оговоркой - ЭТО МЕТОД ДЛЯ МУЖИКОВ!
  
   Называется он среди врачей-андрологов, тех кто мужское хозяйство лечит, вполне официально "японским методом временной мужской стерилизации". Ну и неофициально почти также - "самурайская ванна" или "акай фуро" по-японски (красная кадушка). Точнее не совсем кадушка, а здоровая деревянная кадка, традиционная японская ванна под названием "фуро", а красной была не кадушка, а задница у самурая после кадушки. Как только у дворянина в средневековой Японии нарождалось слишком много детей, которым явно не хватало его скудного наследства, он говорил "стоп" деторождению, но не сексу со своей женой. Для этого требовалось налить в эту кадушку совсем чуть-чуть воды (обычно там сидели по грудь), но воды очень горячей - на грани человеческой терпимости. Потом надлежало в эту кадушку сесть и скрепя от боли зубами попарить там яйца в самом прямом смысле! Ну стопы, но уже не саму задницу - так если только чуть водичкой ягодицы омоет, ибо терпеть такую температуру весьма тяжело, а парить надо долго. Зато потом от двух до трех месяцев самурай был бесплодным - сперма у него пустая была. Ну а потом полностью восстанавливалась, и опять в ней живчики-спермики копошиться начинали. Биологический механизм такой стерилизации крайне прост: Знаете, зачем мужские яйца снаружи, а женские яичники внутри? Температура для нормального формирования сперматозоида должна быть ниже температуры тела. Вот фабрики по производству мужских половых клеток и вынесены за пределы тела, где им прохладней, яйцеклеткам же такого совсем не надо. Упростив ситуацию, можно сказать, что как только сперматозоид попадает в "оранжерею" женского влагалища, то ее тепло моментально активизирует этого удальца на коллективный призовой забег в поисках яйцеклетки. А если спермик "перегретый", то он никуда бежать уже не может, так как стал полным паралитиком. Поэтому мужики, носящие свободные семейные трусы - молодцы, а вот любители стильных прижимающих плавок - не очень. Поэтому, умный гинеколог, когда к нему приходит женщина с жалобами на бесплодие, в ряду первых вопросов спрашивает: "А Ваш муж любит посидеть в горячей ванне? А на раскаленной лавке в баньке?" И на всякий случай передает свой привет такому мужу с пожеланиями широких штанин и умеренно тепленького душика для полноценной личной гигиены.
  
   Так вот Аня об этом не знала. Не учили в Академии имени Дзержинского таким премудростям. Зато Аня давным-давно, наверное еще со школьной скамьи, слышала байку, что плод можно "выпарить", только вода должна быть на пределе человеческой терпимости. Париться надо долго, пока между ног не пойдет кровь, ну а после вылезать, выкидыш дальше уже пойдет самостоятельно и без проблем. Анна прогрела свою ванну и стала медленно наполнять ее горячей водой. Анна была очень волевой женщиной. Анна была офицером КГБ, тренированным и способным переступить через собственный болевой порог. Ей было очень горячо, тело распарилось до малиновой красноты, с рук и лица катился пот капая в горячую воду тяжелыми каплями. Кровь никак не шла, и Анна делала воду все горячее и горячее, делала глубокие вдохи на счет, заставляя себя терпеть. Своей волей она могла пересилить боль, но не могла переступить через биологию. Вдруг она ощутила, что ее тело бьется в крупном ознобе, ей совсем не жарко, а даже очень холодно, а по коже побежали тысячи мурашек. Она поняла, что перегрелась, и что необходимо срочно вылезать из ванны. Она схватилась за край, но только лишь успела приподняться, как глаза залило темнотой, тело стало совсем слабым, и она упала обратно в ванну. Анна потеряла сознание от элементарного теплового удара, а попав обратно в горячую воду, быстро там умерла.
  
   Ментов вызвали соседи этажом ниже, когда из залило горячей водой. Выломали дверь, обнаружили тело в ванне. Ран никаких, а вода красная. Пошла таки кровь между ног. Наши ребята на судебке долго гадали, сама ли ванна запустила аборт, или он случился в агонии умирающего организма? Мы пришли к выводу, что ванна ничего не запустила - просто матка стала сокращаться в предсмертных судорогах. Ведь "рожали" же за секунды беременные женщины в газовых камерах Освенцима вне зависимости от срока. Значит это сделала не ванна, это сделала смерть.
  
   -- Спица
  
   Ну вот мы наконец и дошли до нее, до главной героини народного фольклора, мифической исполнительницы криминальных абортов Одной Бабки! Ну знаете "и тогда пошла Она к Одной Бабке..." На самом деле "одни бабки" такое дело практикуют крайне редко, и даже их консультативно-методическая помощь зачастую оказывается совершенно иной, чем об этом говорит молва. Молодая женщина от этих старушек куда чаще слышит "Да рожала бы ты, милая, не бери грех на душу, не губи ребятеночка...", нежели "возьми земли с кладбища, да две жабы, да ебун-травы с придороги..." и т.д. по теме. Исторически, конечно, мы вполне допускаем, что во времена Ивана Грозного "одни бабки" только этим и занимались, в перерывах между нормальной повитушьей деятельностью или древне-акушерским родовспоможением, а также снятием сглаза и порчи. В наше время "одни бабки" полностью переквалифицировались в мирных пенсионерок, больше озабоченных уничтожением колорадского жука на огородах, нежели человеческих зародышей в матках. Хотя кое-какие носительницы этого средневекового ремесла все еще живы.
  
   Это был туп молодой женщины. Если не смотреть на striae gravidarum - специфические растяжки кожи на животе, говорящие о перенесенной беременности больших сроков, то можно сказать, что это девушка, так как ей шел всего двадцать четвертый год, а выглядела она и того моложе. Эти стрии, белесые зигзагообразные линии, сформировались около двух лет назад, так у нее был нормально рожденный ребенок, и к данному делу никакого отношения не имели. На вскрытии обнаружился весьма интересный синдром тромбоза печеночных вен, или синдром Budd-Chiari. Печень при этом напоминает мускатный орех - у того похожий рисунок на срезе. Вообще то этот синдром идиопатическая редкость, то есть когда причину тромбоза установить просто невозможно, однако в этом случае причина была, хотя и не совсем обычная по теориям патогенеза. Причиной такого тромбоза стал едва начавшийся, восходящий из малого таза перитонит, или воспаление брюшины, а вот самой первопричиной этого воспаления явился криминальный аборт, неудачно выполненный одной бабкой.
  
   Тамара вышла замуж три года назад за парня, а точнее мужчину, весьма старше себя. В ее селе Василия прозывали "Кулаком". В свои тридцать пять он умудрился отгрохать единственный двухэтажный дом, всегда имел относительно новую машину, вел солидное хозяйство. К удивлению и зависти селян он занялся "цветочной выгонкой", чрезвычайно трудоемким и кропотливым делом - ездил на юга за тюльпанной луковицей, скупал ее мешками от пяти до пятнадцати копеек за штуку, а потом по нескольку раз в году к нужному празднику "выгонял" в своей теплице разом по несколько тысяч тюльпанов. Так ценой своей жизни и ранее накопленных соков в теплых, но голодных условиях короткого светового дня, маленькая луковка дарила людям прекрасный цветок, который тут же перепродавался цветочникам-лоточникам из Ленинграда от полтинника до полутора рублей. Ну а те ставили от рубля до трех. Цепочка "производитель-продавец" считалась в Союзе абсолютно нелегальной, но и абсолютно не преследуемой, так как "частники" обеспечивали, наверное 99% цветочного рынка. Числился Василий колхозным сторожем, где его мало кто видел. Наверное зарплату за него получал председатель колхоза. Да и не нуждался Василий в "казеной копейке", ему и своих рублей хватало.
  
   Понятно, что в колхозе Василий был мужиком видным, но не в плане внешности - маленький, щуплый, веснусчатый и белобрысый, с крупной залысиной и серыми, казавшимися прозрачными глазами, он на звание первого парня на деревне, явно не тянул. Однако будучи холостым, практически непьющим и самым богатым, он оставался очень завидным женихом. Мать Василя пилила его почти ежедневно, что кому это он все настроил и на что деньги копит, если ни семьи, ни детей у него нет. Жениться надо! Жить по-людски надо, счастливо и весело, а не одними трудами. Что ей толку с соседской зависти, если стала уж вон какой старой, отца его, мужа своего уж схоронила, а тот и внуков не увидел. Наверное и сама уж такого счастья не дождется. Василий у нее был единственный сын, давным-давно она сильно застудилась, и детей у нее больше не было. Оттого и хотелось так старенькой матери внучат.
  
   Наконец Василий сказал свое долгожданное "ладно, мать, наверное и вправду пора жениться". В их колхозе были одинокие женщины его возраста или чуть моложе, в основном или оставшиеся в девках дурнухи и дуры, или вполне приличные женщины с детьми, рано "овдовевшие" из-за отсидок своих экс-мужей на зонах. Мужики туда залетали частенько, в основном из-за глупых преступлений по пьяной лавочке. Брать разведенную или дурнуху ему не хотелось. Тут и сосватали молодую Тамару. До этого момента Тамарка сама смотрела на свою перспективу весьма мрачно, оставшись работать обычной птичницей в своей родной деревне, она ежедневно крутилась среди баб, зачастую тоже с частыми пьянками и скандалами. Мужиков вокруг было немного, а свободных достойных претендентов не было совсем - наиболее дельные парни предпочитали после армии подаваться на жительство в города. Деревня пустела и "взрослела", если судить по среднему возрасту оставшихся. Она не пошла бы за Василя из-за одних его денег, машины и красивого большого дома, если бы у нее была хоть какая-то иная любовь. Но такой не было, и не предвиделось.
  
   За дело споро подрядилась Игнатьевна - известная деревенская сплетница и сводня. Будучи уже на пенсии, она мало уделяла внимания своему хозяйству, а муж ее, "Дед Карасик", тоже предпочитал больше рыбалку и излияния, нежели сельский труд. Сажали они меньше чем пол-огорода картошки, капусты и немного иного овоща, мотивируя скудость своим возрастом. Большая половина была покрыта многолетним девственным бурьяном с уже весьма высокими кустами бузины. Свиньи у них часто дохли от недосмотра, зато Игнатьевна умудрялась за день оббегать кучу дворов, собирая и разнося "новости". О решении Василя она узнала от его матери первой и тут же подключила свой конструктив в виде предложения взять Тамарку. Через час она уже была на птичнике с бутылочкой своей бражки, где до конца рабочего дня перемывала эту возможность с самой Тамаркой. Такое предложение для Тамары оказалось полной неожиданностью, в свои двадцать один она всерьез не смотрела на тридцатипятилетнего Василя. Нет, пока никаких сватов не надо, дай месячишко подумать, да и лучше бы было, если бы он сам пришел... Как-то давно уж на селе отвыкли от такого посредничества, не крепостное же право на дворе, ей богу. Так вот ему и передай!
  
   Игнатьевна передала, "дописав" послание от себя, что мол девка не спит не ест, как Василя любит и о свадьбе мечтает. Был май, самое затишье в цветочных делах, уже давно пошел тюльпан и нарцисс с открытого грунта, и тепличникам можно было немного отдохнуть. В ближайшую субботу Василий отмыл до блеска свой "Жигуль" и предложил Тамаре съездить с ним в Ленинград. Просто так, без цели прогуляться, отдохнуть. Она согласилась, отстирала свои единственные джинсы и новую ветровку, пусть несколько заурядню, но имортную и яркую. Вот рано утром они поехали. Бросили машину в привычном месте, на метро добрались в центр. Сходили в Эрмитаж, потом прошлись по магазинам Невского. В переходе Гостинного Двора какой-то спекулянт, вероятно опознав селян из глубинки по простенькой Тамаркиной одежде, моментально предложил импортные сапоги за двести рублей. Зарплата птичницы была около сотни. Она уже была готова протестно замахать руками, как вступился Василий с предложением померить. Тут же зашли в боковой коридор Гостинного, где Тамара сунула ногу в сапог - он подходил. Спекулянт стал умолять поторопиться, оглядываясь по сторонам нет ли ментов. Однако Василий без всяких комплексов спросил "Ты фарца или кидала? Второй-то сапог при тебе?". Фарцовщик обиженно достал из коробки второй сапог, а Василий две желто-серых бумажки с Лениным. Торг совершился, и Тамара стала обладательницей вещи о которой и мечтать не могла. На танцах в их клубе точно все девчонки помрут от зависти! Покушали в простой кафешке, выкидывать деньги на рестораны Василий считал глупостью - наедаешься также, а дерут дорого. К вечеру купили еще красивую кофту для Тамаркиной мамы и спиннинг для отца. Похоже дело серьезное, раз прям так сразу подарки родителям.
  
   Приехали домой поздно, уставшие, но довольные. Родители не спали и подарки пришлось вручать тут же. Получив благодарности, и приглашение к завтрему на обед, но отказавшись от чарки на посошок Василий поехал домой. А на следующий день к трем дня, в новой белой рубашке и добротной кожаной куртке он снова пришел к ним в дом. Будущий тесть не стал ставить обычный самогон, а достал "беленькой казенки", обычную бутылку водки. Василий признался, что пьянеет он быстро, поэтому пить особо не любит, но под уговоры потенциальных родственников бутылка быстро опустела. Однако под пельмени моментально появилась вторая, которая тоже быстро опустела. А тогда уже появился самогон. Это оказалось выше его способностей, и через минуту после самогонной стопки Василь вылетел во двор, на свежий воздух. Земля крутилась, и его тошнило, правда пока не до рвоты. Его бережно подхватили под руки и повели в дом на кровать. Только он принял горизонтальное положение, как головокружение моментально усилилось, и к горлу подкатил комок, а еще через секунду Василь громко блевал фонтаном в заботливо подставленный тазик. Официальное знакомство с семьей состоялось.
  
   Ему было так плохо, что домой он не пошел, с благодарностью приняв предложение полежать до утра. Утром неистово болела голова, хотелось пить и было страшно открывать глаза. Но вот появился будущий тесть со стаканом "самгарита". Самогонка показалась сладковатой - явный признак большого перепоя, однако подействовала, головная боль утихла, а на старые дрожжи быстро развезло до умеренно пьяного состояния. На поговорку тестя "один день пить, что воду рубить", прозвучавшую, как команду к продолжению банкета Василий ответил решительным отказом и пошел домой. На все вопросы своей матери, он ответил одной единственной фразой "В тот дом ходить нельзя, если сдохнуть не хочешь" и снова завалился спать.
  
   Однако фиаско не произошло. В понедельник, окончательно отойдя от пьянки, Василий подъехал к Тамаре на птичник, встретил ее и отвез к себе домой. Старушка мать как то старомодно, но осторожно спросила, а знают ли Тамакины родители, что она здесь, а то чего люди скажут... Василий обнял маму и просто сказал, что его меньше всего волнует, о чем говорят люди. Они пошли на второй этаж. Тамара впервые переступила порог дома Василя и он ее поразил не только размерами. Дом был полностью кирпичный с громадными окнами, стены с моющимися обоями, везде на полу был паркет, кухня и санузлы в кафеле, кругом батареи водяного отопления, как в городе. Василий гордо водил ее по своему хозяйству, рассказывая про чудо котел, которому хватает трех ведер угля в сутки, про туалеты, ванну и душ с горячей водой, стиральную машинку и отдельную собственную канализацию, что заканчивалась в громадной крытой яме в огороде. Ей, привыкшей к насквозь продуваемому теремку с вонючей дыркой и еженедельным походам в их сельскую баню, корытом для стирки и гремящим рукомойникам со льдом по утрам, все это все казалось чудом. Но главное там не было печи! На кухне стояла обычная городская газовая плита, ясно что от баллона, а в зале первого этажа был большой красивый камин, похоже вообще девственной чистоты, который по самому признанию Василя они почти никогда не топят. Василь ничего не врал, рассказывал, что когда дом строили, то сам он делал очень немного - добывал материалы, платил работягам и кормил их, ну и иногда помогал в черновой работе, там замес цемента сделать или кирпичи поднести. Они зажгли камин, уселись на красивый диван, и Василий достал книжки по цветоводству. Оказалось это целая сложная наука, тонкости которой он постиг в совершенстве. Сорта и земляные смеси, температурный режим, специфика отопления и поддержания влажности... Все настолько отличалось от ее привычного "вскопали-посадили".
  
   И ей захотелось здесь жить. Ей захотелось, чтобы ее будущие дети игрались у красивого камина, а не у грязной растрескавшейся "голландки", дающей копоть и сырость. Ей захотелось по субботам ездить в Ленинград, а не отыскивать своего мужа по дворам и оврагам. Ей очень захотелось, чтобы деньги шли вот так от каких-то малознакомых людей, а не авансом и зарплатой из окошечка сельсоветовской кассы. Много денег. Она не полюбила Василя, но она полюбила его жизнь и настрой его мысли. Слова его, в общем-то такие простые, отнюдь не казались нарочитым примитивом, чем так любили козырнуть их селяне. Заговорили о том, как жить богато, и Василь вдруг сказал:
   - Ты знаешь, Тамара, а ведь самое дороге слово это "нет". "Да" это очень дешевое и плохое слово...
  
   Тамарка очень испугалась, подумав от том, что Василий как-то странно намекает ей на некий символический ответ, который если все пойдет хорошо, то ей придется давать ему. Или даже говорить прилюдно на свадьбе. Однако все оказалось куда сложнее. Василий научился говорить "нет" всему тому, что его окружало. Это "нет" пьянкам и лени, "нет" дружкам, и "нет" просьбам со стороны о чем-нибудь за просто так. Он бережет свое время, свой труд и свои деньги - и поэтому "нет" перекупщику с плохой ценой. Он торгуется, он не боится, что о нем плохо подумают. Он никогда не скажет "да" если какая-нибудь мелочь ему до конца не ясна. Он никогда не скажет "да" если есть хоть какая-то возможность его "обуть". Пусть он жадный, но он честный и это его деньги и его дело. Он не любит говорить "да" другим. Но ей он это говорит...
  
   Вот и вышла на улицу их помолвка. Сорока Игнатьевна споро разнесла ее по дворам. К Тамаре стали подходить, с чем-то поздравляли, на что-то намекали. От людей в возрасте она постоянно слышала поговорку, что "старый конь борозды не портит". Туже самую поговорку она слышала и от сверстниц, правда с ехидным дополнением "но и глубоко не вспашет". Она смирилась. Она взяла пример с Василия, ее перестало волновать, что про нее скажут люди. Скоро сыграли свадьбу. Тамара не была девочкой и любовные утехи были для нее сладки, хоть и случались крайне редко. Однако до свадьбы она с Василем в постели не была. Да и после свадьбы, став полноправной хозяйкой в доме, она с трудом себя воспринимала его женой. Она очень уважала его, но как-то больше как отца, ну может не совсем так, тогда как некого старшего брата. В близости с ним она была предельно скована, хотя никогда не отказывала ему в его простеньких делах. Он делал их быстро, а она лежала под ним с закрытыми глазами. Ей не было противно, но ей и не было сладко. Ей было никак. Она быстро забеременела и родила малыша, такого же щупленького и худенького с жиденькими белесыми как лен волосами и полупрозрачными серыми глазами. Бабушка во внуке души не чаяла, постоянно сравнивала его с Василием и говорила, что так похож, что сама бы с родным сыном перепутала. Мальчик был не капризный, хорошо брал грудь и особых хлопот не доставлял. Тамара считала себя вполне счастливой. А как сыну исполнилось полтора года, Тамара решила, что насиделась дома достаточно, оставила внука бабушке и вышла на работу на свой птичник.
  
   За время Тамаркиного отсутствия все молодые птичницы поуходили, кто на ферму, кто в контору, а кто вообще уехал в город. Остались только сорокалетние. Месяца три шла обычная размеренная сельская рутина, но тут появился Гришка-цыган. Вообще-то о происхождении Григория ходило много легенд. Самая реальная гласила, что вроде как мать, сама чернявая со значительной помесью цыганской крови, нагуляла его не то от грузина, не то от азербайджанца, когда ездила по путевке куда-то на юга в дом отдыха. Муж у нее сидел, а по освобождению к ней возвращаться не стал. Она была одинокой женщиной без родни, вот и оставила себе этого нагулянного ребенка, как опору на старость. Так кличка Варька-цыганка породила кличку Гришка-цыган. А он действительно этой кличке соответствовал на все сто - озорной и бойкий он был чернее смоли! Единственный такой среди умерено-русого населения их деревни.
  
   Она его прекрасно знала, еще с сельской школы-восьмилетки. Он был младше ее на почти на три года, но известный на всю школу шалопай. Он ушел в сельхозучилище, когда Тамарка уже пошла работать на птичник. В училище он был хулиган и двоечник, вечно влетающий в какие-то неприятные истории, и девчонки на него никогда серьезно не смотрели. И вот теперь он вернулся и устроился к ним тем же механиком сельхозтехники. Армия Гришку много чему научила. Он не только не забыл свое оборудование, но научился и понял как его сносно чинить, чего до армии никогда не делал, спихивая все на дядю Антона, второго механика. Но Антон уже год, как работал с трактористами, и на Птичник заходил редко. Оборудование старело и ломалось, а ремонтировать его было некому. С появлением Гришки дело несколько наладилось - пошли казалось замершие навеки транспортеры, закрутился кормоцех с его "рушалками" для зерносмеси и комбикормов. Бабья работа заметно облегчилась, стали выдавать больше яйца и птицы, повысилась зарплата. Однако Гришку не уважали. Несмотря на свои дельные руки он оставался тем же шалопаем - мог прогулять без причины, а получив заплату то вовсю подражал "старшим по сроку службы", напивался до потери равновесия. Правда запоев не допускал и остаток зарплаты отдавал мамке-Варьке, наверное сохранила от греха подальше.
  
   И тут Гришка стал к Тамарке клеиться. Она ему раз четко сказала, что по сравнению с ее Василем Гришка просто никчемное дерьмо. Странно, но задиристый Гришка не обиделся. Он поджидал ее у двери, а когда она входила, то прыгал и хватал ее за сиськи или за задницу, ну прям как семиклассник. Тамара злилась, но не так чтоб сильно. Она никогда серьезно не смотрела на него. Он лез целоваться, правда без какого-либо насилия, как бы в шутку постоянно признавался ей в любви. Тамарка все эти выходки списывала на то, что она единственная молодая птичница и ему заигрывать больше не с кем. Потом она стала его в наглую использовать - по ее приказу Гришка таскал мешки с комбикормом, вывозил помет, дробил мел и выполнял другую тяжелую работу. Она стала в шутку позволять ему подержаться за сиську или легонько взять ее за ягодицы. И вдруг в один момент она поняла, что нестерпимо хочет его. Пару дней она страшно боялась этого желания, а потом дала ему волю. И тут случилось то, чего никогда с ней не было. Случился страшный кайф! До замужества нее пару раз бывали оргазмы, но какие-то быстрые и поверхностные. Она здорово ощущала свой клитор, иногда резко, с острой слабостью до дрожи, но само проникновение оставляло ее весьма равнодушной. Похоже, что роды что-то перестроили в ее организме. В начале Гришка довольно сильно раздрочил ее, и она позволила ему на себя залесть тут же в подсобке. Он всего пару минут нетерпеливо посовался на ее лобке, вот уже пришли ее клиторные дела, как вдруг поверх них навалилось нечто очень приятное, откуда-то изнутри. Чувство было настолько сильным и долгим, что дрожь перешла в какие-то конвульсии, ей казалось что она проваливается в океан удовольствия и страшно хотелось заорать. Он сделал свое дело, а она все лежала полностью расслабленной, слушая периодически возвращающиеся волны своего неземного блаженства, вызывающие все затухающие спазмы ее тела. Это было самое сильное чувство, самое приятное ощущение и самое высокое удовлетворение, когда-либо случавшееся за всю ее жизнь. Она просто не знала, не представляла, что такое возможно у нормальной женщины. Нет реально, такого не может быть! Но оно было.
  
   На следующий вечер она намекнула своему мужу, не хочет ли он чего. Она попросила его сильно "потрогать себя". Он долго тер, потом крутил пальцем вокруг дырочки, она привычно закрыла глаза и стала ждать возвращения своего блаженства. Ничего не произошло. Абсолютно ничего. Он попросился войти в нее и она согласно кивнула головой. Все получилось, как всегда с самой первой брачной ночи. Никак. У нее на глаза навернулись слезы разочарования. Однако, даже воспоминания о ее вчерашней сладости, ничуть не изменили ее отношения к собственному мужу - она нежно обняла его, это же отец ее ребенка, ее единственная и такая прочная опора в этом мире. Она вздохнула и заснула спокойной.
  
   На птичнике она больше всего боялась, все догадаются о ее связях с Григорием. Она боялась, что Григорий сам сболтнет о них по пьяне. Она боялась, что их элементарно застукают за этим делом. Она боялась всего этого, но давала ему все чаще и чаще. Один раз, улучив редкий момент, когда они оказались на птичнике совершенно одни и полностью насладились друг другом, она откровенно рассказала Гришке о своей проблеме с мужем и спросила его, в чем же секрет? Ведь Григорий не делал ничего особенного, ну разве что всегда любил минуты две-три потереть ее клитор. Она ведь просила тоже самое делать своего мужа, но от такого даже не завелась! Григорий сидел голый на мешке с комбикормом, и пытался понять проблему:
   - Знаешь, Тамара, бабу, оно ведь любить ее надо... А бабa не должна бояться отдаваться. Ты же мужа своего боишься! Ты же как с отцом родным спишь. Какой тут кайф. А я кто? Так шалопай, ебарь... Я тебя ебу с любовью, а ты меня выше себя не ставишь, вот и разрешаешь себе подо мной кончать на полную.
  
   Вдруг до Тамарки дошел некий смысл такой деревенской сексологии, ее непробиваемая логика и правда. Плевать, что она с Гришкой как простая сучка под кобельком, но куда страшнее было ощущение, что она не сможет переломить свое отношение к Василию. Однако семейная жизнь, комфорт, уют и достаток значили для нее слишком много, пожалуй куда больше, чем возможность испытывать полноценные оргазмы. Она действительно ставит мужа на недосягаемую для себя высоту, она не может себе позволить под таким кончать. Ведь он фактически ее не дрючит - она лишь позволяет ему в себя излить, ровно для того, чтоб ему не было плохо. В мыслях она с ним не спит. И она обняла своего сладкого Гришу-шалопая и попросила его уволиться. На следующее утро он уже сидел в правлении, и высунув язык, писал заявление о переводе с птичника к механизаторам, мотивируя свои действия низкой зарплатой и сварливым бабским коллективом, где ему совершенно невозможно работать. Председатель просьбу удовлетворил, и Гришка исчез с ее жизни, отправившись чинить трактора.
  
   Однако с заменой Гриши на прежнего молчаливого дядю Антона, ее беды не кончились - он поняла, что беременна. Она в принципе не могла залететь от мужа, с ним она была лишь раз, тогда давно, перед последней менструацией, когда просила себя гладить и трогать. После этого он не настаивал, а ей было без надобности. Значит беременна она от Гришки-цыгана, и ее ребенок будет кучерявым и чернявым с большим носом. Доказать мужу, что это его ребенок будет невозможно. Надо сделать тайный аборт. Она вспомнила, как Игнатовна рассказывала про какую-то Захарьевну, вроде та живет на Седьмом Километре и делает аборты каким-то своим чудным методом, да так здорово, что лучше, чем в районной больнице у гинекологов - быстро и совсем не больно.
  
   Седьмым Километром назывался маленький хуторок из двадцати дворов, и найти бабку Захарьевну оказалось совсем просто. Тамара пришла к ней в старую покосившуюся хату, где первые венцы сруба уже давно ушли под землю. Разноцветная крыша была явно "крыта по-бабски" - старая еловая дранка, какой уж не кроют лет этак тридцать, кое-где прикрывалась по верху толем и полосами рубероида. Тамара бережно несла пятьдесят рублей ее собственных денег. Она никогда бы не посмела взять без спроса у Василия, но Василий совершенно не интересовался ее зарплатой. Она вот и взяла с собой последнюю получку.
  
   Захарьевна, или проще баба Люба, оказалась весьма подвижной бабулькой лет около шестидесяти пяти, может чуть больше. Тамара долго не могла приступить к делу, не могла собраться и рассказать о цели своего визита. Тогда баба Люба начала сама. Оказывается с самого начала Отечественной войны она и еще четыре ее сестры попали в окупацию. Отец ее погиб на фронте, а мать повесили немцы, как коммунистку-активистку и за связь с партизанами. Заодно и выгребли абсолютно все продукты из их дома. Остались пять молодых девок от шестнадцати до двадцати трех и их старая бабушка. Еды у них совсем не было, и чтобы не умереть с голоду им пришлось побираться. У своих тоже взять было нечего, но можно было взять у немцев за определенные услуги. Поэтому все они выжили, только вот периодически беременели. От всех беременностей их поизбавляла их же родная бабка, баба Фрося, что померла в день со Сталиным. Поизбавляла, спасла их всех от сраму, а может и от лагеря, да при этом еще научила бабу Любу, тогда двадцатилетнюю девушку, как это делать. С тех пор баба Люба многих девиц от сраму-то спасла, а самой вот в жизни не повезло - детей у нее нет, и муж ее бросил, еще как Хрущев только пришел. Да ты, дочка, не бойся - дело такое безопасное, и не больно совсем, мне баба Фрося два раза делала, в сорок первом и сорок втором, а после я и не пузатилась. Хоть и давно, а я помню хорошо, что никакой боли. Сделают за минуту и иди себе домой, а потом сама выкидыш родишь, что чуть больнее, но тоже терпимо.
  
   Суть метода была предельно проста: Девушке надлежало снять трусы и залезть на стол, над которым висела лампа. Следовало опереться на шею и лопатки, а руками подпереть поясницу и упираясь локтями в стол, поднять зад как можно выше. В этом положении следовало полностью раздвинуть ноги в стороны, так широко, как это возможно. У рожавших сразу срамное место открывается само, и "дырку на соске матки", что внутри влагалища хорошо видно (так баба Люба описала маточный зев и шейку). А вот у нерожавших срамота полностью не открывается, и ее надо открыть, хотя бы два пальца левой руки туда всунуть и раздвинуть, чтоб "сосок с маленькой дыркой" увидать, шибко узенькая "дырочка на соске" у нерожавших. После этого в дырку через сосок вводится обычная вязальная спица, которой в матке прокалывают плод. Это абсолютно не больно, идет немного воды и почти нет крови. Все, можно идти домой, плода уже убили, и выкидыш будет обязательно - матка мертвяков не любит. Ты рожала? Ну так вообще легко будет. Кто жаловался? Да никто еще не жаловался. А спицы боишься! Так чего ее бояться - сейчас на карандаш ваты намотаем, одеколоном обольем, подожгем и спицу над пламенем прокалим, любая зараза сдохнет! Сколько беру? Да рублей пять за работу думаю не жалко...
  
   Тамара положила перед Захарьевной пятьдесят рублей с обещанием молчать, что ее у себя видела, скинула трусы, улеглась на стол, задрала свой зад и лихо раздвинула ноги. Баба Люба прокалила спицу, а потом нагнулась к Тамаркиному хозяйству. Хоть та и была рожавшей, но ее "срамота не открылась", тогда баба Люба всунула ей как можно глубже два своих пальца в срамное место и что было силы их развела. Наконец она увидела "сосок с большой дыркой" рожавшей женщины. В эту дырку она и кольнула спицей несколько раз. Особо больно не было, хотя иногда были резкие приступу острой боли, напоминающие то, что бывает у дантиста, когда тот порой задевает нерв в больном зубе. Но такая боль длилась всего секунду. Ну вот, дочка, и все. Тамара села на край стола. Из нее действительно вытекло немного воды с прожилками крови. Где-то внизу чуть побаливало, но вполне терпимо. Она поблагодарила добрую бабу Любу и пошла домой.
  
   Не знала баба Люба самых азов женской анатомии. Уж скольким она девушкам так "помогла", но совершала она действие весьма варварское и с медицинской точки зрения абсолютно безграмотное. Матка относительно влагалища стоит под определенным углом. Это о самой, что ни есть обычной здоровой матке. Бывают матки у которых этот угол больше, наклон несколько иной а то и вообще не в ту сторону, что в народе называют "загибом матки", в таких случаях последствия еще тяжелее будут. Анатомически абсолютно не возможно, уколов спицей в зев, и следуя по направлению самой влагалищной трубки, пройти в маточную полость. Есть определенная вероятность зацепить плодный пузырь и выпустить амниотическую, околоплодную жидкость, есть даже небольшая вероятность проткнуть плод, но основное действие получается совсем иным. Почти наверняка спица по прямой прокалывает шейку матки сразу в районе нижней губы зева, затем небольшой участочек самой маточной стенки и выходит в пространство в нижнем тазу между маткой и прямой кишкой. Очень большая вероятность проколоть и саму прямую кишку, чем вызвать каловый перитонит.
  
   Но в случае с Тамарой этого не произошло. Прямую кишку баба Люба ей не проколола. Хватило той дряни, что была на всунутых в Тамаркино влагалище, бабкиных пальцах. В пространстве между маткой и прямой кишкой пошел перитонит, который полез вверх, где отток венозной крови с бактериальными токсинами идет прямо в печень. От этих токсинов печеночные вены затромбировались, нарушив кровоток и полностью отключив функцию очистки крови от ядов и продуктов распада организма (чем печенка и занимается, и для чего она, собственно, нам и нужна). Тамара абсолютно без приключений добралась домой, а там почувствовала боль по всему животу и слабость (во всей ее требухе кровь остановилась). Потом начало угнетаться сознание, так как организм стал еще самоотравляться. Вызвали "Скорую", когда врач приехал, то решить, что же произошло с больной было практически невозможно. Состояние было тяжелым. Ее постарались отвезти в Ленинград, но она умерла по дороге.
  
   Ну а на бабу Любу нам Инагнатовна помогла выйти - как только следователь спросил, не знает ли она, кто тут в округе мог молодой женщине матку проколоть, так та его к ней и привела. Бабка поотпираться решила, да без толку - и смывы со стола, и сама спица следы биологического материала имели, кстати идентичного с Тамаркиным. Бабку посадили, Тамарку похоронили, а Василий остался доживать свой век бобылем. А ведь часть и его вины в этом есть - разве трудно было с первой брачной ночи спросить свою жену, хорошо ли ей с ним? Не стесняясь обсудить, кончает ли она? Действительно, самое дорогое слово "нет", особенно когда его не говорят.
  
   -- Пахикарпин
  
   Есть такой медицинский препарат. Это вчера Санек Толику рассказал. Санек не соврет - он уже на третьем курсе мединститута. А вот Толику только на этот год поступать. Хотя может уже и не поступать... Ведь вчера приперлась эта дура, Лариска, пришлось ее тащить в парк, чтоб предки, не дай бог, чего не заметили. А там ревела весь вечер, как белуга. Вот ведь какая стерва! И ведь не нравится она Толику ничуть, ему Светка белобрысая из параллельного нравится. Вот та красивая и отличница еще. А эта? Да смотреть не на что, третий сорт и учится плохо. Ну как с такой жить? Какое, к черту, будущее если она мечтает работать с ее мамашей в ателье? Что за полет мысли - портниха свадебных платьев? Дура! Всех достоинств - детская художественная школа. Нашла, чем гордится. Вот Светка на юридический поступать собирается, это понятное дело. Просто Светка ему не давала, а Лариска давала. Может и Светка бы дала, да как-то спросить боязно и подойти стремно... Вроде даже и не знаком официально, так кивок-улыбочка при случайной встрече.
  
   А началось все из-за училки, тоже стервы. Классный руководитель то же мне! Да сдается Толику, что о Ларискиных чувствах Александра Александровна, или Сан-Санна, Сана-Сюзана, а то и вовсе АА, давно догадывалась. И ведь как, сволочь, хитро все подстроила - оставила их наедине убирать класс перед Новым Годом. А Лариска, ведьма, ведь так тянулась стоя на парте и развешивая новогодние украшения. И сапоги скинула, якобы столы не пачкать, и места повыше выбирала - посмотри, Толя, на мои трусики. Пришла бы в джинсах, может и делов то никаких не было. А тут нате, короткая юбка, мини-стрептиз среди зимы. Никто же ее за язык не тянул, сама и в любви призналась, и целоваться полезла, и намекнула, что от дальнейшего не откажется. А Толик что? Толик еще ни с кем не был, а тут так сразу приперло. У Лариски как раз дома никого. Боялся, что не встанет, что первый раз не получится. Да ерунда это все, стоял так, аж звенел! А получилось хоть и с закрытыми глазами, но три раза! Правда первый раз спустил не засунув, а вот потом... Потом долго "покатался". Лариска тоже молодец, во-первых уже не девственница, а во-вторых это она ему советы давала, ну вначале, чтоб ногу между ее ног не оставлял и не стеснялся, ложился как надо. Честно сказать, то без ее слов Толя точно бы застеснялся и убежал бы сразу после "фиаско на колготки". Она же и раком сама повернулась! Толик не просил. Толику вообще стыдно было. А она вон как успокоила да подучила - одним словом блядь! Потом Толик встречался с Ларисой довольно часто, срамное по началу дело оказалось сладко-притягивающим. Хвалился перед дружками, даже ревновал иногда. Правда пропустив стакан крепленого вина или литру пива, свою столь обожаемую подругу, первой подарившую ему много чудных моментов неземного счастья, Толик называл просто - моя блядь.
  
   "Ненавижу! Блядь!" - со вчерашнего вечера эти слова крутились в Толиковой голове с упорностью мантры буддистского монаха, разве, что звучали они отнюдь не отрешенно, а напротив, весьма эмоционально. А все потому, что Лариска беременна. От кого? Да ясное дело, что от него. Ну конечно дружкам на всякий случай надо чего-нибудь такого приврать покруче - что она блядь они уже слышали, надо рассказать, что трахалась она с первым встречным и поперечным. Она, конечно, не трахалась. Она Толика любила. Да какая разница, он же у нее не первый, а раз до него кому-то давала, значит в натуре блядь! Правда вот зачем всем гнал пургу, что якобы сам ей целку сломал... Как бы не ляпнули чего там на каком суде, или что там будет. Надо всем срочно сказать, что Толик все всем врал, что не трахал он Лариску совсем. Хотя если ребенок его, то какое это имеет значение... Сейчас такое вроде легко определяют. Вчера притащила, зараза, эту импортную палочку. Мол посмотри, дорогой, я эту палочку у сестры стырила - тест на беременность. Час назад на нее пописяла - видишь крестик? Это залет. Потом считали сколько месячки не было. Вроде если и залетела, то совсем недавно. Два месяца назад течка у нее точно была.
  
   А ведь какая упрямая оказалась! Как долго умоляла ее обнять. Плачет, тушь по щекам мажет, а сама все в любви признается. Похоже, что на аборт она не собирается. Говорит что рожать будет, хоть пока ничего никому не говорила. Толик ей благородно сказал, что пошлет ее на три веселых буквы с ее же ребенком. Своим ребенком? Не смеши, дорогая - моим ребенком будет только тот, которого я сам захочу. Ему и на алименты наплевать, он мужик стойкий! Господи, как противно дрожали ее плечи после этих слов. Какие красные были глаза после долгого рева. Тьфу, аж морда опухла! Потом полезла целоваться, стала хватать за член... Понятно, Толик опять не выдержал и вскоре драл ее раком в кустиках по соседству с лавочкой. Но и этот половой акт (Толик зарекся, что последний) его отношения к Ларисе не изменил - сразу после оргазма, в его голову вернулось прежнее "Ненавижу! Блядь!" Он застегнул штаны и резко повернулся, так что даже задел ее мягкую голую задницу. Бросив крутое мужское "Все!!!", Толян не оборачиваясь уверенно зашагал прочь.
  
   Нет, определенно из каждого безвыходного положения есть выход. С расстроенных чуств и последних денег Толян купил четыре бутылки пива. Сел на лавочку, в соседнем дворе, очень уж ему не хотелось снова с Лариской встречаться. А она ведь будет его искать, это Толик, как пить дать, знал. Ладно, после драмы, что эта дура устроила, нужно нервишки успокоить, пивка попить. Только открыл первую бутылку, как появился Сашка. Да нет, Санек парень смирный и воспитанный, пива просить ни за что не будет. Шнурок у него развязался, вот и воткнул он свою лапу на туже лавочку с Толиковыми бутылками по соседству. А Толик вдруг исполнился такой крутизной и гордостью за себя. Вон он какой, невзирая на последствия, смело бабу на хуй послал! И захотелось ему с первым встречным-поперечным пережитым поделиться. "Пивка хочешь? Бери, не стесняйся!" И понеслась неспешная беседа.
  
   Санек послушал и сказал. Мол знаешь, Толян, раз она на аборт не идет, раскрути ее на таблетки. Есть такая штука, пахикарпин называется. Уговори ее залпом штуки три-четыре выпить, и твоим мучениям конец - никакого аборта не надо, все само к вечеру выйдет. Га-ран-ти-ру-ю!!! Только смотри - там сосудистые ортостатические рефлексы нахер вырубает. Поэтому надо, чтоб после приема девка вообще не суетилась. И еще, достать эти колеса трудно - они группы А и на розовом бланке идут, как наркота. Толик от счастья к Саньку чуть обниматься не полез. Название "пахикарпин" он записал Саниной ручкой прям на своей руке, а какие там чего-то рефлексы на хер... Да до них ли дело, когда по Саниным словам матка в камень сократиться и выплюнет все со свистом! Наверное из-за этих самых орто-кисло... или как там их. Ну а на счет того, чтоб девка не суетилась. Черт его знает, что Санек имел в виду, наверное, чтоб не дергалась, в смысле больше без истерик.
  
   Задачка была решена очень просто. Через полчаса Толик рылся в семейной шкатулке, доставая сто десять рублей. Это за рецепт, а десятку на аптеку. Пропажу денег предки, конечно засекут, и придется им сбрехать, что мол порвал в драке одному куртку... Драку начал сам, поэтому и заплатить пришлось, чтоб дело замять. Тогда и концы в воду, не станут же родоки рыпаться и искать приключений на жопу собственного сына. Затем довольный удачно сочиненной лапшой, Толя бежал к Митьку-Кухарычу. Он был лет на пять старше, но под армейский призыв не попадал, вроде из-за какого-то не то гепатита, не то туберкулеза. Митек-Кухарыч работал столяром-разнорабочим в городской больнице. Что-то там чинил, врезал замки, подкрашивал, подбелевал и стриг "розу". "Розой" назывался розовый рецептурный бланк, пригодный для выписки лекарств с наркотическим действием. Букет "роз" был заветной мечтой каждого наркомана и стоил бешенных денег. Она "роза" шла вроде за стольник... А наивная администрация больницы никак не могла взять в толк, что держит на рабочем месте молодого человека при месячной ставке в 65 рублей, и как при такой бедности молодой человек умудряется носить дорогие дубленки и ездить, пусть на подержанной, но машине.
  
   Митек-Кухарыч принял Толика весьма холодно. Сказал, что на стольник может дать пять ампул морфина, восемь ампул омнопона, упаковку промедола или кетамина на выбор. Тогда Толик вкратце рассказал ему свою историю. Митек-Кухарыч о пахикарпине не слышал. Недоверчиво и много раз он переспрашивал Толика, не цепляет ли эта штука, а если цепляет то как? С кайфом, с тормозом, с глюками? Этого Толик не знал. Митек-Кухарыч выразил громадное сомнение насчет того, что это, доселе неизвестное, снадобье не долбит - раз "роза", то долбить обязана, иначе чего ей делать на розовом бланке? Митьку-Кухарычу явно стало интересно. Он угостил Толика какой-то импортной сигаретой, велел подождать, а сам трусцой побежал домой за фармакологическим справочником. Вернувшись через пять минут Митек-Кухарыч аж осунулся от разочарования. Эта гадость не цепляла абсолютно, но при этом шла на "розе"! "Из-за тебя, козленка, один цветок придется портить" - злобно прошипел Митек-Кухарыч. Явно, на морфине у него с одного бланка куда больше стольника выходило. Из того же справочника он вытащил пустой рецептурный розовый бланк и размашистым почерком врача с двадцатилетним стажем выписал рецепт, проставив дозу по справочнику. Затем извлек из кармана печати и аккуратно проставил их в нужных местах. Когда чернила просохли, он вручил бланк Толику. Посоветовал не мять, сложить вдвое, а отовариться в любой аптеке Выборгского района. Потом написал на листочке короткую памятку - что нужно сказать, если в аптеке спросят "кому и зачем", а вместо прощания сказал: "Если узнаю, что отоварился в нашем районе, убью".
  
   Толик парень надежный, он сразу побежал в дежурную аптеку Выборгского района, что была возле Финбана. Пожилая женщина с крайнем недоверием взяла красный рецепт из рук молодого человека. "Кому и зачем?" - спросила она, даже не заглянув в бумагу. Похоже, цвет рецепта говорил сам за себя. Собрав весь свой артистизм, Толик сделал постное лицо и заговорил спокойным голосом, как можно более обыденно, но в тоже время с легким придыханием, намекающем на откровенность. "Да я сам толком не знаю, толи давление у нее какое-то особенное, какие-то там кровотечения, вроде с маткой что-то такое страшное, устали уже "Скорую" вызывать. Доктор вот это выписал и сказал ей лежать трупом. Помрет наверное скоро. В смысле тетка моя." Глаза видавшего виды провизора удивленно поползли поверх очков, что сидели на самом кончике ее носа и казалось, вот-вот свалятся. История явно не походила на стандартный ответ "рак у дедушки, боли". Она стала внимательно читать рецепт. Потом схватилась за телефон и принялась куда-то звонить. Повесив трубку, хозяйка лекарственного царства, с виноватой улыбкой снова подошла к окошку:
   - Молодой человек, у нас сейчас нет пахикарпина. Могу сделать только завтра к полудню. Советую вам сесть на любой автобус и через две остановки будет другая аптека. Я туда звонила, там есть. Они до семи, Вы успеете. Такие вещи обычно по срочному, Вы уж нас извините. Если будет там очередь, суньте рецепт и скажите, что по срочному, Тамара Николаевна уже с "Дежурки" звонила.
   - Да, мне сказали срочно... - неуверенно пробормотал Толик, ибо такое искреннее участие многоопытной Тамары Николаевны в судьбе его несуществующей тетушки явно сбивало с толку.
  
   Автобуса Толик ждать не стал, играть, так играть - хорошо после такого звонка ворваться запыхавшимся в тягучий, бальзамно-камфорный аптечный мир. Этаким контрастом показать искренность порыва! Вот и указанная аптека. Толик врывается, как революционер размахивающий розовой листовкой:
   - Х-хх, х-хх, Тамара Николаевна, х-хх, х-хх, тут Вам...
   Его рецепт берут без единого слова, а еще через мгновение на стекле прилавка появляется небольшая сине-золотистая коробочка явно импортного препарата. Коробочка пока остается в углу прилавка на стороне у провизора:
   - Во вторую кассу, рубль одиннадцать, пожалуйста. По одной утром и вечером. Да и Вашей тете надо лежать не вставая.
   - Я знаю...
   Толик стал в коротенькую очередь. Его сердце уже билось не столько от недавнего бега, сколько от какой-то внезапно переполнившей его внутренней радости, что все так быстро и успешно получилось. Толик чувствовал себя героем, способным пройти любые трудности и взять жизнь за рога. Наконец беленький квадратик чека наколот на иглу, и заветная упаковка надежно уложена во внутренний карман, поближе к сердцу. Вот и все, завтра дело за малым, и уж с этим Толик справится без проблем. В руке оставалось без малого девять рублей. Толику был так приятен вечерний весенний воздух, и он не спеша побрел к Финляндскому Вокзалу, смакуя каждый вдох. В успехе мероприятия сомнений не было, Толик раскусил "розовую" тайну пахикарпина - это чтоб подпольных абортов не делали!
  
   Рядом с Финбаном у метро лоточники торговали цветами. Толик замедлил шаг, затем остановился возле одного небритого южанина и выбрал хороший букет за девять рублей. Одиннадцать копеек ему простили. Толик с букетом растеряно стал у метро - пятака на турникет у него не было. Забыл в пылу. Но даже эта маленькая досада, его совершенно не расстроила. Рядом стайкой проходили какие-то студентки. "Девушки, извините ради Бога, не могли бы вы мне дать пятак? Право забыл по глупости, а возвращаться не могу - на свидание опаздываю". Вид молодого человека с цветами и таким признанием моментально оживил девчонок, наперебой посыпались необидные шутки и пятаки:
   - Возьми два, назад то ехать... Да бери, чтоб у подруги не выпрашивать!
  
   Толик послушно взял монетки и исчез в толпе. Его сразу обволокло одиночество общественного транспорта. Кто-то цеплял за локоть, кто-то наступал на ногу, но этих людей как бы нет, есть только собственные мысли о том, что завтра воскресенье и лишь первый этап операции. Если все пойдет удачно, то второй этап будет в понедельник, а во вторник утром будет третий этап - проверка действия и окончательное сожжение мостов. Во вторник утром Толян уже будет свободным человеком без "генетических хвостов". Зайдя в свой подъезд он спрятал букет под лестницей и пошел спать. Пропажу денег предки еще не обнаружили, а после всех скитаний ужинать в их обществе совсем не хотелось.
  
   Утром отец с матерью вышли на свой короткий моцион. По выходным они вместе любили ритуально погулять с Кнопкой, маленькой гавкучей болонкой. Едва хлопнула дверь, как Толик сел за телефон. На счастье трубку взяла сама Лариска. "Привет, Ларис. Ты это... Короче, я это... Долго думал, ночь не спал. Нам надо встретиться. Прости меня. Я тебя люблю!" Почему-то сказать это заочно оказалось куда легче. Договорились, что она выйдет через час, а Толик будет ее караулить у подъезда. Можно успеть прыгнуть под душ, быстро почистить зубы и подушиться папиным одеколоном. Потом Толик опять залез в родительскую шкатулку и вытащил еще один червонец, теперь уже на культурные мероприятия. Вот и знакомый подъезд. Легкая Ларискина фигурка моментально выпорхнула из дверей, едва он подошел - похоже она караулила его у окна. Глаза девчонки наполнялись слезами, она все еще не могла поверить, что этот букет ей! "Ой, а цветы теперь куда?" Похоже, что Лариске еще ни разу в жизни цветов не дарили. Толик пожал плечами, и полез по Ларискиным карманам в поисках платка. Лариска прижимала к себе то цветы, то Толика, а слезы все текли и текли... Опять смазалась тушь, и платочек стал грязным и мокрым. Наконец Лариска чуть успокоилась и зашептала:
   - Пошли ко мне. Отец на шабашке сегодня, кому-то там балкон стеклит, а мама на базар поехала. Часа два у нас точно есть!
  
   Дома Лариса достала громадную хрустальную вазу. Эта ваза стояла высоко на шифоньере в окружении очень красивых кукол. Точнее куклы были пластмассовые, дешевые и самые обычные. Необычными были их одежды - все они были наряжены в необычные подвенечные платья, в малюсеньких коронках с фатой. Даже изящные кружевные туфельки умело скрывали гротескную пухлость кукольных ножек. Белоснежные одежды миниатюрных невест здорово выделялись над темным деревом шифоньера. Это Лариска с мамой баловались - пообшивали старых кукол, что остались от Ларискиного детства и детства Ларискиных знакомых. Девчонка водрузила вазу с букетом на телевизор, вроде как на самое видное место в комнате.
   - Толь, а что мне маме сказать? Спросит ведь, откуда цветы...
   - А скажи как есть. Скажи Толик подарил!
   Она опять заревела и бросилась к Толику с объятьями. Потом с видимым усилием отнялась от его тела и бросилась закрывать шторы. В этой квартире - тюль и занавески, покрывала, наволочки, накидочки, скатерти, салфетки - все было самодельным носило ярко выраженный свадебный характер. Толика эти белоснежные цветочки-завиточки-голубочки поначалу забавляли, а потом раздражали. Реминисценции с работы Ларискиной мамы ему казались верхом безвкусицы и мещанства. Хотя сейчас он об этом не думал. Ларискино упругое тельце заходило под ним, и он даже не успел снять полностью джинсы. Так и влился в нее с болтающимися на одной ноге штанами. Впервые он был не конем-молчуном, а нежным влюбленным. Он склонялся к уху своей покорной девочки и тихо шептал: "Ларисонька, кисонька, лапушка, моя, моя, моя..." А Лариска лишь тихо выла в ответ, чуть наискось прикусив губу, и из глаз ее уже в который раз бежали слезы блаженства и радости. Потом Лариска поскакала в ванну, Толик поплелся за ней ополоснуть свое хозяйство под краном. Он засунул руку за очередную свадебноподобную портьеру, где изысканная капроновая тюль удачно скрывала простую клеенку и перекрыл воду. Потом скомкал белых лебедей и отодвинул занавеску. Лариска стояла перед ним, такая маленькая, голая и беззащитная. Покрывая свою рубаху темными разводами капель, Толик прильнул к ней начал целовать Ларискино голое тело. Целовал он быстро-быстро, и так же быстро тараторил "люблю-люблю-люблю..."
  
   Потом они оделись и пошли гулять на Неву, потом в какое-то скучное и дурацкое кино. Кино они не смотрели. Сидели себе на самом заднем ряду и тихо там целовались весь сеанс. Затем забрели в простенькое кафе и проели там почти все деньги. Домой решили идти пешком. Со скульптур Летнего Сада уже сняли деревянные "тулупы" и за решеткой снова блистали Аполлоны и Афродиты, а не убогие будки, похожие на сельские туалеты. Они зашли в эту Мекку всех ленинградских влюбленных. Там Толик вдруг рухнул на одно колено и громко сказал:
   - Лариса вот тебе моя рука! И мое сердце!
   Прохожие шарахнулись и захихикали. Как-то манерно и слишком театрально, не шутит ли? Лариска галантно взяла Толикову руку и тихо ответила смущаясь назойливых зрителей:
   - Толя, а я согласна. Я ведь тебя тоже люблю, ты ведь знаешь...
   Толька вскочил, и как-то по гусарски поклонился. Они еще с минуту под ручку шли по алее, пока не наткнулись на первую попавшуюся свободную лавочку. Толик попросил его не перебивать и заговорил о свадьбе - свадьбу предстояло сыграть сразу после "Последнего звонка" в школе. Это ничего, он все равно сумеет поступить в университет. Пусть будет трудно, но он подготовиться. Лариске надо будет пойти к маме в ателье, потом она тоже сможет стать настоящим мастером подвенечного платья. Плюс ее зарплата и его стипендия, на двоих хватит! Но только на двоих... Не на троих. Да я понимаю, деды и бабки у нас молодые будут, помогут, никуда не денутся. Но ведь Толику учиться надо. Не получится это с ребенком. Вот курсе на третьем - тогда без проблем! Такой вот подход и называется планированием семьи. Ларискины глаза погрустнели:
   -Я не пойду на аборт - сказала она похолодевшим голосом - я себе платье подвенечное уже давно придумала. Я его в альбоме нарисовала. Мама смотрела, кое-что подправила, и сказала, что сошьет. Там фасон такой, что и животом можно...
   - Господи, Лариска! Да не надо на аборт! Я тебе завтра четыре таблетки дам. Ты их выпьешь. Если у тебя там ребенок здоровый, то ничего не будет, а если какой урод - то его сам твой материнский организм отторгнет! А если не отторгнет - шей себе платье с животом!
   - Нельзя беременным таблетки... Мне так мама говорила.
   - Ой, Ларис, ну чего ты такая наивная! Вон твоя сестра импортную палочку, ну тот тест на беременность за какие деньги покупала у валютчиков-спекулянтов? Ну пусть не за деньги, пусть ей мамкины клиенты в благодарность за платья подарили. Это не важно! Они то все равно такое за валюту или по переплате доставали. Важен импортный тест! Тебе вот охота ребенка-урода? Нет! И мне не охота. Это специальные французские тест-таблетки - они только здоровых детей оставляют. Я у Гарика-валютчика доллары купил, а на них эти таблетки одному морячку специально для тебя заказывал! Да не бойся ты, они вроде как витамины, их в Америке и Европе всем школьницам раз в месяц дают, сам по "голосам" слышал. Ну че ты, Лариска, такая необразованная.
   -Ну если только один раз... - неуверенно согласилась Лариса.
  
   Наутро перед школой Толик дожидался Лариску у подъезда. Едва она вышла, как он схатил ее увлек обратно в парадную, где зажал в объятьях и страстном поцелуе. Лариска что-то затараторила, что пора идти, а то они точно на алгебру опоздают. Толик не спеша открыл портфель и достал... бутылку молока. Он сунул бутылку в Ларискину руку, а затем быстро извлек что-то из кармана. На протянутой руке лежали четыре белых овальных капсулы.
   - Пей их быстро, одну за одной.
   Толик все рассчитал. Он пятнадцать минут будет с ней идти в школу. Он постарается немного опоздать, и времени забежать в туалет у Лариски точно не будет. Значит не выблюет. Потом алгебра, сорок пять минут - в той умной книжке про лекарства, какую читали с Митьком-Кухарычем, было написано, что всасывание в желудке в течении часа. Вот мы час и обеспечим!
  
   До школы дошли без приключений, и едва все сели, как они оказались перед дверью класса. Глаза Сан-Сюзаны удивленно расширились, чего-чего а увидеть Толика и Лариску вместе, да еще и за ручку, она никак не ожидала. Кивком головы предложила пойти сесть на свои места. Даже не стала метать свои гневные речи по поводу опоздавших. Опоздавших она не любила, и поэтому к ней опаздывали редко. У АА луче прогулять, чем опоздать.
  
   Лариска сидела от Толика довольно далеко, через ряд. Хрупкая и маленькая она никогда не вылезала с первых парт, а вот рослый Толик всегда сидел на "камчатке". Однако если подвинуться на нужную позицию, то Лариску ему было хорошо видно между застывших голов одноклассников. Первую половину урока она что-то там писала в своей тетрадке, наклонялась за линейкой в портфель и иногда грызла ручку. А вот потом. Потом минут десять она сидела неподвижно, а после ее скрутило. Она положила руки на живот и грудью оперлась о парту. Очкастая Алка Федорова, дебелая бабища, что сидела от Лариски через ряд и прям перед учительским столом из-за своего плохого зрения, небрежно швырнула на Ларискину парту какую-то конвалютку с таблетками. По серебристой фольге похожи на баралгин, Толику мать такие от зубной боли давала. Любят бабы друг друга "от месячки" лечить. Лариса отрицательно помотала головой и передала таблетки назад Федоровой. Движение ее руки показалось Толику каким-то слабым. Потом Лариса подняла руку и сконфуженным голосом произнесла:
   - Извините, Александра Александровна, я выйду.
   Вставала Лариса как-то медленно и излишне долго - уже весь класс вперил в нее глаза. Сан-Сюзана нервно подскочила к полускорченной Лариске и уставилась ей в лицо своими колючими рентгеновскими глазами. Затем АА заговорила привычным властным голосом:
   - Немедля иди на первый этаж в медпункт! Сама дойдешь, или пусть тебе Федорова поможет?
   - Сама, сама. Спасибо, мне уже лучше.
   Стараясь выглядеть бодрой и по своей привычке закусив криво губы, Лариска вышла из класса. Математика на втором этаже, до медпунка один лестничный пролет. На первой ступеньке с Лариской неожиданно что-то случилось - в глазах не то внезапно потемнело, не то страшно посветлело, в ушах раздался нестерпимый звон, переходящий в высокочастотный писк, после чего ее мышцы полностью ослабли, и она отключилась. Все случилось так внезапно, за какие-то доли секунды, что Лариса не успела даже сесть на ступеньку - так и грохнулась на лестнице. Все что она успела - это лишь чуть-чуть развернуться, поэтому хоть и полетела она строго вниз, но удар о край бетонной ступеньки пришелся не в лицо, а за ухом. Техничка Ивановна, что мыла вестибюль услышала страшный хлюп с хрустом - очень характерный звук разбиваемого черепа. На ее вопли прибежала медичка и АА, потом завуч, потом Крючок - трудовик, его мастерские на первом этаже рядом... Потом вообще все, кому не лень. Когда Лариску занесли в медпункт, она не дышала. Хотя она и на лестнице уже не дышала. "Скорая" приехала. Два больших дядьки с носилками, ящиком и каким-то аппаратом бегут в медпункт. Торчат там минут двадцать, потом один устало выходит перекурить. Появляются менты, начинают ходить вверх-вниз, чего-то мерять. Наконец Лариску несут на выход под белой простыней вперед ногами.
  
   Толик это видит и ему страшно. Первый раз по настоящему страшно. Нет, Лариска блядь и ее не жалко, но ведь впереди жизнь, институт... Нет, надо молчать, молчать и молчать! Тогда ничего не будет. На переменке Толик запирается в туалетной кабинке и спускает оставшиеся таблетки в унитаз. Потом выходит на школьный двор, прячется за старой елкой и нервно прикуривает сигарету. Тут же сжигает коробочку и оставшуюся пустую конвалюту. Все, следов нет. Ничего не знаю - будут менты чего спрашивать, скажу что ебать-ебал, но любил. Скажу жениться хотел, а что беременная не знал.
  
   Прозектор Серега тронул меня за плечо:
   - Шеф, там похоже токса с черепной травмой. По Вашей части, вроде, может глянете? Габриэлян просит, его труп.
   - Ладно, а что о теле у нас почитать есть? Не густо, писульки "Скорой" со слов уборщицы... Ну пошли, проведаем Габриэляна с его мадам.
   Да, похоже токса на лицо. В желудке четыре полупереварившиеся белые капсулы. Мозг и печень малокровны, а вены и артерии малого таза расширены до предела. Да я тут особо и не нужен, Габриэлян и сам дока, меня позвал больше из вежливости, хотя может чего ему надо... Все пробы крови и других биожидкостей, печени, сальника и, разумеется, желудочного содержимого он уже взял. Остатки капсулок лежат по отдельным пробиркам. С головой все ясно - на черепе громадный перелом, трещина проходит через основание. Так Велозиев круг, это серьезно, латеральный синус, ерунда. А вот и вклинение продолговатого мозга - ясно, это и есть непосредственная смерть. Теперь капнем на шажок в сторону - что еще интересного? О, матка беременная, стенки сжавшиеся. Плодное яйцо почти из зева вышло. Аборт в ходу.
   - Слышь, Арсен. Распотроши это красиво, я пойду фотоаппарат принесу. Похоже грохнулась малолетка от ортостатического коллапса, судя по перераспределению крови. Да плюс аборт... А на стенки матки посмотри! Короче, на отравление пахикарпином похоже. Придется труп с неделю в холодильнике подержать. Пробы я в ИВС и в нашу лабораторию пошлю, случай не срочный, раньше не сделают.
   Глаза Арсена Акоповича в мольбе уставились на меня:
   - Анатолич, закончи ты. Мне надо с дочкой на гимнастику, а жена дежурит. Ну закончи, а? Долма с меня!
   Я долму люблю, особенно ту, что Наира готовит. Я холостой, мне всегда жрать хочется, поэтому согласен. Поделил пробы, кое-что для верности закинул в жидкий азот. Раз столько работы подвалило, то можно не торопится, теперь все равно в общагу поздно попаду. Пойду ка я покурю на улице, такой день хороший. Из прозекторского зала надо выходить осторожно. Хоть прозектура судебная, военная, да режимная, никогда не знаешь, когда на родственников нарвешься. И как они умудряются все узнать и сюда через КПП пробраться? Сейчас все вроде спокойно. Я усаживаюсь за только что зазеленевшими кустами и с наслаждением прикуриваю беломорину. Через прозрачную салатную кисею однодневной листвы вижу серую ментовскую форму, а за ним балахонистый пиджак следака. Это не родственники, все свои, присаживайтесь ребята, покурим. Начинаются стандартные вопросы, что нашел, да что думаю. Вот что мне не нравиться в их братии, так это то, что они готовы всем и вся устраивать допросы. Ну подождали бы чуть-чуть - получили бы официальный протокол предварительного заключения, а через недельку и окончательного. Я небрежно помахиваю вычурно согнутой папиросой, манерно пускаю дым, закидываю ногу за ногу. Рисуюсь немного перед следствием. Да мол, чего там искать - пока стопроцентно утверждать юридического права не имею, так как результаты анализов не получил, но дело похоже ясное - отравление пахикарпином при попытке неудачного медикаментозного криминального аборта.
  
   Следак достает записную книжку и просит написать название лекарства по-латыни и по-русски. Я пишу. Краем глаза замечаю, что к нам подходит какая-то женщина. Почему-то мне кажется, что это Николаевна, следачка с "железки". Наверное идет по поводу того алкаша на четвертом столе, что вчера ночью поцеловался с электричкой. Дописал, поднимаю лицо. Нет, не Николаевна. Красные сухие глаза, черная шаль на плечах, руки бессмысленно теребят какой-то детский альбом для рисования с выглядывающим из него белым бутафорским цветком из тюля с блестками. Да, влип. Это МАТЬ, и судя по возрасту, это ЕЕ мать. Я нервно швыряю окурок и торопливо встаю. Конечно, от матери много чего полезного можно узнать, да только пусть с этим следователи возятся. А у меня здоровье не железное. Я вон и работу выбрал, где даже "больные" не жалуются. Однако быстро слинять не получилось. Она меня взяла ЗА РУКУ. Никогда ИХ родственники не берут НАС за руку. Мать заговорила, вроде бы по делу и вроде бы в пустоту:
   - Когда мне отдадут Ларису? Она платье себе придумала. Красивое, подвенечное. Не знаю, успею ли...
   Мать отпускает меня и открывает альбом, я машинально прячу освобожденную руку за спину. Мне неудобно, но интересно, я стою и смотрю альбом. На первой странице нарисована невеста в красивом наряде. Мать листает дальше, это бант, это шлейф, это фата...
   - Думаю, что успеете. Нам не менее семи дней на экспертизу потребуется. Да Вы не волнуйтесь, у нас хороший холодильник...
  
   Похоже, что про холодильник я зря. Дочь все же. На мое спасение со скамейки поднимается следак с дежурными извинениями, пониманиями, успокоениями и просьбой пары вопросов. Путь к отступлению открыт. Быстрыми шагами я скрываюсь в своей надежной крепости-прозектуре и сразу задвигаю засов. Совершенно необходимая вещь при наличии родственников во дворе. Поднимаюсь на второй этаж и смотрю в окно из-за шторы, тихо, по шпионски. Там следак беседует с матерью. Похоже, от нее сейчас многого не добиться. Опять стршно захотелось закурить. Сел за стол, закурил. В ординаторской никого, и я ловлю себя на мысли, что я вроде как от взгляда матери прячусь. Глупость какая. К чужой смерти я привык, она меня не трогает. Почти.
  
   Возвращается следователь, черт, надо идти все доделать побыстрее. Следак покрутился вокруг трупа. Да ему здесь и особо смотреть нечего. Ну тыкнул ему пинцетом на полнокровные вены, он что поймет. Спрашивает мое мнение про лекарство. А чего тут думать, препарат группы А и сравнительно редкий. Если брали в аптеке, то найти легко - звони в городское Аптекоуправление, в учетно-рецептурный отдел. Но это конечно, если недавно брали... Если есть описание подозреваемого и свежий рецепт, езжай и спроси провизора, потом делай очку, если провизор тебе чего похожее на твоего подозреваемого опишет. Не поленишься, посадишь гада раньше, чем мои анализы придут. Мне ли тебя учить, мое дело вот - мясо... Я отодрал кусок светло-голубой клеенки и красиво расположил матку. Разрезал, как художник, чтобы показать аборт в ходу. Сфотографировал этот натюрморт, отобрал немного биоматериала, на случай если придется устанавливать отцовство. Что еще мне пригодится? Ничего. Я кинул матку в глубину пустого распахнутого тела, а она, прыгнув мячиком, улетела куда-то под ребрами к горлу. Да какая разница, куда. Следом кинул сердце и мозг, а потом сверху завалил остальной требухой со столика. Рядом возник Серега со здоровым иглодержателем и толстой черной ниткой.
   - Все, Сереж, ушивай. А потом отмой ее хорошо. Чтоб не пятнышка! На ней будет очень красивое подвенечное платье.
  
   -- Лирическое эссе об аборте легальном, стерильном, медицинском
  
   Ну вот и случилось, Вы залетели, моя прекрасная фея. А, красавец-мужчина, биологический соавтор, папой быть совсем не рад... Похоже, решение принято окончательное и бесповоротное. Вы подумали чуть-чуть, может даже поплакали в подушку и вынесли окончательный вердикт маленькому созданьицу, беззаботно плавающему в нирване где-то там глубоко в Ваших недрах. Приговор гласит: жизнь собственного малюсенького ребенка прервать путем четвертования и без всяких философий и морализаторства. Ну и правильно! Детей надо губить, нас и так шесть с копейками миллиардов на планете. Но запомните, мой ангел, конечное решение всегда принимает женщина! Изнасилования встречаются сплошь и рядом, а вот насильные аборты... Я, честно сказать, с такими не сталкивался. Тут уж без сомнений - добровольно ноги расставляете. Поэтому подпись на приговоре всегда Ваша, тонкая и ранимая женская душа. Значит завтра это и произойдет, и анализ крови уж сдан, и моча в порядке. Пора в "Сочи на три ночи". Ну это мы на работе так скажем. Знаю, знаю, какая сложилась гадкая ситуация. Да не рассказывайте ничего, и так понятна вся безысходность, и так ясно, какое дело дрянь и что случай из ряда вон, а не как у всех. Ну не имеете Вы права из-за этой глупой ошибки самой себе, Ему и всем своим родным жизнь портить. Разве я осуждаю? Разве я Вам что-либо советую? Да нет...
  
   Просто хочу Вам напомнить, сколько баб, даже после золотых рук профессиональных абортмахеров в суперсовременных клиниках, детородную функцию навсегда теряют. Ну какой мастер даст гарантию, что отшкребет он стенку Вашей матки на нужную глубину? Ведь достаточно чуть-чуть "перебрать", в смысле копнуть глубже, чем следует, и восстановление полости пойдет по типу фиброзного рубца. Ну не растут цветы на бетоне, не селится яйцеклетка на рубцах. А если миометрий (мышечная стенка матки) оголилась с двух сторон, то возникнет синехия - сращение полости. Зато какая возможность для внематочной или околозевной беременности открывается!. Что такое внематка, Вы, надеюсь, наслышаны, хотя иллюстрации ради пару случаев опишу, а потом уж вкратце расскажу, как ведет себя плацента, присосавшись к шейке:
  
   Внематка трубная. Абортик хорошо перепахал матку у выхода трубы, зажило все, умостилось рубцовым булыжнечком, а сам выход на "мостовую" сузился. Думаете, что начавшая делиться яйцеклетка дура? Совсем нет! Ты не смотри, что ее размер, как ушко игольчатое, и весь ум будущего гения заключен пока в сотне клеток, он (она) уже хорошо знают, что им надо. А надо им срочно имплантироваться - вжиться в мягкие ткани. А раз матка напоминает пустыню после ядерной войны, то приходится довольствоваться малым - детка пробует прижиться в трубе. Это легко удается. Все тесты у такой беременной в норме, зародыш в материнскую кровь весь положенный набор гормонов выделяет. Только вот один прекрасный момент становится ему тесно, и труба рвется... Кровушка быстренько хлыщет в мамино брюхо, ситуация неотложная -как можно быстрее такая женщина должна оказаться на операционном столе. Ну а там уже дело техники - сосуд перевязывается, а маточная труба с горе-ребеночком, любителем прятаться где не надо, летят в тазик для хирургического мусора. С перепаханной маткой и одной трубой Вы еще надеетесь родить? О-оо, Вы неисправимая оптимистка. А сколько тех, кто при таких симптомах вообще о беременности не ведают и решают обойтись баралгином с тройчаткой-петерчаткой? Ну какая мелочь, внизу заболело, наверно "потечет" скоро - подкладку потолще, "Тампакс" в ридикюль, таблетку в рот и по делам. А потом их привозят к нам, молодых и красивых, "заснувших" в вагонах метро и на автобусных остановках; с книжками лирических стихов и дорогой парфюмерией в сумочках; с нотами и цветами, извлеченных из закоченевших рук; скрипками и тубами чертежей, подобранных рядом.
  
   Внетрубная внематочная беременность. Ну это когда зародыш шустрый попадается. Коли в матке, на месте назначения, послеабортный лунный пейзаж, то подобно Колумбу, отправляется наш юный герой путешествовать в неизвестное. Я вот например, хорошо помню труп одной двадцатитрехлетней проводницы, у которой зародыш имплантировался в печень, и там умудрился развиться до весьма приличных размеров, правда этим он и убил свою маму. Печенка оказалась вкусная и плацентарный хорион зародыша так глубоко в нее въелся, что "перегрыз" крупные кровеносные сосуды. Понятно, что сам ребеночек ничего не грыз, а смиренно плавал в жидкости амниотического пузыря соединяясь пуповиной с плацентой-кормилицей. Вот она и "грызла", выделяя растворяющие ферменты в ткани печени.
  
   А что будет, если зародыш как Амудсен окажется? Тот до полюса дошел, вот и наш малолетка возьмет и мужественно преодолеет все торосы послеабортной маточной Антарктиды. И ведь за труды свои найдет он себе Землю Санникова - его ждет теплая, мягкая и плодородная почва зева, что у самого нижнего полюса матки. Там он и поселится. Беременность по началу совсем нормально протекает, а вот в конце... В конце, вне зависимости от судьбы плода, основное женское богатство надо безжалостно резать под корень. Точнее под свод влагалища. Без надвлагалищной ампутации матки женщина неизбежно умрет от кровотечения, когда неправильно прикрепленная плацента разгрызет маточный зев, отслоится и пустит мамке кровь потоком. Поэтому не будем дожидаться такого финала, в виде молниеносного эндшпиля - заранее повезем женщину в операционную. После этого родить уже, конечно невозможно - куда рожать то, если рожалки нема. Спасибо, сама жива осталась (если осталась). А ведь причина проста - давным-давно забытый и казалось бы благополучно перенесенный, такой невинный аборт. Мелочь.
  
   Попутно расскажу три медицинских байки. За полную достоверность не ручаюсь, ибо этих случаев я лично не видел, хоть и слышал это из уст профессоров. Все на тему послеабортных осложнений. Первый случай произошел где-то в Российской глубинке, где зародыш присосался к большому сальнику, и женщина пошла к врачу на 23-й неделе, от того, что шевеления в брюхе замучили. А до этого момента селянка все пыталась гонять у себя глистов народными методами. А вот два следующих случая вроде где-то в мировой спецлитературе описаны, как казуистика (так или не так, мне искать лень). В Австралии один печеночно-имплантированный зародыш аж до 28 недель дожил - так там вообще смех, тетку благополучно прооперировали, изъеденную печень тампонировали, а ребеночка перевели в отделение интенсивной неонатологии и там выкормили! Потом отдали мамке родное нормальное чадо, никогда не бывшее в матке. А вот в Калифорнии что было - там зародыш у мужика в члене оказался! Вроде как вывалился зародыш во влагалище из "послеабортной" матки, а во влагалище среда кислая, для зародыша это как газовая камера. А тут вроде как половой акт происходит, причем у мужика было обострение хронического простатита. Больная простата кончить не дает, под самый финал стало мужику больно, и член упал, и простата набухла, но не симметрично, при этом некоторые пузырьки расширились да как пылесос всосали еще живого зародыша. Потом тот по мочеиспускательному каналу до той самой простаты добрался. При простатите мужик долго ссать не мог, мочу через прокол над лобком выпускали, это и дало зародышу возможность имплантироваться. Через некоторое время опять попадает мужик к урологу. Тот думал киста, а оказалась беременность. Пришлось этому мужику "аборт делать" по сумме уникально совпавших обстоятельств.
  
   Есть еще десятки куда более реальных и очень частых послеабортных осложнений. Те, что вспомнил, это так ради примеров и хохмы. Не экзамен же по гинекологии сдавать, полный обзор осложнений простого аборта тут не нужен. Нужно главное - нужно, чтобы женщина о крайне неблагоприятном повороте событий всегда помнила. Помнила, что теплая радость материнства всегда лучше холодного прозекторского стола, а многодетная, сорок-с-чем-то-летняя и одинокая матери вовсе не дуры. Они заслуживают куда большего уважения, чем бездетные "гуляхи", а поздние дети краше ранних траурных венков. Думаете, что еще один ребенок Вас лишит с таким трудом нажитого богатства или радости жизни? Думаете, что он многое от Вас отнимет? Что-то отнимет, бесспорно, но даст куда больше. Думаете, что у Вас "не тот возраст" или неподходящие жизненные условия? Денег нет или Он оказывается Вас совсем не любит? Так ведь тот, кто Вас будет любить крепко, искренне и предано уже в Вас сидит! Ну а если Вы замужем и с любовью все в порядке, просто самец-осеменитель как-то где-то со стороны подвернулся? Да ведь по большому счету наплевать - соврите, наконец! Ложь будет почти святая, а биологическое разнообразие можно считать залогом крепкой фамилии. Думаете сами мужья так и ринуться свое отцовство по ДНК определять? Ха-ха, да оно им меньше всего надо, конечно если Вы не стерва, и развода не планируется. Главное не давайте повода об этом думать. А если все куда проще, если жизнь только начата, и перспективы лучезарны... Ах, ну да - как можно в таком случае все свое будущее портить. В плане будущего Вы сравните свою жизненную цель с вполне возможным exitus letalis, неблагоприятным исходом по-максимуму, и сами поймете, что ошибаетесь.
  
   Если записать на листочке все рациональные доводы о том, почему современной женщине детей заводить не следует, а рядом в столбик, почему следует, то длина столбцов будет 100:1 не в пользу детей. Наверное так и вымирают цивилизации, построенные на рациональности. Вообще о детях надо думать до, а не после. Даже если Вы их не хотите. Поэтому (особенно при внесемейном спаривании) второе основное правило - КОНТРАЦЕПЦИЯ! Ну первое, конечно, это все же профилактика кожно-вененерических заболеваний. Хотя методы часто общие. И в страсти любовной не забывайте - когда подкорка торопится, то кора отстает. Это вроде о головном мозге, но к делу относится.
  
  
   Ну со вкусом у серьёзных людей...